Марию мы нашли крепко связанной и закатанной в ковер. Рот ей заткнули платком, но все-таки позаботились уложить поудобнее. Пожалуй, Персели, несмотря ни на что, по-своему любили Марию. Как только мы избавили ее от пут, девушка расплакалась. У меня внутри все переворачивалось от жалости, но не мог же я забыть, что она выставила меня из дому, а кроме того, меня мучил стыд — и как я смел так плохо думать о любимой женщине? В первые минуты оба мы держались довольно скованно, хотя Мария и поблагодарила меня за то, что я для нее сделал. А потом, успокоив ее насчет Хуана, я попросил Алонсо проводить девушку на Ла Пальма. Он хотел предоставить это мне самому, но я отказался, довольно туманно объяснив, что у меня тут есть еще кое-какие дела. Алонсо удивленно вскинул брови, но промолчал. Кроме того, я попросил друга подольше посидеть с Марией и обещал, что в одиннадцать вечера, как уговорились, непременно приду в «Кристину». И только после того, как они ушли и сам я добрался до Сьерпес, мне вдруг пришло в голову, что следовало проверить, по-прежнему ли пледы на месте или их уже отправили.
Мне нужно было как можно скорее связаться с комиссаром Фернандесом, но я чувствовал непреодолимую потребность отдохнуть хоть несколько минут, встряхнуться и еще раз все обдумать, поэтому решил заскочить в гостиницу. Как обычно, на всех улицах по соседству с теми, где пролегал путь основных процессий, бурлила густая толпа. У Ла Пласа я встретил праздничный кортеж братства «Канделариа» [84] и в душе помолился Деве Сан Николо, прося простить, что невольно до срока отправил ей две грешных души, которым, вне всяких сомнений, предстоит довольно долго мучиться в чистилище…
Добравшись до «Сесил-Ориента», я сразу позвонил комиссару Фернандесу и сообщил, что у меня есть для него кое-что новенькое и очень серьезное. Полицейский предложил мне немедленно приехать в участок, но я сослался на усталость и желание хоть немного расслабиться.
— В таком случае, сидите у себя в номере, amigo, я пошлю к вам Лусеро… Кстати, он тоже хочет кое-что вам сообщить…
Инспектор вошел в ванную, когда я умывался холодной водой.
— Простите, что не стал стучать в дверь, сеньор, но, по-моему, не стоило привлекать внимание соседей.
Он, улыбаясь, сел в кресло.
— Ну, сеньор Моралес, какие еще подвиги вы совершили сегодня?
— Боюсь, причинил вам новые осложнения, сеньор Лусеро…
— Правда?
Я рассказал, как ко мне явился Хуан, как сначала я воспринял его сообщение скептически, а потом засомневался в собственной правоте, наконец — о трагической встрече с Перселями и ее мрачном финале. По мере того как я рассказывал, выражение лица инспектора менялось: улыбка сменилась озабоченностью, а потом и тревогой. Едва я умолк, он встал.
— Паршивая история! Придется немедленно бежать к комиссару. Честно говоря, даже не представляю, каким образом замять это дело…
Я описал «мизансцену», устроенную нами с Алонсо. Физиономия Лусеро сразу просияла.
— Ну и лихие же вы ребята! По всему видать, вы обо всем успеваете подумать! Ограбление? Вот и отлично. Тут нам даже газетчики не помеха — пусть себе пишут красивые слова об отвратительном безбожии некоторых злоумышленников, не гнушающихся убивать ближних, пользуясь суматохой Святой недели! Вы сняли с моей души чертовски тяжелый камень… А теперь моя очередь: могу сообщить вам, что наркотики вот-вот отправят по назначению, сеньор… Один из грузовиков Перселей направляется в Уэльву.
На сей раз уже я забеспокоился.
— И давно он выехал?
— Незадолго до того, как вы пришли к Перселям. Еще немного — и вы бы столкнулись нос к носу…
— Но, в таком случае, грузовик уже подъезжает к Уэльве?
— Нет. Его путь прослеживают от деревни к деревне. Водитель пока остановился в Санлукар-ла-Майор… По-моему, он не двинется с места до темноты. Вам не о чем беспокоиться — портовая полиция получила предупреждение и уже ждет… Мы не станем действовать, пока наркотики не перенесут на корабль, — надо же выяснить, на какой именно… Вот тогда-то и начнется охота. Я думаю, дело в шляпе, сеньор Моралес…
— Да, но как же Лажолет?
— Ну, это ваша личная проблема, хотя меня нисколько не удивило бы, пожелай он лично руководить операцией.
— Будем надеяться. А вы сами поедете?
— Да, через час. Прихватить вас с собой?
— Нет. Как-никак, а уж такую свинью подложить друзьям я не могу.
— Друзьям?
Лусеро явно не без умысла подчеркнул множественное число.
— Ну да, Алонсо Муакилу, моему коллеге из ФБР (о нем я уже говорил вам), и Чарли Арбетноту из Скотленд-Ярда, который расследует то же дело. Мы решили действовать сообща.
— В таком случае у нас получится на редкость многонациональная команда!
— В одиннадцать вечера я встречаюсь с обоими в «Кристине». Оттуда мы и рванем в Уэльву.
— Стало быть, увидимся на месте, сеньор.
Лусеро начал было с изысканной вежливостью откланиваться, но я удержал его.
— Сеньор Лусеро, я должен повиниться перед вами за одну серьезную ошибку…
— Вы меня удивляете, сеньор…
— Увы… Даже в нашем ремесле, невзирая на все предупреждения и жизненный опыт, случается делать слишком поспешные выводы и попадаться в ловушку…
— И что вы имеете в виду?
— То, что больше не считаю Хуана Альгина виновным в убийстве Эстебана, хотя орудием преступления и стал его нож.
— Вы нашли доказательства невиновности Альгина?
— Нет, но, как вы уже знаете, я разговаривал с парнем, а кроме того, похищение его сестры…
Инспектор не дал мне договорить.
— Страсть — тоже недурная ловушка для полицейских, сеньор, — очень холодно и сухо заметил он, — а принимать желаемое за действительное — не меньшее заблуждение, чем торопливость. Я полагаю, что, коли парень связан с нашей бандой, вряд ли он занимает там сколько-нибудь важное место, а потому, раз главарь счел нужным похитить его сестру, у Хуана никто не стал спрашивать разрешения. До скорой встречи, сеньор, и, пока вы не появитесь, мы не станем предпринимать никаких действий.
Я не без труда пробился на проспект Антонио Примо де Ривера, где перед входом в собор остановилась процессия братства «Санта Крус». Почетный кортеж насаренос в черном отделял платформы от зрителей. Некоторые из самых молодых сняли капюшоны и пили прохладную воду или слушали наставления родителей.
Сворачивая на площадь Кальво Сотело, я почувствовал, что меня тянут за рукав. Это был Хуан.
— Я только что видел сестру, дон Хосе, — быстро начал парень. — Она мне все рассказала… И я хочу поблагодарить вас… Но Мария так и не призналась мне, кто ее похитил…
— Персели.
— Ну, я с ними разберусь! — свирепо пообещал Хуан.
Только этого не хватало! Я не потерплю, чтобы юный дуралей все испортил! Не говоря уж о том, что, коли его застукают в доме Перселей, парень вряд ли сумеет объяснить, кто из двух покойников пригласил его в дом и зачем…
— Нет, Хуан, ты будешь сидеть тихо и спокойно…
— Но, послушайте, дон Хосе, не могу же я допустить…
— А в чем, собственно, дело? Твоя сестра жива и здорова, верно? Вот и отлично. Что до Перселей, то пусть они больше тебя не волнуют.
— Но они должны заплатить за эту гнусность!
— А кто тебе сказал, что они не заплатили? И дорого… очень дорого…
Парень уставился на меня, словно пытаясь понять, на что я намекаю, и вдруг его лицо осветила счастливая улыбка.
— Спасибо, дон Хосе…
Я пошел своей дорогой, но Хуан все не отставал. Наверняка хотел сказать что-то еще.
— Дон Хосе… Вы по-прежнему думаете, будто того типа, Эстебана, убил я? — наконец решился он.
Несмотря на предупреждения Лусеро, я, не задумываясь ни на секунду, ответил:
— Нет.
— Тогда позвольте действовать вместе с вами, дон Хосе! Мне не терпится показать им, на что я способен! И это единственный способ доказать на деле, что вы больше не сомневаетесь во мне…
