Алчность - Берг Анита

— Да, Гатри, — ответил Джейми, почувствовав, как замерло его сердце: он был уверен, что такое обращение подразумевает степень интимности, которой он хотел бы избежать. Он заранее решил, что, если ему предложат вступить в сексуальную связь, он твердо откажется, но Гатри был настолько велик и силен, что мальчик усомнился, выйдет ли у него такой отпор.

— Ну как твоя подготовительная школа?

Джейми пожал плечами.

— Отвратительно, правда? — понимающе произнес Гатри. — Ну, ничего, теперь все пойдет намного лучше.

Всех, кто стар и кто молод, кто ныне живут,

В темноту одного за другим уведут.

Жизнь дана не навек. Как до нас уходили,

Мы уйдем — и за нами придут и уйдут.

Гатри продекламировал это, насыпая в чай сахар и размешивая его.

— Очень к месту, хотя поэт наверняка имел в виду нечто другое. Это старик Хайям, ты слышал о «Рубай»? Нет? Напрасно. Он изрек много чего мудрого. Но тебе повезло — Гатри все тебе объяснит. Мальчик мой, ты должен понять, что смысл подготовительной школы состоит в том, чтобы научить справляться буквально с любой жизненной ситуацией. Без сомнения, тебе пришлось научиться терпеть избиения и при этом не показывать и виду, что тебе больно. Я прав? Работники школы и старшие ученики приставали к тебе с непристойными предложениями, а ты не должен был никому об этом говорить. Ты был одинок среди толпы, и никто не знал, что ты при этом чувствуешь. Ты научился ценить дружбу, но скоро узнал, что, когда вмешивается власть, неразумно доверять таким друзьям — они обязательно предадут тебя. Теперь ты умеешь сосредотачиваться на зубрежке, есть отвратительную пищу и не блевать при этом. Могу поспорить, тебя приучили никогда не опаздывать, и ты научился курить. Вот видишь? Я прав во всем. Эта школа принесла тебе огромную пользу: если разразится новая война, ты переживешь и ее, и даже плен. — Гатри загоготал. — Дорогой мой Грантли, тебя подготовили к жизни — по крайней мере, такова моя теория.

Джейми быстро понял: ему чрезвычайно повезло в том, что он стал подопечным Гатри. На его друзей кричали, их избивали и оскорбляли, но его самого — никогда. Гатри весьма по-дружески к нему относился, ухаживал за ним, когда он подхватывал простуду, и никогда не прикасался к нему «грязно». Эвримен получал удовольствие, просвещая Джейми в отношении искусства, музыки, литературы. Подросток просто обожал его, и когда Гатри уехал в Оксфорд, Джейми закрылся в туалете и долго плакал, ощущая, что отныне школа никогда не будет прежней.

4

Англия, 1965

Лето, в которое Джейми исполнилось шестнадцать, оказалось во всех смыслах очень важным. Он вернулся домой на долгие летние каникулы, весьма довольный собой — экзамены он сдал очень даже неплохо. Он сам не ожидал, что его отметки будут столь хороши — свои умственные, способности он расценивал не слишком высоко. Но юноша понял, что, сконцентрировавшись на учебе, всегда можно добиться приемлемого результата. Джейми знал, что отец, который сам учился не слишком хорошо, будет доволен его оценками.

На столике в прихожей его дожидалось какое-то письмо. Он мгновенно узнал почерк большие, уверенные петли, выписанные черными чернилами на толстом белом конверте. Не открывая письма, Джейми взбежал по главной лестнице в свою комнату. Письмо содержало приглашение матери присоединиться к ней и компании ее друзей на вилле, которую она на лето снимала в Римини. Письмо запоздало. Джейми очень хотел бы поехать: в последние годы он совсем не видел мать. Он решил, что уже достаточно взрослый, чтобы более-менее на равных держаться с ее утонченными друзьями. Кроме того, он вступал в возраст, когда юношу прельщает мысль о вечеринках вроде тех, какие всегда организовывала его мать.

Однако Джейми решил не ехать: он хорошо помнил последний приезд Поппи, когда она после шестилетнего отсутствия внезапно, появилась в школе и опозорила его перед друзьями. Как обычно, она выглядела просто чудесно — это была именно та мать, которой гордился бы любой мальчик. Первое время она была просто очаровательна и околдовала его однокашников настолько, что они дружно принялись не обращать внимания на ее спутника. Длинноволосый молодой человек, всегда державшийся рядом с ней, был так молод, что вполне сошел бы за ее сына — уже это очень не понравилось Джейми, более того — на парне был смешной, словно присыпанный пудрой голубой бархатный костюм. А когда Джейми заметил на мизинце молодого человека невероятных размеров золотой перстень со сверкающим бриллиантом, ему даже захотелось умереть.

Впрочем, увидев, как его друзья, притянутые непреодолимой силой очарования Поппи, смеются и шутят с ней, он начал постепенно успокаиваться. Возможно, наличие у матери спутника было не столь уж важно, возможно, его одноклассники завидовали тому, что у него такая «продвинутая» мать. Пожалуй, Поппи разговаривала слишком громко и смеялась слишком часто, и Джейми пришло в голову, что она может быть пьяной. Ну, так и что? Юноша присоединился ко всеобщей беседе.

Когда его друзья внезапно замолчали, он обернулся, чтобы посмотреть, в чем дело. В дверях стоял его отец, высокий и исполненный достоинства, и Джейми пожалел, что тот, как обычно, прибыл точно вовремя.

— Джеймс, Поппи, доброе утро.

— Доброе утро, отец.

— Дорогой мой Гарри! Ты выглядишь просто чудесно! Уэйн, любовь моя, ты не находишь, что мой бывший муж — это нечто? — Поппи просунула руку под локоть своему спутнику. — Это Уэйн Деверо, а это мой бывший благоверный, лорд Грантли. Уэйн — мой новый парикмахер, так ведь, дорогой?

Джейми расслышал подавленный смех и заметил какую-то суматоху среди его друзей.

— Мистер Деверо, — вежливо протянул руку Гарри Грантли.

— Милорд! — глупо засмеялся Уэйн.

— Как у тебя дела, Гарри?

Неизвестно почему тело Джейми напряглось — наверное, он почувствовал, что этот невинный вопрос таит в себе какую-то угрозу.

— Просто прекрасно, спасибо, что поинтересовалась, Поппи.

— А как твоя шлюшка? Все еще похожа на корову? — пронзительно рассмеялась Поппи.

— Хочешь посмотреть, что я тебе привез, Джеймс? — как ни в чем не бывало, спросил отец.

— С удовольствием, сэр, — ответил Джейми, повернулся к матери спиной, и они вместе с отцом удалились.

Юноша посмотрел на письмо и подумал, что, учитывая тот случай, ему следовало навсегда вычеркнуть мать из памяти. А теперь это приглашение, почему оно пришло? Быть может, это извинение? Джейми не знал, стоит ли на него отвечать. Он решил, что спросит совета у отца.

Джейми провел пальцем по черным буквам имени его матери и моментально почувствовал, как его охватывает грусть. На поверхность памяти поднялись основательно подзабытые, но стойкие воспоминания — воспоминания о матери, о ее запахе… Юноша поднес лист к носу и вдохнул аромат духов, которыми было пропитано письмо. Именно этот аромат так нравился ему, когда он ребенком лежал в постели и мать приходила, чтобы поцеловать его на ночь, — такая красивая, нарядно одетая и поблескивающая украшениями. Джейми знал высказывание Уинстона Черчилля о том, что мать для него была яркой вечерней звездой — он любил ее, но лишь издалека. То же самое ощущал в детстве и Джейми.

— Войдите, — ответил юноша на стук в дверь, засовывая письмо обратно в конверт.

— Мистер Джеймс, я хотел узнать, подать ли вам ужин в маленькую столовую? — спросил дворецкий. — Ночи стали холодными, и в большой столовой прохладно.

— А что, мой отец сегодня не ужинает?

— Нет, сэр. Его светлость еще вчера улетели в Соединенные Штаты, — ответил Фентон — недостаточно быстро, чтобы скрыть свое удивление по поводу того, что Джейми об этом не знает.

— Ну, конечно же, что это я? — Джейми хлопнул ладонью по лбу. — Я и забыл, что он собирался туда. — Он солгал, чтобы скрыть обиду: отцу даже в голову не пришло сообщить сыну о своих намерениях. — Думаю, только ради меня не стоит все это устраивать. Быть может, повар сделает мне несколько сэндвичей и оставит суп в термосе? Я ухожу, поужинаю позже.