Сокровища Анны Моредо - Прокудин Александр

– Сеньор Нуньез! – искренне удивился комиссар. – Это вы?

– Рикардо? – крикнула донья Анна.

Лишь тут Линарес заметил, что рот у неожиданно появившегося аптекаря заклеен широкой полоской скотча, а руки он неловко держит за спиной, словно они связаны.

Ответить аптекарь не успел. Нуньез дернулся вперед и неуклюже упал ничком – будто получил перед этим жесткий удар между лопаток. Руки у него действительно оказались связанными.

А дверной проем тут же заполнила другая фигура – целиком – тоже отлично знакомая всем жителям Санта-Моники.

– Не советую даже пытаться, Эстебан!

Голос Исабель Фернандес, держащей в руках двустволку, прикладом которой только что получил в спину аптекарь, звучал серьезно. Свое оружие мать-героиня сразу же направила на Линареса.

– Мануэль! – обратилась Фернандес к мэру по имени, которое почти никто другой не использовал. – Не стой столбом! Забери у комиссара его пистолет. И соберись! Нам надо довести начатое до конца.

Глава 3. Убийцы

Каким бы ни был мэр Санта-Моники, он искренне переживал, что по его вине погибли ни в чем неповинные существа, зла которым он ни в коем случае не желал. Бедные собаки. Ни за что в жизни он не поднял бы на них руку. Случайность, по которой погибла псина Луизы, грызла его сердце с тех пор как все это приключилось.

Остатки отравы, убившей Гектора вместо Анны, он ни за что не хотел нести домой, где были дети, и закопал их у дороги, недалеко от дома. Черт его при этом дернул завернуть все это в бумагу из-под мяса! Ее вылизали сразу три дворняги и все дали дуба, разбежавшись, причем, перед этим в разные концы города. Что само собой нарисовало в умах впечатлительных горожан ужасную картину – по Санта-Монике бродит маньяк-догхантер, травящий всех, попадающих в его поле зрения, собак.

Ортега молился на следующий день в церкви, раскаиваясь за причинение вреда невинным. Остатки остатков, до которых собаки не сумели добраться, он вывез за город и выбросил в канаву. Как показали скорые события – совершенно зря. Эмилио не учел, что рядом растет как раз плодоносящая в это время года смоква, чьими скатившимися в канаву плодами с удовольствием питаются местные птицы. Если кого Эмилио Мануэль и любил больше собак, так это пташек. Они погибли в количестве нескольких десятков, расклевав пакет, на который упали плоды созревшего инжира.

Психанув Ортега закинул пакет с отравой в первую попавшуюся горную расщелину. Но первый же дождь, наполнивший пространство между камнями водой, бегущей с гор в долину, отравил близлежащий пруд, отправив на тот свет не менее тысячи мальков и полторы сотни взрослых особей форели.

Чаще мэра в те дни в церкви бывал только отец Паскуале.

Проклиная себя за беспечность, стоившую жизни уже сотням невинных божьих тварей, мэр выудил остатки размокшего пакета с ядом из горного ручья (попутно утопив в нем свой телефон), упаковал его в три слоя целлофана и зарыл на два метра в землю, завалив для надежности еще и камнями.

На этом отравления, наконец, прекратились.

Но тут появился Батиста, выдающий себя за Саласара!

Разобраться с ним, как с аптекарем, покопавшись в тормозах его машины (хотя Ортега и тут потерпел фиаско), было невозможным. Пришлось откапывать пакет с отравой обратно. В нем оставались буквально крохи – именно поэтому невезучий Бенито и умирал так долго.

Фернандес знала обо всем с самого начала. Именно она подала мысль о том, что денежки Анны Моредо могли бы решить все проблемы – и его личные, и города, в целом. Но, как говорится, желаешь к вечеру попасть под грозу…

Тем не менее, сейчас Эмилио Мануэль Хорхе Ортега был вновь полон самых светлых надежд на удачный исход этого темного дела. Исабель Фернандес, заехавшая по дороге в лодочный домик у горного озера, где они держали плененного Нуньеза, появилась очень вовремя.

– Думал, тебе удастся меня переиграть? – злорадно поинтересовался мэр у Линареса, взяв его на мушку его же оружия. – Тебе, кто за все наше знакомство не взял у меня ни единой партии в покер и шахматы?

– Эта игра посерьезнее, Эмилио, – ответил комиссар.

Он единственный из всех стоял с поднятыми руками. Остальные, пораженные развитием событий, просто застыли на своих местах столбами.

– Хватит молоть языком, Эстебан! Ты и так утомил меня сверх меры, – сказала Фернандес. – Я подслушивала через шахту веревочного лифта.

Комиссар во время большей части своей речи действительно стоял возле нее.

– Умница! – произнес мэр и поцеловал свою секретаршу в губы.

Глаза полицейского полезли на лоб.

Донья Анна поцелуя не видела, а остальным отношения Ортеги и Исабель были неизвестны, поэтому все удивление досталось Линаресу единолично.

– Вы?… Вы что? Вы… Между собой?… – подбирал он вежливые слова своему изумлению.

– Представь себе, – ответила Фернандес, не скрывая женского торжества. – И не первый год. Честно говоря, если двое-трое из моих сорванцов со временем наберут лишний вес и начнут лысеть, – она ласково провела рукой по редким волосам Ортеги, – сильно я не удивлюсь.

– Ну, знаете! – комиссар фыркнул.

– Что происходит? – спросила донья Анна. Она все так же сидела рядом со своим братом, сжимая его руку. – Что здесь делает Фернандес? И что с Рикардо? Он тут?

– Тут, тут, донья Анна. Не волнуйтесь, – ответила Фернандес и, перешагнув через связанное тело аптекаря, прошла дальше в комнату.

– Пришла очень большая женщина в черном, с ружьем, – вполголоса пояснил Энтони специально для Анны. – Вместе с вашим мэром они держат нас на прицеле.

– Заткнись! – кинула ему Фернандес. – Мануэль, возьми в сумке, – на ее плече висела сумка, – бечевку. Надо их всех связать.

В гостиной было как раз по одному столбу-колонне на каждого. (Если не считать донью Анну, которую по причине ничтожно малой опасности – что она, немощная и слепая, могла им сделать – решено было не связывать). Да и рассредоточены они были удобно – ни один из пленников не смог бы дотянуться до другого, чтобы попытаться помочь.

Пока мэр копался в сумке, комиссар вслух делал выводы:

– Вот почему ты сказала, что видела аптекаря возле мэрии, и раньше, на собрании. И вот откуда взялось ружье Родригеса.

– Одолжила по-соседски, – подтвердила Фернандес. – Но только после того, как они начали нас шантажировать.

Линарес вспомнил как Исабель, Хосе и Агнешка беседовали в кабинете и возле мэрии. Он-то думал, что мать двенадцати детей выговаривает им за чересчур громкий секс. На самом деле, недальновидная парочка угрожала раскрыть то, что они видели из номера отеля.

– А когда я чуть не заставил Хосе расколоться, – вспомнил Линарес, – спрашивая, где они были, когда травили Батисту, ты вмешалась и обеспечила им алиби.

– Да, мы прикрыли друг друга, – подтвердила Фернандес. – Эти болваны видели нас в номере прокаженного. Я пообещала им встречу, на которой они получат кругленькую сумму.

– Так это вы отравили Батисту? – спросил Макгиннел.

– И разобралась с Рикардо и его польской девкой тоже я, – пожала огромными плечами Фернандес. – У Мануэля лучше получается думать. Будьте уверены, если бы доньей Анной занялся не он, на том свете сейчас была бы Анна Моредо, а не Луизин кобель… Мануэль, в сторону!

Ортега резко отпрянул. Выстрел прозвучал оглушительно. Саласара, получившего в грудь зарядом крупной картечи, отбросило назад и ударило о сваю. Безжизненным мешком он свалился на пол у ее основания.

– Ты что?! – мэр, как и все остальные, был потрясен.

– Взгляни в его правую руку, – ответила секретарша. – Мне некогда было предупреждать.

В руке Саласара был пистолет – его итальянская беретта, о существовании которой Ортега совсем позабыл.

– Черт меня побери! – выругался мэр.

– Подбери оружие, Мануэль, и держи всех на прицеле, – приказала Исабель. – Мне надо перезарядить ствол. И закончи уже с веревками.

Глава 4. Термиты

Лужа густой темной крови медленно растекалась под привалившимся к свае телом Сильвио Саласара. Ортега подобрал его «беретту» и бросил ее в шахту веревочного лифта. Огромная черная туша Исабель Фернандес все так же возвышалась над копошащимся у ее ног связанным аптекарем. Перезаряженное ружье она держала в руках уверенно, привычно, ничуть не переживая по поводу только что застреленного из него человека.