Убийство в подарок - Дюкесс Карен

Я сообщаю ему о возможности стать запасной жертвой в детективе, и он отвечает:

– А какой второй приз? Придется изображать два трупа? – Он наливает часть похлебки в миску и ставит в микроволновку. Пока суп разогревается, старик говорит мне, что его путешествия остались в прошлом. Потом качает головой и произносит: – При всех ее грехах, твоя мама умела получать joie de vivre  [1].

Его замечание меня уязвляет. Мистер Гроуберг познакомился с матерью, когда та неожиданно завалилась в оптику посреди рабочего дня. Я даже не знала о ее приезде. Мне было стыдно за слишком долгие объятия, и я извинилась перед мистером Гроубергом за вторжение. Прежде чем он успел ответить, мать воскликнула: «Глупости! Я твоя мама, и мне не терпелось тебя увидеть». Но потом она около часа болтала с мистером Гроубергом, задавая ему всевозможные вопросы о его жизни, бизнесе, даже о детстве. Я тогда работала на него почти год, но раньше и понятия не имела, что ребенком он перенес полиомиелит и когда‐то мечтал стать знаменитым чревовещателем. Чем дольше они разговаривали, тем сильнее я злилась, хотя до сих пор не понимаю, что послужило причиной: то ли ревность из-за того, что мистер Гроуберг отвлек на себя все внимание матери, то ли зависть к легкости, с которой мама вызвала его на откровенность. Однако еще больше меня беспокоило, что позже мать упоминала мистера Гроуберга только в связи с вопросом, когда я найду себе более увлекательную работу.

Старик вынимает миску из микроволновки и погружает в похлебку ложку, чтобы попробовать.

– Вот что я могу тебе сказать, – говорит он мне. – Первое: приятный привкус зиры. Второе: тебе надо поехать в Англию. – Он садится за стол и заправляет салфетку за воротник рубашки. – Путешествие всегда к месту. Даже если оно не принесет сногсшибательных впечатлений, то позволит увидеть перспективу. Так действует расстояние. Разве вас не учили этому на уроках рисования в школе? Если хочешь знать, как выглядит твой рисунок со стороны, отступи от мольберта. Внезапно видишь, что пропорции искажены, и находишь способы исправить дело.

В эту ночь я снова не могу заснуть. Думаю о том, что сказал мистер Гроуберг о перспективе. Может, поездка и покажет мне ее, но нужен ли мне свежий взгляд? Хочу ли я этого? В моем повседневном распорядке нет ничего плохого. Он надежен и привычен, хотя не могу не признать, что в последнее время дела идут вкривь и вкось. После возвращения из Флориды я толком не спала ни одной ночи.

Может быть, Ким права и я действительно полностью не отпустила мать, а эта поездка поможет попрощаться с ней навсегда?

Я перекатываюсь на живот и взбиваю подушку кулаком. Электронные часы отсвечивают пронзительно синим. Четыре часа утра. Знамо дело, завтра настроение не улучшится. Переворачиваюсь на спину и заправляю одеяло под ноги. Я жажду сна так же отчаянно, как путник в пустыне воды. Думаю о том, как пересеку океан. Приземлюсь в Хитроу, сяду в поезд, следующий на север к довольно низкой «возвышенности». Может, позвонить Деворе, притвориться, будто верю в астрологию, и спросить совета у звезд? Хотя бы ради матери. Или ради себя? Четверть пятого. Проходит миллиард лет, а на часах только четыре двадцать пять. К четырем сорока пяти я торгуюсь с богами за дремоту: если я соглашусь на эту шнягу с путешествием, позволят мне поспать до утра?

На следующий день Ким напоминает мне, что я оплачиваю кредитной картой расходы салона и, вероятно, накопила много баллов.

– Наверняка сможешь полететь бизнес-классом, – говорит она.

– Очень смешно, – отвечаю я. Она прекрасно знает: меня будет физически мучить мысль, что я отвалила кучу денег за место в носовой части самолета, который доставит меня в пункт назначения ровно в то же время, что и людей в хвосте. Но идея оплатить поездку баллами радует: все равно что задаром.

– А как же салон? – возражаю я. Не помню, когда в последний раз оставляла работу дольше чем на неделю. – Весной от клиентов отбою нет.

– Я тут справлюсь, – обещает Ким. – Да и что ты теряешь? Возможность пообщаться с очередной теткой, которая переберет тридцать разных оправ, поинтересуется твоим мнением о каждой, а в итоге выберет первую из предложенных?

Она права. Дело поставлено на поток. Ким легко справится.

– Я и за домом твоим присмотрю, – добавляет она. – Цветочки полью.

– У меня нет цветов.

– Принесу свои.

Я открываю настольный календарь и перелистываю страницы до 21 мая.

– На той неделе нам привезут новые витрины.

– И я точно знаю, куда их установить, – парирует Ким.

– А как же мистер Гроуберг? Он рассчитывает на мои наваристые супчики.

Подруга складывает руки на груди и кивает.

– Знаю-знаю: больше всего он любит чечевичную похлебку.

– Но без лука. От него старика пучит.

– Принято.

– И еще ему надо напоминать покормить рыбок. А то он иногда забывает.

– Рыбки тоже будут сыты. – Теперь Ким улыбается, потирая ладони. – Браво. Я знала, что ты решишься!

Часть II

Убийственная неделя

Глава четвертая

Мне не удается заснуть ни в самолете, ни в поезде из Лондона, но, усевшись в такси, которое обещает мне первый вид на Пик, я невольно клюю носом. Когда шофер произносит: «Приехали, милочка», я, очнувшись от дремотной одури, оторопело озираюсь. По пути я не разглядела ровным счетом ничего ни вдоль дороги, ни в деревне, где мне предстоит провести следующую неделю. Машина стоит на крутой, мощенной булыжником улице перед коваными воротами, ведущими не к отдельному коттеджу с соломенной крышей, как я представляла, а к ряду примыкающих друг к другу двухэтажных каменных домиков с небольшим садом перед каждым. Знак возле первого гласит «Коттедж “Глициния”», хотя тут и в помине нет длинных кистей густого лавандового цвета, которые, как я воображала, должна окутывать дом с таким названием. Только островки лиловых ирисов на клумбах. Я расплачиваюсь и выхожу из машины.

Когда я отпираю ворота, надеясь, что прибыла первой, голос сверху произносит:

– Доброго утречка, красотка.

Высунувшийся в створчатое окно мужчина притрагивается к воображаемой шляпе. Я не ожидала, что соседом будет англичанин. Только бы он не оказался актером, уже в образе. Я еще даже душ не приняла и кофе не выпила. Мозгу, который все еще находится где‐то над Атлантикой, пытаясь осмыслить эту авантюру, нужно догнать тело здесь, в зазеркалье.

– Впрочем, я ошибся, – говорит незнакомец, выставив палец, словно проверяет, есть ли ветер. – Утро уступило место полуденному солнцу, а мы знаем, кому оно подходит: бешеным собакам и англичанам!

Или бешеным англичанам. Я интересуюсь, отперта ли дверь, хотя входить мне не больно‐то охота. Такси, однако, уже уехало.

– Подожди, сейчас спущусь, – говорит мужчина, теперь со стопроцентным американским акцентом.

Я направляюсь к дому; колесики чемодана прыгают по мощенной камнем дорожке. Дверь распахивается. У мужчины из окна, которому на вид лет сорок, по-мальчишески яркие рыжие волосы, а щеки усыпаны веснушками. Он невероятно высокий и нескладный.

– Я Уайетт Грин. – Он пожимает мне руку и переносит чемодан через порог, постоянно украдкой заглядывая мне за спину, словно осматривает периметр в поисках угрозы. – Входи, но будь начеку, – шепчет он. – Среди нас убийца.

– Разве игра начинается не завтра?

Уайетт пожимает плечами.

– Чтоб я знал. – Он потирает глаза. – Извини. Я с ног валюсь после смены часовых поясов, а от усталости у меня происходит сдвиг по фазе. Обожаю своего друга, но это был самый бредовый подарок от него. Даже не верится, что я согласился.

– Тогда нас уже двое таких. – Я представляюсь и вхожу в гостиную, чтобы слегка отдалиться от будущего соседа, напоминающего ходячую жердь. При росте метр семьдесят восемь мне нечасто приходится смотреть на людей снизу вверх.