Я их всех убил - Дениссон Флориан

Он воздержался от благодарностей Капитану за кофе, поскольку намеревался, даже если разговор окажется вполне любезным, сохранить легкое превосходство над собеседником. Максим и Эмма представляли закон, и не следовало упускать это из виду.

– У нас содержится некий Кристоф Корню, и из его досье следует, что он некоторое время пребывал в психиатрической клинике, директором которой вы тогда были, – начал он, нарушая молчание, уютно воцарившееся в кают-компании под плеск волн о корпус судна.

При упоминании этого имени Луи Беккер отпил еще глоток дымящейся жидкости. Бессознательное желание потянуть время, чтобы подготовить ответ.

– Больница «Сен-Жан» – одно из моих детищ, – не спеша ответил он.

Максим отметил слово. «Детище». Так мог сказать художник об одном из своих произведений.

– Я создал этот лечебный центр в начале двухтысячных годов; там применялись весьма передовые, даже на сегодняшний день, протоколы.

– А Кристоф Корню? – вернул его к главной теме жандарм.

– Я очень хорошо его помню, – сказал тот, почесывая густую бороду, в которой проглядывали серебряные нити. – Он провел несколько лет в том отделении, которое было предназначено для помещенных в клинику по решению суда, – кстати, это отделение закрыто, – и наши врачи, и я сам провели замечательную работу с этим пациентом. Но раз вы здесь, я полагаю, что наметились пределы примененной к нему терапии или же она себя исчерпала.

– Как вы думаете, почему он оказался у нас?

Новый глоток кофе.

– Он поступил в «Сен-Жан», чтобы отбыть там срок заключения, на который был осужден вследствие печальных обстоятельств. Его параноидальный бред спровоцировал нападение с холодным оружием на прохожих. Я не могу утверждать, что он совершенно излечился к моменту выписки, но могу вас заверить, что при сочетании соответствующего медикаментозного лечения и постоянного наблюдения он не должен был представлять никакой опасности. Мне было бы очень неприятно сегодня узнать, что он снова кого-то ранил.

– Именно это нам и хотелось бы выяснить.

Доктор Беккер нахмурился:

– Боюсь, я не совсем вас понял.

Максим повернулся к Эмме, ища ее одобрения. Та молча прикрыла веки.

– Он по собственной воле явился в жандармерию и обвинил себя в убийстве четырех человек. Мы активно их разыскиваем.

Как правило, детали расследования никогда не раскрываются допрашиваемому, что обеспечивает представителю властей игру на опережение. Но в данном конкретном случае и ввиду странности этого дела Максим решил, что имеет смысл посвятить психиатра в подробности.

Когда их хозяин понял, что факты крайне серьезны, на лице его отразилась искренняя печаль, а с губ сорвалось еле слышное ругательство.

– Проблема, доктор, – продолжил жандарм, – заключается в том, что мы почти ничего о нем не знаем, а часики тикают. Мы еще надеемся, что предполагаемые жертвы живы и нам удастся отыскать этих людей, но сведений, на которые мы можем опереться, пока совсем немного.

Беккер поглубже уселся на обитую искусственной кожей банкетку и спросил:

– Он все еще задержан?

– Да, – хмуро подтвердил Максим. – И законный срок задержания подходит к концу, через несколько часов его выпустят.

– Расскажите мне немного о нем. Как он? Как себя ведет?

– Почти ничего не говорит. Только твердит без конца одну и ту же фразу: «Я их всех убил». И больше ничего.

Беккер нахмурился и вроде бы не принял заявление бывшего пациента за чистую монету.

– Странно, вы недавно сказали: «Капитан вы», сделав ударение на первом слове. Вы наверняка опасались, что я не позволю вам подняться на борт, но использовали прозвище, которое мне когда-то дали. Если оно вам знакомо, значит Кристоф был не так уже неразговорчив.

Максим понял, что имеет дело с равным противником. Как в шахматной партии, доктор двинул фигуру и начал игру; но это была ловушка, и жандарму предстояло определить, насколько продуманная.

Он помолчал. Вмешалась Эмма:

– А с чего вы взяли, что мы боялись вашего отказа?

– Дорогая мадам…

– Аджюдан Леруа, – перебила его она.

– Госпожа аджюдан, – продолжил он.

– Просто аджюдан или аджюдан Леруа, – снова прервала его она.

– Аджюдан Леруа, – поправился доктор, не выказывая ни малейшего смущения, – я гражданин Швейцарии, и мой адрес также значится в этой прекрасной стране. Я предполагаю, что ваш коллега, присутствующий здесь, хорошо проделал свою работу и узнал, прежде чем явиться сюда, что яхта, на борту которой мы находимся, пришвартована у другого берега Роны, с французской стороны. Все это из-за ремонтных работ, кстати затянувшихся, в моем обычном порту приписки. Он также знает, что на ведение расследования в Швейцарии требуется разрешение судьи и местных властей; но тот факт, что я сейчас во Франции, предоставляет ему некоторую свободу. Технически он совершает ошибку, и я принимаю вас здесь исключительно по моей доброй воле.

Эмма испепелила Максима взглядом. Больше всего она не выносила, когда Максим тихушничал и не раскрывал карты. Хорошо ж она теперь выглядит!

– Будет достаточно, если вы расскажете нам все, что вам известно о Кристофе Корню, – посуровевшим голосом сказала она. – Полагаю, вам знакомо выражение «воспрепятствование отправлению правосудия»?

Он поднял руки в знак капитуляции:

– Без паники, аджюдан Леруа: если вы здесь, то потому, что я расположен вам помочь. Но, к несчастью, я не в состоянии сказать вам что-то большее о Кристофе. Если вы утверждаете, что он твердит эту фразу, значит у него явный приступ безумия. Он правда ничего больше не сказал? Даже не назвал себя?

Максим прищурился:

– Нет. Эта фраза повторялась раз за разом, и единственной дополнительной деталью, которую он произнес, было ваше прозвище.

– При каких обстоятельствах он его назвал?

– Полагаю, в припадке.

– На ваш взгляд, это был приступ паранойи?

– Можно и так назвать, – кивнул жандарм.

– Каким образом вы установили его личность?

– Вообще-то, вопросы здесь задаем мы, господин Беккер, – раздраженно прервала его Эмма.

– Доктор Беккер.

В кабине повисло тягостное молчание. Заморосил легкий дождик, покрыв мелкими капельками многочисленные окна, шедшие по всем сторонам помещения.

Максим чувствовал, как его коллега все сильнее напрягалась при каждом ответе психиатра, и решил снова взять разговор в свои руки:

– В каком году ваш пациент вышел из клиники «Сен-Жан»?

Тот сделал вид, что задумался, возведя глаза к потолку и медленно почесывая бороду. Лгать он не умел.

– Мм… пять лет назад, кажется.

– А вы его видели после того, как он вышел?

– Лично я – нет. Мой брак был уже на последнем издыхании, и я ушел с поста директора этого заведения вскоре после того, как истек срок заключения этого пациента. Однако Кристоф был обязан оставаться под наблюдением и ежегодно проходить психиатрическое обследование.

Максим, сидевший на банкетке, выпрямился и подхватил:

– А кто должен был оценивать его состояние, вы?

– Ха-ха, нет! – засмеялся тот. – Полагаю, судья назначил эксперта-психиатра или что-то в этом роде. Советую вам отправиться в «Сен-Жан», они сумеют лучше, чем я, ответить на интересующие вас вопросы. Хотите, дам их координаты и предупрежу о вашем визите, если вам это поможет?

Жандарм покачал головой, опустил глаза на экран своего мобильника и встал.

Эмма, слегка удивившись, последовала его примеру.

– Спасибо, но не стоит, – сказал Максим.

Доктор Беккер тоже поднялся.

– Хорошо. Позвольте в таком случае вас проводить.

Он пошел впереди гостей и поднялся по ступенькам, ведущим на мостик. Хлесткий порыв ветра взлохматил его волосы и заставил прикрыть глаза. Затем он посторонился, пропуская их к сходням, связывающим яхту с берегом.

Когда они уже были на полдороге к машине Максима, доктор Беккер их окликнул:

– Надеюсь, вы найдете этих людей… и живыми!

Его голос затерялся в рокоте реки.