Сыграй мне смерть по нотам... - Гончаренко Светлана Георгиевна

– Кто же с нею возится? – не поверила Настя. – Выглядит она совершенно неприкаянной.

– У, она умеет прикинуться подзаборным ангелочком! Врёт напропалую. Есть у кого учиться: её теперешний дружок Вагнер – ухо старой лоханки. Так его Андрей Андреевич называет.

– Не может быть, чтобы ухо! Он же совсем молодой мальчик!

– Молодость наглости не мешает. Помогает даже! Он ведь, как и наша Даша, из казанских сирот. Мать у него – одиночка, в нашем училище уборщицей работает. Вечно Ромка как неимущий за счёт каких-то пособий и фондов пробивался, а сам чуть ли не с первого класса играл на свадьбах на баяне! Педагоги на это сквозь пальцы смотрели. Что возьмёшь с бедноты! Плохое питание, штанишки с чужого плеча – естественно, деньги нужны. Он к подачкам и привык. Баян бросил, скрипку освоил, а в училище на теоретическом отделении учится. Через пень колоду! Зато играет в ночных клубах, ходит с важным видом, собирается свою студию открыть. И откроет! Однако пальтишко из фондов гуманитарной помощи до сих пор надеть не постесняется. Если, конечно, пальтишко хорошее.

– Что же у них с Дашей общего?

– Я думаю, она с ним спит – что ж ещё? Дашка не по годам сообразительный ребёнок, и довольно хорошенькая. Они теперь вместе всякие пакости затевают. Непонятно ещё, кто кем вертит, кто верховодит. Два сапога пара.

– А какие пакости?

– Разные. Начиналось по мелочам – Дашку мать отругает, а она сразу к Вагнеру мчится. Первый раз её с милицией два дня искали. Добилась своего: вытворяет, что хочет, а над ней трясутся. Боятся, как бы она снова из дому не сбежала. А теперь они с Вагнером Андрею Андреевичу хотят насолить.

– За что?

– В прошлом году Андрей Андреевич Вагнеру трояк вкатил на экзамене – проучить хотел за наглость. Вагнер начал скандалить по привычке: притесняют, мол, малоимущих, стипендии лишают. Он в клубах двадцать стипендий за неделю заработает, не напрягаясь. Но жадный – копейки не упустит. Теперь хочет Андрею Андреевичу напакостить за неполученную стипендию.

Настя пожала плечами:

– Что же особо пакостного он может учинить?

– Вы Андрея Андреевича не знаете, – сказала Анна особым, грудным и глубоким голосом. – Он человек необыкновенный. Музыкант с абсолютным слухом, с абсолютной памятью, вкусом. То, что он написал для голоса, просто гениально! Вы «Простые песни» знаете? И «Листки из альбома»? Господи, если бы ему дали своим делом заниматься, если б оставили его в покое, что бы он ещё написал!

– Это Вагнер до такой степени его донимает? – не поверила Настя.

– Почему только Вагнер? И других хватает, – с досадой затрясла Анна рыжими хвостиками. – Главное, он сам себе враг со своей добротой, со своим чувством долга. Если б хоть иногда он думал о себе!

Анна приложила руки к щекам, которые до того разгорелись, что жёлтые веснушки стали не видны. Краснела она легко и ярко, как все белокожие. Даже брови у неё порозовели.

– Сколько он для других сделал! – почти всхлипнула она. – А для себя – ни-че-го! Как он может композицией заниматься, когда надо «Ключам» гастроли пробивать, выискивать спонсоров, деньги доставать? Эти идиоты, родители деток наших, думают, что он с них деньги дерёт и кладёт себе в карман. Шушукаются за спиной, но терпят – хочется, чтоб их чада в Европе выступали. И даже не знают, сколько подарков в Москву свезено всяким чинушам! Я уж не говорю про аппетиты жюри – все берут, будто в самом деле заслужили. За границей нельзя, конечно, прямо рецензию заказать, зато можно устроить обед с икрой и блинами. Чего вся эта суета стоит ранимому, тонкому человеку, знаю я одна. Как Андрею Андреевичу тяжело! Он не пишет, а время идёт, идёт… Да плевать на Дашку, не выйдет из неё ничего! Андрей и с ней возится. На что он своё время тратит! Если б вы только знали, как он расходует себя, как сжигает…

– Я вашего руководителя только один раз видела, – заметила Настя, – но он мне показался полным сил.

– Да, у него громадный запас энергии. Но всё тратится впустую! Он несчастен, несчастен патологически. Гениальный композитор, который не находит времени для музыки – это трагедия. И то, что он так красив, тоже трагедия. Он безумно нравится женщинам, а на это тоже время уходит. Женат он очень глупо, в «Ключах» проблемы. У него не может не быть романов с девчонками. Мы все в «Ключах» с того начинаем, что влюбляемся в него. Он не железный – тоже, бывает, влюбляется.

Анна заметила на Настином лице удивление и спохватилась:

– Вы не подумайте ничего плохого! Наш ансамбль только называется детским. Это для того придумано, чтоб льготы иметь и участвовать ещё и в детских фестивалях. На них мы всегда призы берём. Детишки у нас тоже есть. Они выходят в концертах, в первом ряду стоят, родители их гастроли спонсируют. Но поём-то в основном мы, старшая группа. И Андрей что-то себе позволить может только в старшей группе. Особенно после своей женитьбы (Полинка ведь несовершеннолетняя была, замуж вышла по справке, что беременная). Больше он таких глупостей не допускает. У нас в старшей группе некоторые девчонки уже консерваторию заочно кончили.

– Неужели? – воскликнула Настя.

Поразил её не солидный возраст участниц детского хора, а прозорливость Самоварова, который разглядел за хвостиками и коротенькими юбочками явный подвох. Настя зря тогда ему не поверила!

– Конечно! Мне, например, двадцать четыре года. Я в «Ключах» уже пятнадцать лет. Я лучше всех знаю Андрея, и я его люблю. Он меня тоже любит. Давно. До сих пор.

Анна, сказав такое, снова покраснела.

– Вы, кажется, говорили, он женат? – вспомнила Настя.

– Говорила. Женат. По глупости. Он на что-то рассчитывал, а ничего из этой женитьбы по расчёту не вышло. Отца Полины с железной дороги на пенсию вытолкали. У неё никогда не будет детей. Андрей её жалеет и не разводится. Он никогда не бросает женщин. Поэтому он абсолютно, до капельки несчастен. Дома у него скучно, как в конторе, а тут ещё эта истеричка Шелегина…

Даша истеричка? – не поверила Настя.

Её казалось, что Даша редкостно умеет владеть собой.

Анна тоже удивилась:

– Почему Даша? Мать её, Ирина Александровна из филармонии! Она нашими гастролями занимается. Андрей очень её жалеет. Ещё бы: муж-паралитик, дочка-поганка, молодость уходит. Ну и что? Я всё это вижу и сама готова жалеть, только таких тёток вокруг пруд пруди! Всех жалко, но именно эта вцепилась в Андрея мёртвой хваткой. Он возится и с нею, и с её кошмарной дочкой. Ах, она одинока, ах, муж идиот! Он тратит на неё бездну времени. Он даже спит с ней из жалости – он, с которым любая, самая лучшая, ни минуты не раздумывая…

Анна так и не смогла договорить, что сделала бы для Андрея Андреевича эта самая лучшая – преданная, безмерно любящая. Рыжеволосая. Она бы, наверное, весь мир перевернула! Только потом когда-нибудь. Сейчас она рыдала, изо всех сил сдерживая свой певческий голос, который прорывался-таки иногда виолончельными глубинами.

Анна захлёбывалась слезами и поминутно сморкалась в мятый носовой платок. Настя поняла, что не от природы у неё веки розовые – она действительно сегодня уже плакала. Плакала о своём и Андрея Андреевича несчастье. И о счастье, которое невозможно. Расплакавшись, она стала совсем безобразна, но ещё более влажно, явственно и пестро живописна. Настя за это ей простила бы всё! Она смотрела на Анну с восхищением и сочувствием, а Анна в ответ криво улыбалась, глотая слёзы.

Наконец Анна взяла себя в руки. Она вытёрла лицо платком, который сбился в мокрый насквозь комочек, и облизала расплывшиеся, в горячих трещинках губы:

– Вот дура! Нашло что-то сегодня. Как я петь буду? И это перед гастролями в Голландии!.. Я не плакса, просто я гриппом недавно переболела и не вполне ещё… Скоро буду в форме! Может, и портрет лучше тогда начать? Я такой урод сейчас.

– Совсем не урод. Лучше не бывает!

– Первый раз такое про себя слышу. Но художнику надо доверять. Может, я просто краситься не умею?

– Не надо краситься! – испугалась Настя. – Нюансы все пропадут! И плакать не стоит. Я поговорю с Дашей, чтобы она занималась серьёзнее. Ведь это Андрей Андреевич просил вас позаботиться?