Шантажистка - Пирсон Кит А.

— Ну и прекрасно. Тогда оставайся здесь и скули! Неудивительно, что ты влип в эту историю. Ты просто сраный слюнтяй, Билл!

— Что-что?

— Да все ты слышал, — рычит он. — Ты такой же, как и все эти трусливые дрочилы в Вестминстере. У тебя просто яиц нет, чтобы принять решение!

— Чего у меня…

Опираясь ладонями на столешницу, он нависает надо мной. Какой-то ужасный миг я всерьез опасаюсь, что перегнул палку, такой яростью у него сверкают глаза.

— Билл, ну ты же смышленый чувак, так что не прикидывайся, будто ни хрена не понимаешь. Когда человек попадает в задницу, он либо разбирается, либо линяет. Так вот ты не из тех, кто разбирается.

Испепеляя меня взглядом, Клемент, сущее воплощение презрения, качает головой:

— Когда же ты прекратишь прятать голову в песок и разберешься с этим дерьмом?

Его глаза так и продолжают буравить меня, в то время как я не нахожусь с ответом. Как ни стыдно мне признать, но, пожалуй, определенная доля истины в его обвинениях имеется. Мне в жизни не доводилось принимать тяжелого решения, поскольку благодаря деньгам неизменно находился легкий выход. И вот теперь я пал до того, что превратился в инцестуального маньяка. Худшего позора для политика и представить невозможно. Выход только один: бежать.

— Даже если ты и прав, это ничего не меняет. Сейчас мне остается только пытаться минимизировать ущерб.

— Как?!

— Не знаю. Если искать положительные стороны в этой прискорбной истории, то я сохранил за собой и особняк, и квартиру, а значит, у меня остаются кое-какие возможности.

— И какие же?

— Например, уехать за границу и начать новую жизнь.

— Ага, и до конца своих дней прятаться в каком-нибудь Педофилбурге с остальными извращенцами? Билл, я тебя умоляю!

Я понимаю, что мы вышли на круг. И прекрасно осознаю, что от своего преступления мне не скрыться ни в одном уголке мира. Но я слишком устал, слишком вымотался, чтобы продолжать бессмысленный спор.

— Пожалуйста, Клемент, — шепчу я, опуская голову, — просто прекрати.

Он матюгается сквозь зубы, однако, вопреки моим ожиданиям, не бросается прочь, а снова усаживается.

— Хорошо, прекращу, но сначала ответь мне на один вопрос.

— Давай свой вопрос, — вздыхаю я.

— Ты верующий?

Я поднимаю на него взгляд.

— Только не пытайся переубедить меня всякой банальщиной о религии и вере.

— Вовсе не пытаюсь, а ты не ответил на мой вопрос.

— Нет, с тех пор как умерла мама.

— Значит, если бы я сказал, что помочь тебе мне велел, голос в голове, ты решил бы, что я рехнулся?

— Несомненно. А что?

— Потому что именно поэтому-то я тебе и помогаю. Хочешь верь, хочешь нет, но это правда.

Клемент откидывается на спинку стула и скрещивает руки на груди, как будто всего лишь сказал мне который час.

— Что? — фыркаю я. — Ты ведь понимаешь, насколько нелепо это звучит?

— Еще бы. Поэтому-то раньше и не говорил об этом.

— Ну и что мне с твоего откровения?

— Так что ты собираешься делать?

— В данный момент самым заманчивым представляется выкинуться из окна.

— Хм, первым ты не будешь.

— Черт возьми, — выдавливаю я, медленно массируя себе виски. — Ну зачем ты так со мной? Думаешь, мне без тебя мало проблем?

— Я с тобой так, потому что ты не оставляешь мне выбора. Ты-то еще можешь сдаться, а вот я — нет.

— Почему не можешь?

— Потому что устал, Билл, и мне тошно находиться одному среди чужих. Меня не должно здесь быть, а если я не разберусь с тобой, все останется по-прежнему.

Несколько лет назад у одного моего коллеги произошел нервный срыв. Никто ничего не замечал, пока он не предпринял довольно неуклюжую попытку покончить с собой. К счастью, у бедняги ничего не вышло, и он обратился за помощью. Может, Клемент как раз и страдает от подобного расстройства? И как же мне тогда поступить? Просто отмахнуться от его бредового заявления или же подыграть ему, чтобы не доводить до крайности?

— Я даже и не знаю, что сказать тебе, честно.

— Да все ты прекрасно знаешь! — огрызается великан. — Ты хочешь сказать, что у меня поехала крыша и мне нужно к мозгоправу.

— Хм, я бы выразился помягче, но да, возможно, и не помешает.

— Хорошо, так и сделаю, но при одном условии.

— И каком же?

— Дай мне один день.

— Один день?

— Ну да. Зудит у меня в одном месте, где не почесаться, но если мы навестим ту старушку в Хаунслоу, мне, наверно, полегчает. Дай мне срок до вечера.

— Если мы съездим, ты обещаешь обратиться за помощью насчет… своего состояния?

— Я не делаю обещаний, Билл, но да, обращусь.

Поверить не могу, что я вообще обдумываю сделку с человеком, который следует указаниям голосов в голове. Не значит ли это, что я тоже свихнулся?

— Слушай, Клемент, я хочу тебе помочь, но нам вовсе не обязательно охотиться за призраками.

— Билл, ты мне должен. Я тебя еще ни о чем не просил — и вот теперь прошу.

Хочется удрать от этого безумия куда подальше, однако на месте меня удерживает чувство долга. Он прав. Я действительно многим ему обязан.

— Ладно, — вздыхаю я и качаю головой. — Четыре часа.

— Что четыре часа?

— Я поеду с тобой в Хаунслоу в дом престарелых, но если к четырем часам мы не почешем, где у тебя там зудит, то отправимся к моему врачу, а потом я сдамся полиции. Договорились?

— Договорились. И еще одно.

— Ну что еще?

— Мне нужно, чтобы ты хоть немного верил.

— Во что? — фыркаю я. — Что все мои горести чудесным образом исчезнут после разговора с жертвой инсульта в Хаунслоу?

— Я и сам не знаю, чего ожидать, но ведь мы делаем это ради твоей же пользы, не забывай.

— Прекрасно. Что ж, с головой окунаюсь в безумие, если тебе полегчает.

— Вот и молодец.

Я встаю, по-прежнему не уверенный в правильности своих действий. Впрочем, сейчас мне лучше сосредоточиться на чем-нибудь будничном.

— Тост-то будешь?

— Ага.

На ватных ногах подхожу к тостеру, включаю и прислоняюсь к кухонной стойке.

Пока хлебцы подрумяниваются, пытаюсь упорядочить свои мысли. Независимо от бредовой просьбы Клемента, задумываюсь, даст ли нам хоть что-нибудь визит к этой мисс Дуглас. И ведь до своего нелепого признания он обратил внимание на действительно важное обстоятельство, что Габби не стала дожидаться пятницы.

Почему?

Внезапно зудеть начинает и у меня.

Возвращаюсь мыслями к недавнему эпизоду в парке, когда Габби сообщила о нашем родстве. Что же она говорила? Весь тот разговор для меня прошел как в тумане, и детали вспоминаются с трудом, но вроде как она заикнулась о предъявлении прав на наследство моего отца. Понятия не имею, как подобные случаи трактуются законом, однако с учетом грозящего мне обвинения да таланта Габби ко лжи, вполне вероятно, веские доводы для суда у нее найдутся.

Нанесла ли Габби последний удар, или же сегодняшняя статья в газете лишь первый шаг в предстоящей тяжбе? Являлась ли ее главной целью моя репутация? И теперь, замарав мое доброе имя так, что мне ввек не отмыться, она собирается затаскать меня по судам, чтобы окончательно утопить в позоре и ободрать как липку?

Даже после столь катастрофического разоблачения мне сложно вообразить, что же на уме у этой чертовой бабы. Быть может, предложение Клемента не столь уж и бессмысленное, как мне казалось поначалу.

Как бы то ни было, на повестке дня теперь остается только поездка в Хаунслоу к жертве инсульта по совету психически неуравновешенного типа с голосами в голове.

— Да поможет мне Бог, — шепчу я себе.

Единственное утешение, что благодаря предстоящему путешествию я немного да отсрочу окунание в джакузи с дерьмом, что неминуемо забурлит в Вестминстерском дворце, и встречу с полицией. Понятное дело, вечно прятаться у меня не получится, однако прямо сейчас принять наказание я не готов.

Равно как и доесть остатки приготовленной овсянки. Клемент же уничтожает свои четыре тоста за пару минут.