Ночная радуга - Михайлова Евгения

— Какая искренняя и пламенная речь, — улыбнулся Карлос. — Ты так прелестна в гневе и отчаянии. Сразу захотелось предложить тебе самое простое из того, чего ты хочешь. Назови этого человека, я завтра пришлю тебе снимок его трупа. Ты этого хочешь?

— Не совсем, — ответила я, почему-то наконец отлегло от сердца. — Нет, мне не нужен снимок трупа. Мне даже не нужен собственно труп. Я должна быть уверена, что я права. Знать: вот такой человек — имя, фамилия, адрес, работа. Он сделал следующее: убил, изнасиловал, искалечил, охотится за Кириллом. Возможно, у него есть исполнители.

— А дальше? — с любопытством спросил Карлос. — Вот ты все это узнаешь. А дальше что? Передашь его в руки правосудия?

— В одном случае. Когда он сам будет об этом просить и во всем признается.

— Моя задача, кажется, усложняется. С трупом было бы легче.

— Карлос! Так ты издеваешься?

— Чудесно. Мы наконец перешли на «ты». На самом деле я не ерничал и не издевался. Я назвал самые невыполнимые пункты твоего плана. И один выполнимый. Но нет ничего окончательного. Будем работать. А пока давай снимем напряженность момента, твой стресс, который нам помешает все нормально обсудить. Пойдем в другую комнату. Выпьем вина, ты поешь чего-то горячего, фруктов. Послушаем хорошую музыку. Это невозможно видеть: нежная, трепетная женщина загнала себя в угол и рвется расправляться с преступностью.

Другая комната была восточным сладким сном. Все для расслабления, исцеления, пробуждения любви к себе. На таких диванах и креслах не спят, не отдыхают. С ними обнимаются. И даже на стуле не сидят, а принимают его ласки. Напитки и закуски определению не подлежат. Да, я отдохнула, расслабилась. Настолько, что вдруг обнаружила себя в слезах. Я рассказывала о младенце Артема, которого разрезали на куски, когда он плыл к свету. Это был красивый малыш, как Артем. Я рассказывала о безумии Зины, которая рассталась с последним козырем в войне против меня, а сейчас топит себя в наркотическом тумане. Я рыдала и почти кричала, описывая истязания Ани, девушки у окна.

Карлос гладил меня влажным бархатным взглядом, иногда промокал мои слезы большим белоснежным платком, который благоухал духами.

— Послушай, — сказал он, наверное, через час, не меньше. — Младенец получил то, на что не мог и рассчитывать. Его оплакиваешь ты, богиня справедливости. Артем… Да, я думаю, он был в своем праве, принимая жестокое решение. Любовь мужчины стоит очень дорого, дороже всего на свете. Она может потребовать жертв. Очень трудно выбрать мать своего ребенка. Его может родить чужой тебе человек и воспитать как врага. Это несчастье и оскорбление всей жизни. Зина пусть отправляется в свой ад. Там у нее много обезболивающего. Выбрось ее из головы. Девочке у окна мы поможем. Ее лечили не те врачи. Преступника найдем. И только ты решишь его судьбу.

— А Кирилл? Что с ним будет, пока ты все это сделаешь?

— С Кириллом — как получится. Я не бог. И он для меня — не ты. Я не закрою его своим телом от пули врага. Виктория, я не добрый волшебник и не меч судьбы. Я — всего лишь исполнитель своей любви. Ради нее могу убить, помиловать. Ради нее — спасти. Последнее — самое сложное и самое для меня нехарактерное. Я даже не стану пытаться спасти кого-то, кто не является моим главным объектом. Наверное, я стал слаб. Хочу спасти только тебя. От всего. Хочешь, я тоже расскажу о том, чего бы хотел? Только для себя?

— Не очень хочу. Но послушаю.

— Я бы хотел излечить тебя от последствий зверства Артура. Вернуть тебе способность стать матерью. Я бы хотел, чтобы ты подарила мне всего одну ночь. У меня взрослые внуки, но я знаю, что только ты родила бы самого прекрасного ребенка, о каком я мог бы мечтать. И я бы хотел отпустить тебя после этого на все четыре стороны. Чтобы ты была счастлива, как солнце или река, чтобы страдала, как ветер. Чтобы были в твоей жизни Кириллы, Артемы, Сергеи. И проходили бы как временные осадки. И оставалась бы ты как мать моего ребенка. Такие у меня мечты. А я не мечтатель. Я — циничный и жестокий торгаш. Покупаю самое лучшее. Для того чтобы продолжить в будущем свой вкус и стиль. Такая эгоистичная и недемократичная моя мораль. И ты венец ее. Анна была прекрасной женщиной, но она тебе в подметки не годилась.

— Ох, Карлос. — Мои слезы сразу высохли. — Я отвечу тебе тем же. Возьму то, что мне нужно, из всего, что ты предложил. На базаре как на базаре. Но спасибо. Ты красивый человек и красиво говоришь.

Часть четырнадцатая. Я — месть

Муж одной жены

У меня есть смешной секрет. Когда я встречаюсь с проблемой, которую не могу решить: посылка затерялась, Интернет глючит, в кране нет горячей воды, — я делаю только два звонка непосредственным виновникам. И не жду реакции. Озвучиваю проблему в самых драматичных тонах в соцсетях. Почти не читаю бурные комментарии с советами. Для меня это ритуал. Что-то вроде записки с молитвой. И практически всегда через час-два все само собой решается. Посылка прилетает, Интернет как часы, а водой можно сразу чай заваривать. Поездка к Карлосу стала для меня новой формой ритуала. Почему-то я не сомневалась: доверив Карлосу все, я уже этим сдвину застывшую ситуацию с места. Так и случилось. Вечером позвонил Сережа Кольцов и сказал, что едет ко мне с докладом.

Черт, как же предательски тает мое сердце, когда он заходит небрежной походкой и пытается погасить синий свет торжества в своих неотразимых глазах.

— Вот.

Сергей даже не присел, сразу протянул мне распечатанный снимок мужчины. Обычный тусклый казенный тип. А у меня от этого лица загорелись кожа и волосы. Да, конечно, это он. Беспалый Григорий. Убийца.

— Вижу, ты поняла. Это Григорьев Константин Семенович. Бывший депутат. Депутатство было номинальным. Для прикрытия обильного бизнеса. Легальных фирм сто семьдесят пять. Самые интересные — как раз нелегальные. Родом на самом деле из Сибири. Но в последние лет двадцать вряд ли его нога ступала по родной земле. Обитает в Москве и на Рублевке. Отдыхает на юге Франции в своем особняке или на вилле в Майами. Женат. Супруга Ирина Викторовна Григорьева владеет одним благотворительным фондом, а по декларациям богаче мужа раз в сто. И да, на среднем пальце правой руки у него нет одной фаланги.

— Что дальше? Как ко всему этому подступиться?

— Непросто. Но нормальные герои всегда идут в обход. У этой Ирины Викторовны множество планов, она организовала женское движение за семейные ценности. Миллионные гранты — направо-налево, проекты внедрения в умы и души, наглядная агитация, массовые мероприятия, издания каких-то трудов. Подозреваю, что на это льется бюджет. И я посетил один ее сходняк. Впечатлило. Голос у нее такой, что можно поднимать роту солдат в атаку. А выглядит… Нет, конечно, все прекрасно. Платье от какого-то бренда наверняка, прическа, украшения, все сверкает. Но я как завороженный смотрел в ее рот. Она очень широко его открывает во время речей. Там импланты, похоже, не в два ряда, а в четыре. И полное впечатление, что тебя затягивает в гигантскую мясорубку. И выйдешь ты фаршем.

— Фу, Сережа, — поморщилась я.

— Ты не дослушала. Я поговорил с милыми дамами-активистками в буфете. Как женщина с женщинами. Впечатление не случайное. Наш крутой бизнесмен Григорьев панически боится свою жену. И его можно понять: ради спасения свободы он записал на нее все украденное. Но у него не могли не появиться опасения по поводу собственной жизни теперь. Потому что Ирина Викторовна Григорьева — человек решительный и жесткий. И держит мужа в ежовых рукавицах. Знает она его как облупленного: их браку лет тридцать. Они учились в одном классе. Было время изучить все его сексуальные тараканы.

— Вот и объяснение его бешенству. Страх перед сильной женой загнал его извращения в глубокое подсознание, довел до маниакальности, потребовал самого агрессивного выхода. Он свихнулся, этот скот, которого жена возит мордой по полу.