Праздничный коридор (СИ) - Ильянкова Валентина Михайловна

— Вы можете их забрать, Николай Васильевич.

— Нет, Зося. Икона и распятие по праву принадлежат тебе и будут охранять тебя от бед и напастей.

— Вы мой отец?

— Да!

Чарышев проглотил тугой комок, подкативший к горлу, и внезапно осипшим голосом спросил:

— Ты давно об этом догадалась?

— Нет

— А как?

— Методом анализа наших отношений. Кроме того, я всегда верила, что отец меня найдет. А вы не заметили, что мы с вами похожи? Вот, — Зося положила свою руку на его ладонь, — смотрите, одинаковые. Но приметывнешнего сходства я начала искать, когда поняла, что многие мои черты характера почти с точностью повторяют ваши. А сейчас вы узнали икону, которая передана мне старушкой-ведуньей через мою маму, когда я еще и не родилась. Я вам расскажу все, что знаю об этой старушке от своей мамы. Мистика какая-то. Но сейчас понятно, что эта старушка — мояпрабабушка.

В дверь заглянула Роза Самуиловна:

— Заговорщики! Пора к столу, старый год через несколько минут заканчивается. Нужно его проводить и встретить новый, который, ну, просто обязан быть счастливым и благодатным годом для вас обоих.

Глава 10

Зося по-прежнему каждое утро встречалась с Чарышевым. Они вместе завтракали, говорили и не могли наговориться обо всем, что с ними происходило раньше или мучает сейчас. Отцом назвать его Зося пока не решалась, он так и оставался для всех влюбленным в неепожилым чудаком. Чарышеву было мало их утренних встреч, и он стал частенько забирать Зосю из банка в обеденный перерыв или подвозить домой после работы. Выходные дни они вместе с Розой Самуиловной и Михаилом Исааковичем проводили в загородном доме Чарышева. Чарышев неоднократно просил их всех переехать в свой большой дом, все обещали подумать, но переезд откладывали на неопределенный срок. В конце концов, он понял, что пожилые люди были привязаны к городской квартире, боялись менять свои привычки, а может, в первую очередь — вид из окна.

В банке, в отношениях с коллегами, Зося ощущала некоторый холодок недоверия и зависти. Интеллигентка от рождения, Зося никогда не принимала участие в разговорах, касающихся чьей-то личной жизни, что ставило между нею и рядовыми банковскими служащими определенный барьер. А безупречный внешний вид и дорогая одежда не нравились руководителям среднего звена — не многие из их состава могли позволить себе подобную одежду и соперничать с нею на равных. Заработная плата банковских служащих обеспечивала только прожиточный минимум от аванса до зарплаты. За ее спиной банковские кумушки неодобрительно качали головами и шептались, что одета она явно не по карману. Особенно всех поразила ее новая дорогая шубка.

Когда до банка доползли слухи о ее связи с клиентом, да еще и не рядовым клиентом, а самим Чарышевым, все вновь зашептались — теперь совершенно понятно, откуда берутся шубы, вещи из «Березки» и личная машина — Ромашова беззастенчиво пользуется широко открытым для нее кошельком Чарышева.

Татьяна Алексеевна Анцева, которая по своим должностным обязанностям представляла интересы химкомбината в банке, слухи о любовной связи Ромашовой и ее непосредственного шефа, Чарышева, не опровергала, а, наоборот, всячески дополняла новыми пикантными подробностями и домыслами. Жене Анцева пришлась по душе лживая лесть и комплименты Нины Петровны, и она начала вести себя нагловато и непозволительно высокомерно. Отчеты и деловые письма химкомбината она бросала на стол Нины Петровны, которая в это время стояла перед ней, как солдат на параде — молча и навытяжку. Нина Петровна при Анцевой бумаги боялась даже развернуть, а не то, чтобы проверить. Единственной темой для разговора между ними стал роман Ромашовой и Чарышева. Да и в этом диалоге Нина Петровна, оставалась только слушательницей, внимательной и понимающей. А Анцева, пользуясь такой дозволенностью, и понимаем со стороны слушательницы, старалась обмазать Зосю грязью как можно гуще.

Татьяна давно заметила, что ее сын перестал замечать девушек и большую часть свободного времени проводит дома или в компании друга — соседа по квартире. Друг Александра не умел хранить чужие тайны, и от него Татьяна узнала, что есть девушка, которая пренебрегает вниманием сына, а он любит ее, и за нее готов в огонь и воду. Вскоре Татьяна знала о Зосе то немногое, что смогла вытянуть из молчаливого, не любившего обсуждать с домочадцами служебные дела, мужа.

Анцев утверждал, что девушка очень талантлива и трудолюбива и, несмотря на то, что сирота, сумела получить достойное образование. Более того, в совершенстве владеет двумя иностранными языками, что сразу оценило руководство, как банка, так и химкомбината, который она инспектирует. Если раньше сопроводительные документы на поставку импортного оборудования и платежные документы на их оплату в банк представлялись в переводе с оригинала, то сейчас Ромашова все переводит самостоятельно, без привлечения переводчиков.

«Может быть, действительно эта Ромашова умница, но ведь без роду и без племени, а все туда же — корчит из себя принцессу и недотрогу, — думала Татьяна, — А как, же тогда ее роман с Чарышевым, который шепотом обсуждают и смакуют во всех отделах администрации химкомбината?»

Правда, Чарышева в коллективе уважали, а некоторые и побаивались, поэтому сплетни быстро утихли — народ натешился и умолк. Тогда Татьяна решила, что нужно обо всем рассказать в банке — пусть сын и муж услышат. Обоим эта новость будет полезна. Старший Анцев строго следил за нравственной атмосферой в подчиненном коллективе и нетерпимо относился к любовным интрижкам, особенно с клиентами — пусть подумает, стоит ли ему и дальше держать на работе аморального человека. А младший, ее любимый сын, должен понять, что такого рода девушки не созданы для семьи и ему стоит подумать о новой избраннице, как раз и возраст подошел семью заводить.

Приходя в банк, Татьяна демонстративно игнорировала своего кредитного инспектора, Зою Ромашову, и беззастенчиво пользовалась своим «служебным положением» — жены руководителя банка.

Несколько отчетов и деловых бумаг Зося молча, приняла от Нины Петровны, но в письменной форме предоставила свои замечания в адрес химкомбината.

Нина Петровна решила, что писать они ничего клиенту не будут, лучше уж принять некачественные бумаги, подшить в отдельную папку, а затем спрятать от проверки вышестоящей структуры или госбанка. Она боялась поставить под удар жену своего шефа, а значит и себя.

Зосю такой вариант не устраивал — она предпочитала четкость во всех своих делах, не в ее характере было прятаться от проверок. Урегулировать сложившиеся взаимоотношения с химкомбинатом мог только сам Анцев. Зося отправилась к нему на прием. Анцев выслушал Зосю и спросил:

— Что по этому поводу думает Чарышев?

— Я не сочла возможным без вашего ведома или через вашу голову задавать такие вопросы Чарышеву. Но и сложившиеся отношения с клиентом считаю недопустимыми, это мешает работе и взаимопониманию.

— Кто со стороны химкомбината работает с банком?

— Анцева Татьяна Алексеевна.

— Все понятно. Зоя Николаевна, вы свободны, а я сейчас выясню позицию Чарышева.

Зося вышла из кабинета, а Александр Михайлович набрал номер телефона Чарышева. Чарышев понял, что допустил бестактность, когда поручил Анцевой работу с банком.

— Александр Михайлович, обещаю, что это больше не повторится. Мне придется заменить экономиста, работающего с банком. Я виноват больше Татьяны Алексеевны — по большому счету получается, что это я воспользовался ситуацией с твоей женой. Все исправим. А Татьяне Алексеевне поручим другой участок работы.

— Еще у меня к тебе вопрос — скажи, ты что-нибудь выяснил о родителях Зои Ромашовой?

— Да, выяснил. Большое тебе спасибо за помощь. Я разыскал отца Зоси.

— И кто же он?

— Я.

— Ты шутишь? Ты, развене знал, что у тебя есть дочь?

— В жизни всякое случается. Не знал. Но прошу тебя — эта информация пока только для тебя. Пусть Зося сама решит, когда обнародовать своего отца. Не хочу ей ничего навязывать. Девочка выросла без меня. Сейчас она взрослый человек, а обычно взрослые дети уходят или отдаляются от своих родителей, создают свою семью, и рожают своих детей. У нас с ней все наоборот, поэтому прогнозировать наши дальнейшие отношения я не берусь. Тем не менее, она у меня единственная — и дочь, и продолжатель нашего рода. Буду надеяться, что когда-нибудь Зося открыто назовет меня отцом, все образуется.