Убийство на острове - Кларк Люси

А еще она помнила, что утром открыла глаза и поняла, что в спальне никого. Бэлла натянула одеяло до подбородка и ждала, что вот-вот в комнату войдет Робин с пакетом печенья и чашкой чая – их неизменными бодрящими средствами по утрам. Но дверь так и не открылась.

Наконец Бэлла босиком спустилась вниз. Ей пришлось натянуть платье, в котором она была вчера, – кусок переливающейся золотой ткани, который выглядел слишком дешево и гламурно в ярком утреннем свете.

Робин вместе с родителями сидела за кухонным столом: лицо без косметики, волосы гладко зачесаны, глаза опущены.

– Доброе утро! – поприветствовала подруга, не глядя на Бэллу.

– Доброе утро! – подхватил глава семейства. – Мы слышали, вчера ты отвезла нашу дочь в больницу? Огромное тебе спасибо.

– Пустяки, – ответила Бэлла, пытаясь поправить слишком низкий вырез декольте. Она сжала руки в кулаки, чтобы спрятать ярко-красный лак, казавшийся слишком вызывающим в этом тихом, пропитанном горем доме. Стало не по себе, словно она заявилась на похороны в маскарадном костюме. В поисках поддержки Бэлла посмотрела на подругу, но та не отрывала глаз от тарелки.

– Дочка прилично ударилась головой, – сказала миссис Дэвис каким-то странным тоном.

– Да уж. – Бэлла пересекла комнату, собираясь сесть за стол, но Робин резко встала.

– Я измотана. Пойду еще посплю. Ты сама доберешься?

– Да, конечно. Мне уже пора.

Никаких вещей у Бэллы с собой не было, поэтому она просто взяла туфли и ключи от машины и направилась в коридор.

Робин открыла входную дверь, по-прежнему не поднимая глаз.

Бэлла шагнула на крыльцо босиком, держа в руках туфли на шпильках, повернулась и спросила:

– Как ты себя чувствуешь?

Подруга дотронулась до затылка.

– Алкоголь и сотрясение мозга – не самое удачное сочетание. Совсем ничего не помню.

Лицо Бэллы вспыхнуло.

– Ясно.

Повисло неловкое молчание.

– Что ж, тогда я лучше пойду, – наконец выдавила Бэлла.

– Конечно. Увидимся. – Робин упорно изучала землю под ногами.

Пока Бэлла шла по тупиковой улице к машине, ее щеки пылали от унижения. Она швырнула туфли на пассажирское сиденье, сунула ключ в замок зажигания, дважды заглохла и наконец сдала назад, так яростно нажимая на педали, что двигатель заревел. Бэлла включила магнитолу на максимум, и яростные удары ладонью по рулю потонули в рвущейся из колонок музыке.

И вот, стоя на берегу лицом к лицу с Робин, Бэлла сказала:

– Я прекрасно помню все, что произошло. И ты тоже, я это знаю.

Робин выдержала ее взгляд.

Что Бэлла хотела услышать? Извинения? Или признание, что все произошло на самом деле?

– Мне очень жаль, – наконец произнесла Робин. Она опустила голову, обошла Бэллу и растворилась в темноте.

Глава 64

Элеонора

Элеонора потихоньку ускользнула от костра – подальше от смеха, запаха дерева и дыма.

Да, девушки стараются. Фэн слушала ее рассказы о Сэме. Робин следила, чтобы у Элеоноры не закончилась выпивка, и спрашивала, какую песню включить. Лекси освободила ей место у костра и хотела втянуть в разговор. Но Элеонора больше не могла притворяться. Она безумно устала от необходимости улыбаться, поддерживать беседу, говорить одно, а думать совершенно о другом.

Элеонора завернула бутылку водки в плед и положила ее на дно лодки. Под покровом темноты она оттащила шлюпку к воде, стараясь держаться подальше от костра и надеясь, что никто не заметит ее бегства и не начнет приставать с вопросами, почему ей захотелось погрести одной ночью. Какой ответ можно дать на такой вопрос? Что ей стало совершенно невыносимо? Что она уже три дня присутствует на празднике в честь другой женщины и ее терпение иссякло?

Элеонора и сама не понимала, почему решила выйти в море в темноте, да еще и с бутылкой спиртного. Впрочем, возможно, она кривила душой. Потому что прекрасно помнила, как очнулась на полу в ванной и лежала, прижавшись щекой к линолеуму, а перед глазами все плыло. Она чуть не пересекла грань. Страшная правда заключалась в том, что от последнего шага отделяло всего ничего: флакон снотворного, шаг со скалы или прыжок в омут.

Элеонора столкнула лодку в воду, затем забралась в нее, надеясь, что смех и разговоры заглушат плеск воды. Схватив весла, она принялась грести, сначала нервно, рывками, затем более спокойно, поддавшись размеренному ритму. Стекавшая с лопастей вода серебрилась в свете луны. Огонек костра и силуэты остальных девушек таяли в ночи.

Некоторое время Элеонора работала веслами. Луна освещала ей дорогу. Лодка покинула бухту. Руки устали. Все, пожалуй, хватит грести. Пусть течение решит ее судьбу.

Она поднесла бутылку ко рту и сделала большой глоток водки. Затем постелила на дно плед и легла, примостив руки под голову.

Звезды. Сколько их! В Лондоне, если Элеонора пробуждалась посреди ночи и больше не могла заснуть, то выходила на крошечный балкончик и всматривалась в небо в поисках нескольких ярких точек, пробивавшихся сквозь городскую иллюминацию. Ее проблемы сразу переставали быть серьезными. Вселенная огромна, а Элеонора со сдавливающей грудь скорбью – просто букашка.

На нее навалилась невероятная усталость. Притворство изматывало. Иногда, делая покупки в супермаркете или стоя в пробке, Элеонора смотрела вокруг и думала: «Сколько человек сейчас делают вид, что у них все хорошо, что они счастливы? Или я одна такая?» Можно общаться с людьми, передвигаться, разговаривать, готовить еду и всеми возможными способами демонстрировать, что с тобой все в порядке. А на самом деле все иначе.

Эд считал, что у нее депрессия, и предлагал пойти в спортзал – как будто от горя можно избавиться, делая физические упражнения. После инцидента с таблетками брат настоял, чтобы Элеонора сходила к врачу. Она согласилась и получила рецепт на лекарства, прекрасно зная, что принимать их не станет. Никакие препараты не в силах сделать ее счастливой.

Такое было подвластно лишь Сэму. Здесь, в лодке, Элеонора могла думать о нем сколько угодно. Она любила копить воспоминания, приберегая их для более удачного момента – точно так же, как в детстве не спешила есть мороженое, желая насладиться сладким сливочным вкусом в одиночестве.

Вот и сейчас Элеонора погрузилась в свои мысли. Ей нравилось, что жених мог остановиться на улице и заговорить с чужой собакой, наклониться, почесать ее за ухом и спросить: «Ну как, приятель? Нравится?» А еще Сэм спал в носках – даже летом. Он говорил, что так его ногам уютнее. Он очень любил настольные игры – не только «Скрэббл» и «Монополию», но и такие, в которые Элеонора играла, когда была маленькой. Она улыбнулась, вспомнив, как жених раскладывал красочные коробки на кофейном столике, а рядом на стуле ставил тарелки со старомодными закусками: сыром, кусочками ананаса на шпажках, беконом, смесью сухофруктов и орехов. Сэм отвергал изысканные варианты вроде оливок и хумуса. И все же Элеонора, так любившая наслаждаться хорошими продуктами, получала удовольствие, кладя в рот кусочек ветчины и ощущая ее синтетический вкус.

Другие пары любили посещать рестораны, приглашать гостей на ужин, ходить в театр – а Сэм и Элеонора предпочитали закуски и настольные игры. Жених умел превращать привычное в экстраординарное, и именно этого сейчас не хватало больше всего.

Элеонора лежала на дне ялика, зная, что у нее с собой бутылка водки и куча воспоминаний, в которых можно потеряться. Костер уже исчез из виду, теперь вокруг только море.

Глава 65

Бэлла

Бэлла направилась к сумке-холодильнику. Мокрое платье прилипало к покрытой солью коже. Она вытащила первое, что попалось под руку, – бутылку узо, открутила крышку и прижала горлышко к губам. Жидкость со вкусом ментола и аниса обожгла горло. Так-то лучше.

Бэлла сунула напиток под мышку и, покачиваясь, пошла к костру, где сидели Лекси и Ана. Опять Ана. Она сопровождает невесту, словно тень – сегодня в ярко-красном платье, косы закинуты на спину. Надо же, у этой женщины хватает смелости быть здесь, после того как раскрылась ее мерзкая тайна.