Матросская тишина - Лазутин Иван Георгиевич

Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 103

— Твердо!

— А как на это смотрит мама?

— Мама на это смотрит правильно.

— Что значит правильно? А она не боится, что и с тобой может случиться то же самое, что случилось с твоим отцом?

— Вначале мой выбор ее пугал, а потом один умный человек, в прошлом артиллерист, с пятью рядами колодок военных наград, а короче, ее родной дядя, убедил маму, что в судьбе человека, как на войне, есть свои приметы.

— Что это за приметы?

— Старый артиллерист сказал маме, что на войне в одну и ту же воронку дважды снаряд не попадает.

— Не вижу связи. — Эльвира пока еще не догадывалась, что хочет сказать Валерий.

— Даже по закону подлости судьбе не дано распорядиться, чтобы трагедия отца повторилась точно такой же трагедией сына.

— И как мама — поверила?

— Поверила.

— И успокоилась?

— А что ей делать? Характер мой она знает. Смирилась. Правда, иногда вздыхает, когда я слушаю запись песни «Огромное небо». Но разве мало песен, над которыми не только вздыхают, но и плачут. Я вот, например, в раннем детстве сколько раз смотрел по телевидению фильм «Мальчиш-Кибальчиш» — столько раз и плакал, когда Мальчиш погибал. — Разравнивая веником речной песок, Валерий замолк. Потом, чтобы перевести разговор на другое, спросил: — А ты?.. Ты твердо решила быть филологом?

— У нас в семье это тоже традиция. Дед — профессор филолог. Мама — доцент лингвист. Ну и мне они уготовили «сей тяжкий жребий». Даже обещают помочь. Ведь сейчас без поддержки в МГУ не попадешь. Конкурс астрономический! А идут туда все, кто считает себя кандидатом в гении.

— А ты?.. Ты считаешь себя кандидатом в гении? — По лицу Валерия скользнула усмешка.

— К счастью, нет. Я просто послушная дочь своих заботливых родителей. И не жалею об этом.

Когда с могилы и надгробия была убрана прелая листва и Валерий окомелком старательно промел землю вокруг цоколя гранитного надгробия, Эльвира принялась посыпать желтым песком очищенную от мусора землю.

— Ты никогда этим не занималась? — спросил Валерий, словно боясь, что его кто-то может подслушать. Он даже огляделся по сторонам.

— Нет… В Москве в нашей семье пока еще никто не умирал. А на кладбищах, кроме Новодевичьего, я нигде не была.

— Невеселое это дело — ходить на кладбище. Но рано или поздно всем на него ходить придется.

— А ты видел на Новодевичьем кладбище памятники Зое и Александру Космодемьянским? — оживилась Эльвира.

— К сожалению, не видел.

— О!.. Так впечатляет!.. Траурные ленты, которыми увиты памятники, все облеплены комсомольскими значками. Я тоже, когда была там, сняла с кофточки свой значок и приколола его к новенькому пионерскому галстуку, который подарил Зое какой-то юный пионер. Тоже, наверное, снял с груди и положил его к подножию памятника. Приедем в Москву — обязательно сходим на Новодевичье.

За работой и разговорами время шло незаметно. Закончив с уборкой могилы, Валерий взболтал банку с краской-серебрянкой, открыл перочинным ножом крышку, достал из «дипломата» новую мягкую кисть и принялся красить ограду. Начал с тыльной стороны памятника.

— Слушай, Эля, пока я буду красить, сходи в киоск, это недалеко отсюда. Ты его видела, когда мы ехали на такси. Купи мороженое. Дико хочу пить. — Валерий полез в карман за деньгами, но его остановила Эльвира.

— Не суетись, на мороженое я наскребу. У меня в заначке кое-что осталось. — Эльвира стряхнула с ладоней песок, вытерла платком руки и, наказав, чтобы Валерий расчетливо расходовал краску (а то может не хватить), отправилась за мороженым.

Кладбищенская прохлада, настоянная на запахах цветущей липы и акаций, отступала перед зноем июльского полдня. Мимо Валерия, красившего верхнее обрамление ограды, прошли две дряхлые старушки в белых платочках. Встретившись взглядом с Валерием, перекрестили его. Та, что одета в черное и согбенная, словно угадав в Валерии кого-то из знакомых, остановилась и пристально всматривалась в его лицо, отчего Валерий смутился и поставил на землю банку с краской.

— Что-то хотите сказать, бабуся? — спросил Валерий.

— Хочу сказать, что молодец. А то ведь нынче молодежь-то наша какая? Отнесут на кладбище стариков — и дорогу туда забывают. А ты вот, вишь, какой усердный. Я тебя в позапрошлом году приметила. По могилке запомнила. Вон как за два года-то подрос. Был совсем махонький. Кто у тебя здесь лежит-то?

— Отец, бабушка, — грустно ответил Валерий.

— Ох, касатик ты мой, сиротинушка, — запричитала старушка. — Дай бог тебе в добром здоровье в люди выйти. — Старушка вздохнула, перекрестила Валерия и, оставив его смущенным и растерявшимся, пошла догонять свою спутницу.

Когда одна внутренняя сторона ограды была выкрашена, Валерий сел на скамью у соседней неогороженной могилы и, любуясь своей работой, решил передохнуть.

Он даже не заметил, как к нему с аллейки из-за спины подошли трое: женщина лет сорока пяти и с ней двое молодых людей. Одному, высокому с каштановой копной вьющихся волос, было лет двадцать пять. Во всей его широкогрудой атлетической фигуре чувствовалась огромная физическая сила. Белая тенниска с короткими рукавами плотно облегала его мускулистый торс, отчетливо вырисовывая бугры и волны мышц. «Вот с такого можно лепить фигуру атланта», — подумал. Валерий, окинув с ног до головы незнакомца. Второй юноша, лицом и статью очень похожий на первого, был чуть ниже ростом и тоньше. По виду ему было лет восемнадцать — двадцать. На лицах всех троих застыло выражение крайнего удивления и растерянности.

Высокий, в белой тенниске с короткими рукавами, подошел к скамейке, на которой сидел Валерий.

— А ну, встань! — резко бросил мужчина.

Валерий встал и никак не мог понять, по какому праву незнакомец так кричит на него, да еще командует.

— Что ты здесь делаешь? — был следующий вопрос незнакомца, произнесенный все тем же тоном затаенного гнева.

— Я?.. — растерянно проговорил Валерий и отступил на шаг. — Я крашу ограду могилы.

— Ограду чьей могилы?

— Моего отца… — Глаза Валерия были широко раскрыты, он перевел взгляд с незнакомца-богатыря на женщину, словно ища у нее поддержки.

— Отца?!.. Твоего отца?!.. — Мужчина желчно улыбнулся. Он повернулся к женщине, щеки которой обдала волка болезненной бледности. — Мама, ты слышишь, что он говорит? Он красит ограду могилы своего отца.

И вдруг в душе Валерия, словно из каких-то ранее непочатых глубин, могучим потоком прорвалась сила, которая заставила его по-новому оценить сложившуюся обстановку. «Хулиганы!..» — мелькнула догадка.

— Да!.. Моего отца!.. Военного летчика-испытателя Воронцова Николая Александровича, трагически погибшего, когда мне было два года. А впрочем… — Дрожащей рукой, в которой он держал кисть, Валерий показал на надпись на полированной грани памятника. — Читайте!.. Там все написано! И я прошу вас оставить меня в покое! Я крашу ограду могилы отца. Что вы ко мне привязались?

Кулаки старшего, в белой тенниске, висели как тяжелые гири. В его улыбке-оскале Валерий прочитал что-то недоброе, нехорошее. Слова с его губ срывались как свинцовые слитки.

— Слушай, парень, это не ты, случайно, вот уже лет шесть ухаживаешь за могилой, красишь ограду, вешаешь на дверцу замочки? — спросил мужчина в белой тенниске, время от времени бросая взгляд на женщину, стоявшую в отдалении и не спускающую настороженного взгляда с Валерия.

— Я!.. А что?.. Какое ваше дело, что я ухаживаю за могилой отца и крашу ограду?! — Губы Валерия тряслись. — Вы что, уж не кладбищенские ли гангстеры, что срывают с могильных дверок замки?! — вырвалось у него.

— Ах, даже так?!.. — Глаза богатыря в белой тенниске сузились, крылья его ноздрей до белизны напряглись. — Ты хочешь знать, кто эти гангстеры, что срывают с дверцы замки?!

— Да!.. Я не знаю, кто вы, — резко бросил Валерий.

— Так вот знай, молодой человек, мы, — он рукой показал на женщину и юношу, который, судя по лицу, был настолько растерян, что пока не решался вымолвить слова. — Мы — сыновья погибшего летчика Воронцова. А это… — Он перевел взгляд на женщину. — Это наша мать, вдова погибшего летчика Воронцова. А вот кто ты — это мы еще посмотрим.

Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 103