Кровь слепа - Уилсон Роберт Чарльз

— Мы — нет, но полиция Барселоны этим занималась и ничего предосудительного не нашла, — сказал Пабло. — Если «Горизонт» и участвовал в заговоре и взрыве, то следов этого в офисах не обнаружено.

Фалькон налил себе еще кофе. Едва появившись, новые зацепки тут же оборачивались лишь дополнительными осложнениями.

— Понятно, что моя информация не слишком проясняет ваше дело, — сказал Пабло, — но вы, по крайней мере, получили некоторое подтверждение связи русских и людей из «Банко омни», «Горизонта» и корпорации «Ай-4-ай-ти»; связь эта, а возможно, и причастность русских к взрыву доказывается местонахождением дисков. Сосредоточьте ваши усилия на этом направлении и…

— Но на ком из русских конкретно мне следует сосредоточиться? — возразил Фалькон.

— Диски находились у Василия Лукьянова, выкравшего их у Леонида Ревника.

— А когда сняты эти сцены с девками? Там есть дата?

— Не знаю, — ответил Пабло. — Оригиналы-то в управлении.

— До или после взрыва в Севилье было это снято? Вот что может оказаться существенным, — сказал Фалькон. — Были ли Юрий Донцов и Леонид Ревник членами одной группировки до того, как Донцов откололся вследствие, скажем, нашего рейда две тысячи пятого года?

— Для меня это тоже загадка.

— Последних фотографий Донцова у вас нет, из чего следует, что вы не очень осведомлены о его теперешней деятельности, — сказал Фалькон. — Важно ли, что он обосновался в Севилье в период взрыва? Чьи люди были Лукрецио Аренас и Сезар Бенито — Юрия Донцова или Леонида Ревника, на кого из них они работали?

— Понятно. Ты свои задачи определил. Теперь дело за похитителями. Они должны выступить с условиями.

— А еще одна сложность — перебежчики от Ревника к Донцову, — сказал Фалькон. — Возможно, в обеих группировках найдутся люди, причастные к взрыву и заинтересованные в том, чтобы заткнуть рот Марисе.

— Маргариту, по-видимому, держит у себя Леонид Ревник. Ведь на диске Василия Лукьянова ее имеет европейский босс корпорации «Ай-4-ай-ти» Хуан Вальверде.

— Верно. Значит, контактировать с Марисой должен был Леонид Ревник. Но что, если к Донцову перебегали и до Василия Лукьянова? — сказал Фалькон. — Мы понятия не имеем, единственным ли перебежчиком является Василий Лукьянов. Судя по степени запуганности Марисы и ее упрямому сопротивлению следствию, я могу предположить возможность давления на нее с обеих сторон.

— Остается найти Маргариту, — сказал Пабло и передернул плечами.

Внимательно наблюдая за ним, Фалькон заметил угасание его интереса к нему и его проблемам.

— Ладно, — сказал он. — Ты помог мне, Пабло, дал кое-какое направление, чтобы двигаться дальше. Над чем советуешь подумать особо?

— Сообщения о твоих беседах с МИ-5 и контртеррористическим подразделением Скотленд-Ярда я получил вчера, — сказал Пабло. — К тому времени я уже знал о похищении и выжидал до сегодняшнего дня.

— Очень предусмотрительно с твоей стороны.

— Я понимаю, что на карту поставлено твое тесное содружество с Якобом и та поддержка, которую ты ему оказываешь, выполняя тем самым и наше поручение. Но нельзя выполнять его так слепо, — сказал Пабло. — Ведь знаешь ты только то, что он тебе сказал, будто МИБГ завербовала его сына.

— С какой стати он стал бы мне врать?

— А еще ты знаешь, что Якоб никогда не стал бы действовать во вред никому из своих кровных родственников, не сделал бы ничего, что могло бы привести к их поимке и аресту, — сказал Пабло. — А значит, нельзя исключить, что он может захотеть сбить нас со следа. Воспрепятствовать этому мы можем лишь проверкой полученной информации и расширением спектра нашей разведывательной работы. Но начало этому должен положить ты сам. Ты должен рассказать нам все, что знаешь о действиях Якоба и его намерениях.

— Но это станет опасным для Якоба!

— Просто ради интереса, что рассказал тебе Якоб о личности того единственного фигуранта, о знакомстве с которым он решился тебе сообщить?

— Не больше того, что я сам рассказал англичанам, — сказал Фалькон. — Друг семьи. Владеет ковровым производством и туристическими агентствами в Фесе.

— Именно это Якоб и позволил тебе сообщить?

— Именно это сообщил мне он.

— Ты говоришь, он всю жизнь прожил в Фесе.

— После всего, что произошло, я, может, не все точно помню.

— Быть может, ты этого не знаешь, но до моего возвращения в мадридский НРЦ я более десяти лет курировал наших агентов в Магрибе. Я являюсь частью обширной и разветвленной сети в Северной Африке, — сказал Пабло. — Стоило тебе упомянуть Мустафу Бараката, и я моментально не только порылся в своем архиве, но и воспользовался архивами моих друзей, доступ к которым мне был с готовностью предоставлен. Я запросил сведения о данном лице и у моих марокканских коллег, которые не только просмотрели все, что имеется в их досье по поводу человека, носящего эту фамилию, но, учитывая сложность и разветвленность родственных связей их соотечественников, выяснили и всю его родословную. Я смог задействовать значительное количество сотрудников.

— И что же они узнали?

— Узнали, что существует тесная связь между семьями Баракат и Диури. Начиная с тысяча девятьсот сорокового года Баракаты и Диури тридцать шесть раз заключали браки между собой, в результате чего на свет появилось сто семнадцать детей, шестьдесят четыре из которых получили фамилию Диури и пятьдесят два — фамилию Баракат. Восьмерым из Баракатов дали имя Мустафа, но для нас интерес представляют лишь двое из них, как родившиеся в конце пятидесятых. Остальные либо слишком стары, либо слишком юны для того, чтобы оказаться тем Баракатом, что живет у Якоба.

Один из этих двух носящих имя Мустафа в семидесятые годы занялся семейным ковровым бизнесом и никогда не покидал Марокко, что же касается второго — жизнь его была куда разнообразнее. В тысяча девятьсот семьдесят девятом он поступил в медресе в Джидде и проучился там три года. Затем он отправился в Пакистан, где след его теряется, и мы не слышим о нем ничего до тысяча девятьсот девяносто первого года, когда он вновь выныривает на поверхность уже в Марокко. Поговаривают, что значительную часть этого неизвестного периода он провел в Афганистане. Но тут возникает некоторая путаница, потому что в тысяча девятьсот девяносто втором году Мустафа Баракат погибает в автокатастрофе на крутом подъеме в горах Рифа на обратном пути из Шефшауэна, где его семья заимела маленькую гостиницу и лавку для туристов. Не повезло, конечно. Только вернуться на родину — и…

— О каком же из двух идет речь? — спросил Фалькон.

— Вот в этом-то и путаница. Весьма любопытно, что после катастрофы второй Мустафа Баракат, тот, что никогда не выезжал из Марокко, продолжая семейный бизнес с коврами, лавками и гостиницами, вдруг занялся экспортно-импортными торговыми операциями и стал то и дело летать в Пакистан, чтобы закупать там ковры. Со времени афганской войны все афганские, таджикские и узбекские ковры и даже ковры из Восточного Ирана стали поступать в Пакистан и экспортироваться в качестве пакистанских ковров. Ковры, которые он привозил из Пакистана, перепродавались им в такие страны, как Франция, Германия, Голландия и Соединенное Королевство.

— Думаете, что произошла подмена?

— В Рифе вскрытий не производят.

— Но, надо думать, Мустафа Баракат, учившийся в медресе в Джидде, совершил и паломничество в Мекку, став хаджи.

— Тот Мустафа Баракат, что в тысяча девятьсот девяносто третьем году стал выезжать за пределы Марокко, в том же году совершил и хадж, — сказал Пабло. — Наша разведка учитывает детали и хорошо умеет их выискивать. Поэтому, предваряя твой вопрос, скажу, что записей стоматолога — тоже нет.

— Ну а что-нибудь еще, что помогло бы нам определить его личность?

— Было бы полезно, если б в армии моджахедов велся учет и они допустили бы нас к своим документам. А еще лучше — провести анализ ДНК.

Фалькона окатила волна тревоги. Он вглядывался в лицо Пабло, как игрок в покер, желающий догадаться об истинном положении дел и картах противника. Правда ли все это? Зачем понадобилось Якобу его дезориентировать? И зачем было бы Якобу говорить то, что делает его родственника предметом пристального внимания со стороны разведки?