Фам фаталь - Демьянова Валентина

Глава 19

После разговора с бывшим воспитанником Галлеров на душе стало так муторно, что захотелось забиться в угол и никого не видеть. Можно, конечно, вернуться в гостиницу, но меня там наверняка поджидал Максим со своим навязчивым вниманием. От одной мысли о нем во мне начало закипать глухое раздражение, а во рту стало горько.

В результате я сначала бесцельно колесила по окраинам городка, потом выбралась на шоссе, идущее вдоль берега озера, и погнала по нему. Погода, с утра такая солнечная, незаметно испортилась. Небо затянули тучи, с озера подул холодный ветер и принес с собой мелкий и оттого особенно противный дождь. Я отъехала довольно далеко от города и уже собиралась повернуть назад, как вдруг наткнулась на очень милую поляну. Окруженная со всех сторон деревьями, она полого спускалась к самой воде и даже в такую ненастную погоду выглядела уютно. Загнав джип под раскидистый дуб, я накинула на плечи куртку и вышла из машины. Сначала бесцельно бродила по берегу, потом вернулась назад и устроилась на бревне, услужливо положенном кем-то на два чурбачка. Я смотрела на свинцовую поверхность озера, по которому ветер гнал мелкие волны, и думала: «Вот, значит, как все обернулось. Знаменитая коллекция никуда не исчезала. Ее после ареста художника прибрал к рукам его хороший знакомый Леонид Кайсаров. Человека он спасать не стал. Человека ему было не жаль, а вот его картины, как эстет и истинный ценитель прекрасного, пожалел. Их он спас. В то время как по всем документам работы опального Галлера числилась уничтоженными, на самом деле они спокойно хранилась в запасниках музея. Так и долежала коллекция до самой войны, а вот потом... Даже понимая всю ценность картин, Кайсаров не мог эвакуировать их в Москву вместе с другими экспонатами, для него это было сопряжено с огромным риском. Даже ради их сохранности не мог он так подставиться, значит, на момент оккупации работы Галлера оставались в местном музее. Несомненно, «красный» директор должен был позаботиться об их безопасности... И что же он мог предпринять в той критической ситуации?

Мог спрятать вместе с остальными коллекциями в подвале собора. Собор был взорван немцами при отступлении, все погибло, а значит, погибли и картины Галлера. А тогда «Обнаженная с маской» откуда взялась? Конечно, оптимальным вариантом была бы беседа с тем мужичком, что продал мне картину. Уж ему-то доподлинно известно, из какого небытия она появилась. К сожалению, мужик как в воду канул, и где его искать, неизвестно.

Хорошо, рассмотрим другой вариант. Не все погибло. А вернее, вообще ничего не погибло. Кайсаров, опасаясь за судьбу картин в период оккупации, мог перезахоронить их. Отдельно от остальных экспонатов. Здесь же, в монастыре. Думаю, в нем имеется предостаточно укромных мест. Но тут возникает другой вопрос... Проделал он все это в одиночестве или у него был помощник? Если исходить из того, что времени было в обрез, а картин много, без помощника ему не обойтись. Значит, еще один человек должен был быть обязательно. Весь вопрос в том, кто именно? Преданная сотрудница, вроде Евдокии Васильевны? Мог он доверить свою тайну постороннему человеку? Сомнительно! Чужой, он и есть чужой! Всегда может проболтаться. А так как Кайсаров не подозревал о своей близкой кончине и собирался еще пожить, то отдавать собственное благополучие в посторонние руки вряд ли решился бы. А любимую жену, умницу и красавицу, привлечь к этому делу он мог? Думается, что тоже нет. Уж очень люто она ненавидела Галлера и вряд ли согласилась бы принимать участие в спасении его картин.

Стоп! А с чего это я взяла, что Кайсаров вообще перепрятывал картины накануне сдачи города немцам? Наследие Галлера представляло серьезную опасность для Кайсарова. Узнай кто из сотрудников о том, что полотна опального художника хранятся в музее, да сообщи об этом в Москву, не сносить тогда головы «красному» директору! И старые заслуги не помогли бы! Значит, не мог он их открыто держать! Значит, сразу по прибытии картинам был подготовлен укромный уголок, где они и лежали до самой войны! Значит, обращаться в первую очередь следует к Лиле! При всей ее неприязни к Галлеру она не могла не знать, что в руки ее супруга попали картины Галлера. И если даже она не одобряла поступок мужа, местоположение тайника знать должна обязательно».

Я стояла перед калиткой «усадьбы» Кайсаровых, методично, с небольшими интервалами жала на кнопку звонка и ждала, когда же появится хозяйка. Как и в прошлый раз, Лиля на звонок откликаться не спешила, но и я уходить не торопилась. Во-первых, помнила свой предыдущий визит, а во-вторых, и это главное, сгорала от любопытства. Тайна спрятанной коллекции не давала мне покоя, и потому заставить себя повернуться и уйти ни с чем я не могла никаким усилием воли.

Наконец тихо звякнула щеколда, и слабый голос спросил из-за забора:

– Кто?

– Это Анна! Из Москвы! Откройте, пожалуйста.

От радости, что хозяйка оказалась дома и даже соизволила отозваться, я закричала чересчур громко, чем, похоже, и напугала старуху. По ту сторону забора наступила тишина, а калитка так и осталась плотно закрытой.

Я перевела дух и уже тоном пониже и без лишних эмоций окликнула Лилю еще раз:

– Лиля Дмитриевна! Это я, Анна. Вы меня не узнали?

После недолгой паузы калитка слегка приоткрылась, и к образовавшейся щели припала внучка владелицы дома.

Не говоря ни слова, она настороженно смотрела на меня из-под своего темного, надвинутого по самые брови платка.

– Здравствуйте! А Лилию Дмитриевну можно видеть?

– Бабушки нет, – еле слышно прошелестела Римма.

Такого я не ожидала, лицо у меня непроизвольно вытянулось. Однако в следующую минуту решительно подавила в зародыше охватившее меня огорчение и попыталась извлечь из ситуации хоть какую-то пользу:

– Как жаль! А когда вернется?

Я надеялась, что Лиля отлучилась ненадолго и внучка пригласит меня подождать ее прихода или, в крайнем случае, хотя бы ориентировочно сообщит время ее возвращения. Однако в ответ на мой вопрос молодая женщина страдальчески скривилась, а я вдруг заметила, что ее глаза красны от слез.

– Случилось что? – спросила я, а сердце в груди неизвестно почему вдруг тревожно екнуло.

После секундного колебания Римма отступила назад и торопливо пригласила:

– Войдите.

Когда я оказалась в саду, а калитка за моей спиной снова захлопнулась, Лилина внучка с тихим всхлипом сообщила:

– Бабушка исчезла.

От растерянности я не могла сообразить, как вести себя, и оттого глупо спросила:

– Как это?

Римма ничего не ответила, только покосилась на меня и нервно передернула плечами. Я тоже замолчала, осмысливая услышанное. Но долго молчать было выше моих сил, и я попыталась внести ясность в наш странный диалог:

– Хотите сказать, что она неожиданно уехала? Никого не предупредив?

Римма раздраженно мотнула головой и упрямо повторила:

– Она исчезла.

– Когда?!

– Вчера поздно вечером... или ночью. Точно не знаю. Меня здесь не было.

– И тем не менее вы твердо уверены, что Лиля исчезла. Почему? – теряя остатки терпения, допытывалась я.

– Потому что вчера днем мы с ней виделись. Она заходила ко мне около пяти часов и ни словом не обмолвилась об отъезде. Да и куда бы она поехала? У нее никого нет за пределами этого города! И потом, мы же договорились, что я приду сегодня и помогу убрать дом. Ну вот, я пришла, а бабушки нет.

– Может, она просто отлучилась? В магазин пошла или к соседке забежала.

– И оставила дом с открытыми настежь дверями? – презрительно фыркнула молодая женщина. – Да никогда! Вы бабушку не знаете! Она очень осторожный человек! Не уйдет из дома до тех пор, пока запоры на всех окнах и дверях по три раза не проверит. А потом... В столовой стоит стакан молока и тарелка с творогом. Это Лилин ужин, и он не тронут.

– Может, завтрак? Ну собралась позавтракать и не успела...