Твой последний шазам (СИ) - Мартин Ида

Но на дороге никого не было. Я без приключений дошёл до церкви, помахал издалека Фёдору и набрал Лёхе.

— Ну чё, как? — голос у Лёхи был разомлевший, полусонный.

— Ты вообще приезжать сюда собираешься?

— Да фиг его знает. Тут что-то мутно всё. Проблемка одна есть. Ща решится и тогда посмотрим.

— Давай приезжай.

— А чего такое? — Лёха насторожился.

— Хочу свалить.

— Куда это?

— Надо.

— Ну, блин, — расстроился Лёха. — Сейчас не вовремя. Тут у меня всё на мази. А что вас там напрягают сильно?

— Типа того.

— Хочешь, я позвоню папе, и он поговорит с Павлом Ильичом?

— Не. Он тут не при чём.

— А…а…а, — догадался Лёха. — Между собой срётесь? Чё, Трифонов, да? Достаёт? Работать заставляет?

И, не дождавшись ответа, тут же стал ржать.

— Ты вообще нормально устроился? — возмутился я.

— Я шикарно устроился. Приезжай к нам.

— Ты, дебил, Криворотов? Говорю же, здесь четвёртый чел нужен.

— Вас вроде пятеро там.

— Артём уедет сегодня-завтра. У него типа подруга скучает.

— А у тебя-то что, подгорает?

— Да, заколебало всё.

Лёха тяжело вздохнул и немного помолчав, сказал:

— Я ничего не понял, но если прям сильно надо, то приеду. А Соломин что? Остаётся?

И тут до меня внезапно дошло, что Дятла-то я оставить одного не могу, бабушка с меня кожу живьём сдерёт и мозг ложкой выест.

— Ладно, не нужно. Не нужно приезжать. Я передумал.

— Да, забей, — утешающе проговорил Лёха. — Побычится, перестанет. Тифа не знаешь? У него дома напряги. Мать, стерва, из дома с Яровским папашей свинтила. Сказала, что не хочет его стеснять и нервировать. Прикинь?

— А Яров что?

— Который? Старший? Ничего. Ушёл от своих и всё. Но я думаю, его Ярик выпер. Он теперь квартиру где-то в центре снимает, ну, мать Тифона к нему и переехала. Так что Тиф теперь один кукует. Зойку всё к себе зазывал, а она типа маме должна помогать, — Лёха понизил голос. — Тиф боится, что она его кинет, а чем больше боится, тем сильнее запаривается. Короче, не обижайся. У всех бывают трудные времена.

Обратно я шёл в странном опустошении. С чувством раскаяния и стыда. Мой истерический псих вряд ли можно было разумно оправдать. В конечном счёте, проблема заключалась во мне, и то, что я набросился на Трифонова, напоминало приступ детской агрессии, когда дети кидаются на пол и даже бьют родителей за то, что они не купили понравившуюся игрушку. Сколько раз мы с мамой наблюдали такое в магазине, и она всегда говорила: "Какое счастье, что ты не такой."

А оказалось, что очень даже такой.

Но хуже всего было то, что я перенёс эту бессильную обиду на Сашу. Специально ведь хотел оскорбить её, хотя мы даже не знакомы толком, и я не обязан был ей нравится.

Самый отвратительный и тупой в моей жизни поступок, а всякой дури в ней было не мало.

Я шатался по округе до вечера. Вышел к каким-то огородам, через них попал на дорогу, от неё доковылял до железнодорожной станции.

Люди мне почти не встречались, и брёл я, как одинокий странник. Потерянный, разбитый, умирающий от жажды. И очнулся только, когда телефон начал тревожно попискивать, оповещая, что аккумулятор скоро разрядится. К тому времени злость и стыд немного улеглись, и единственное, о чём я мог думать, это о воде.

Вернулся в лагерь, дошёл до домиков, но там никого не было.

Я решил, что парни ушли на озеро и сразу полез в яму, где мы держали бутылки с водой, чтобы они не нагревались. Вытащил одну новенькую, свернул крышку и, сидя на корточках, обливаясь, стал судорожно пить. Там-то меня и застукал Макс.

— Ну, как? Отпустило?

— Вроде. Не знаю, чего вдруг психанул.

— У меня раньше тоже так было. Накрывает, и уже не видишь ничего. Просто идти, бежать, куда угодно, лишь бы избавиться от этого. И пока не отпустит, не можешь вернуться.

Участливое понимание Макса приятно тронуло.

— Хотелось сделать что-нибудь дурацкое, — признался я.

— Они поехали тебя искать. Не мылись даже.

— Да ладно? — я был неслабо удивлен. — Чего меня искать? Погулял и пришёл. Так все делают.

— Брат твой дёргаться начал «куда?», «чего?», ну, Тёма и подхватился. Он привык меня искать, — Макс усмехнулся. — Тифон решил, что виноват в чём-то.

— Блин, — я схватился за голову. — Фигня вышла. Думал, они меня сейчас ногами бить будут.

— Может и будут. Когда приедут злые и не найдут, — Макс похлопал меня по плечу. — Надо пожрать что-нибудь сделать. Поедят, успокоятся. Доставай, чего там осталось.

Я заглянул в яму с ведром.

— Курица только.

— Одна? На всех? — Макс скривился. — Нужно что-то ещё, потому что картошки тоже нет.

Мы немного постояли, молча уставившись друг на друга.

— Кукуруза, — должен же был я как-то реабилитироваться перед ребятами.

— Думаешь, созрела?

— Вот и узнаем.

От калитки до поля идти было не дольше трёх минут, мы взяли по тонкому пакету с ручками и по ножику, как будто за грибами собрались. Ни я, ни Макс никогда не собирали кукурузу, поэтому решили ориентироваться на месте.

Кукурузное поле приветливо колосилось густой светло-зелёной листвой. Мы перебрались через огораживающую его сетку и решили пройти немного вглубь, чтобы с дороги видно не было.

Макс отодрал початок, очистил и впился в него зубами.

— Нормально. Есть можно, — вытер локтем потёкший сок.

— Так, она белая совсем, а должна быть жёлтая.

— Это она варёная жёлтая. А сырая — белая, — он прошёл ещё немного вперёд. — Давай, выбирай какие побольше.

И я стал драть початки. Просто шёл, выискивал крупные, срывал со стебля и кидал в пакет. Иногда стебли ломались. Ножик не понадобился. А как набрал половину, понял, что Макса не вижу.

— Эй, — крикнул я. — Ты где?

Но он не отозвался. Я огляделся.

Вокруг был даже не американский «кукурузный лес», кругом были джунгли. Куда не сунься — листва. Начал пробираться к дороге, но всё шёл и шёл, а поле не заканчивалось. Я снова позвал.

Небо над головой постепенно затягивалось голубой вечерней дымкой, и я немного занервничал: если не выйду пока светло, в темноте точно не выберусь.

Неподалёку раздалось какое-то тарахтение. Над головой промчались птицы.

Я растерянно остановился и тут, откуда ни возьмись, прямо на меня выпрыгнул Макс, рухнул на плечи и повалил.

— Ломишься, как лось, — яростно зашептал мне на ухо. — Они нас подсекли.

— Кто они? — я кое-как выполз из-под него.

— Чуваки, которые кукурузу охраняют.

— Откуда ты знаешь?

— Видел.

— Почему ты не отзывался?

— Что я, дурак на всё поле орать?

Тяжело дыша, мы насторожились. Тарахтение прекратилось, послышался лёгкий, едва различимый свист.

— Идём, — Макс потянул меня за рукав. — Они с другой стороны.

Не знаю, как он это понял, но я послушно пошёл за ним.

Макс пробирался через заросли легко, почти не задевая стебли. У меня так не получалось, я постоянно цеплялся за них пакетом, и они сильно раскачивались.

Несколько раз он останавливался и прислушивался, определяя направление, словно всю жизнь по кукурузе лазил. Наконец показался просвет и мы выбрались на открытое пространство.

Вышли не понятно где. Перед нами ровное скошенное поле. За ним на небольшом холме темные очертания строений. Сзади — чёрная полоса леса.

— Походу нам назад нужно. К лесу, — Макс развернулся.

Его пакет порвался и наполовину опустел, из него торчала застрявшая кукурузина. Мы переложили всё, что осталось в мой пакет и двинулись по раскатанной дорожке с краю поля. До леса было не так уж и далеко.

Однако не успели пройти и ста метров, как снова послышался свист. Тихий и протяжный. Мы остановились. Вдруг где-то совсем рядом взревел мотор, раздались голоса. Тарахтение нарастало. Мы бросились в обратную сторону к скошенному полю.

Раньше бегал я довольно хорошо. Спасибо шести годам футбола. Без тренировок заметно сдал, но всё равно в том, что касалось бега, в нашем классе я был лучшим, и когда Макс, как нечего делать, за пару секунд оторвался от меня метров на двадцать, собрал все силы и втопил за ним, как безумный.