Последнее испытание - Туроу Скотт

В теории мужчины тянутся к женщинам, напоминающим им собственную мать. Стерн считает, что Грета внешне похожа на Донателлу – она тоже высокая, симпатичная, сдержанная и уравновешенная. Но в остальном между ними мало общего. Если Грета когда-то и носила модные платья и пользовалась косметикой, то она явно перестала это делать, став матерью. Кроме того, она почти напрочь лишена таких свойственных ее свекрови качеств, как умение безукоризненно вести себя в обществе, следуя правилам этикета, и теплоты в общении с людьми. С другой стороны, если верить Кирилу, в доме Лепа все держится на ней. Когда Леп начинает давать свидетельские показания, он довольно часто поглядывает на Грету, словно ждет ее одобрения, а она в ответ легонько кивает. Донателла сидит на скамье вплотную к своей невестке. Они находятся в той части зала, где расположились представители обвинения, но несколько ближе к присяжным – впрочем, скорее всего, это связано только с тем, что так им лучше видна свидетельская кафедра.

Тем временем Леп весьма точно излагает то, что пообещал озвучить представителям обвинения. Он подробно рассказывает о своем впечатляющем образовании, об участии в двух научных обществах, о разнообразных наградах и поощрениях и, наконец, о своем назначении на руководящие должности медицинского факультета и факультета информатики Истонского университета, благодаря чему он в итоге был взят на работу в лабораторию своего отца и в компанию «ПТ». Затем он переходит к сути дела и описывает свои обязанности как руководителя медицинских исследований в «Пафко Терапьютикс» и свое участие в создании препарата «Джи-Ливиа».

Чуть больше чем за две недели до завершения клинических испытаний препарата, 15 сентября 2016 года, доктор Танакава сообщил Лепу о том, что накануне ему позвонила взволнованная доктор Венди Хох и сказала, что в течение последних месяцев в ходе тестирования предположительно был зафиксирован всплеск случаев внезапных смертей пациентов.

– И что вы сделали после разговора с доктором Танакавой?

– Я немедленно отправился в кабинет отца, который расположен рядом с моим, дверь в дверь.

– У вас состоялась беседа?

– Да, конечно.

– Что именно вы сказали друг другу?

– Я не смогу передать вам точные слова. Но мы оба были обеспокоены. До этого все говорило о том, что применение «Джи-Ливиа» дает превосходные результаты. Мой отец сказал мне: «Что ж, давай посмотрим».

– Как вы поняли эти его слова?

– Я решил, что мы должны сами вскрыть базу данных и проверить, действительно ли пациенты, которые внезапно умерли, принимали «Джи-Ливиа».

– А что вы сделали после разговора с отцом?

– Я пошел в свой кабинет, чтобы найти коды для вскрытия базы данных, которые мы получили от «Глоубал» перед началом клинических испытаний. Согласно утвержденному протоколу, их требовалось использовать в случае экстренной ситуации, связанной с безопасностью пациентов. Я взял коды и вернулся с ними в кабинет отца, но к этому времени я начал испытывать сомнения. Суть их сводилась к тому, что я стал осознавать: вскрытие базы данных должно было осуществляться сторонними экспертами по вопросам безопасности – возможно, после консультаций с управлением.

– Какое управление вы имеете в виду?

– УКПМ.

– И что сказал на это ваш отец?

– Сначала он со мной не согласился. Нас обоих расстроило то, что с лекарством могли возникнуть проблемы в тот момент, когда клинические испытания уже почти закончились. Но я попал в цейтнот. Я должен был вылететь поздним рейсом в Сиэтл, где мне предстояло провести презентацию на конференции, открытие которой назначили на следующее утро. Грета, моя жена… – Тут Леп делает небольшую паузу, натужно улыбается и кивком указывает на супругу. – Так вот, моя жена вылетала туда же на следующий день, и мы с ней собирались устроить двухдневный пеший поход по полуострову Олимпик. Мне еще надо было поработать над слайдами для моей презентации, и требовалось время, чтобы собраться. Так что я предложил моему отцу, Кирилу, отложить решение этого вопроса до понедельника. Я ему сказал, что нам лучше взять небольшую паузу, чтобы все обдумать.

– И что он ответил?

– Что он чувствует себя очень несчастным в сложившейся ситуации, но согласен подождать.

– Где вы оставили коды для вскрытия базы данных?

– Точно не помню, но, кажется, я оставил их там, в его кабинете.

«Точно не помню» – это нечто новое. У Стерна учащается пульс от мысли о том, что, несмотря на душевное смятение, которое Леп продемонстрировал в мужской уборной, он намерен постараться минимизировать ущерб, который его показания могут нанести отцу.

Мозес делает паузу, меняя ритм допроса, – похоже, он подумал о том же, и подобная перспектива его напугала.

– По вашим словам, вы и ваш отец расстроились. Состоялся ли между вами разговор о причинах того беспокойства, которое возникло у вашего отца?

– У него не было необходимости что-либо объяснять. Он раньше довольно часто говорил о том, что с «Джи-Ливиа» нас поджимает время.

– Обоснование! – требует Марта. Она имеет в виду, что хочет точно знать, когда и где Кирил это говорил и в каких именно словах.

– Мы беседовали об этом бесчисленное множество раз, – отвечает Леп. – У него в кабинете, у меня в кабинете. Он говорил об этом по меньшей мере раз в месяц.

– Что именно он говорил? – интересуется Мозес.

Марта пытается возразить – она против того, чтобы Леп приводил содержание нескольких разговоров с отцом в обобщенном виде. Однако Сонни взмахом руки дает понять, что ее протест отклонен.

– Возможно, ваши слова в дальнейшем могут вызвать протест со стороны защиты, – говорит судья, обращаясь к Мозесу, – но пока вы можете продолжать.

Обычно, когда суд заслушивает показания свидетелей, Сонни делает пометки в своем блокноте и, если все идет без отклонений от ожидаемого сценария, просматривает другие бумаги – ходатайства, заключения и тому подобное. Но сейчас все ее внимание приковано к Лепу – откинувшись на высокую спинку кожаного кресла, она внимательно разглядывает его. Как и большинство людей, присутствующих в зале, ее захватила разыгрывающаяся на глазах у всех семейная драма, старая как мир: Эдип занес клинок над головой отца.

– Пожалуйста, расскажите, что именно говорил вам Кирил по поводу дефицита времени, – требует Мозес.

– Ну, он беспокоился по поводу того, что, если выдача лицензии на препарат затянется, как это часто бывает, он не узнает, чем все закончилось, – просто не доживет до конца этой истории. Я пытался убедить его, что он находится в хорошей форме и переживет даже УКПМ.

Несколько присяжных и судебных репортеров, которые из выступлений сотрудников управления уже поняли, насколько длинны и сложны процедуры тестирования, проводимые УКПМ, тихонько смеются.

– Выполнили ли вы вашу с отцом договоренность и встретились ли с ним рано утром в понедельник?

– Я встретился с ним. Собственно, это он зашел ко мне в кабинет, как только я оказался на работе.

– Вы с ним побеседовали?

– Да.

– И что было сказано в ходе вашей беседы?

– Это я помню слово в слово. Отец сказал: «У меня замечательные новости».

– Вы спросили, в чем именно состоят эти замечательные новости?

– Да, разумеется. Он сказал, что после того, как в четверг, 15 сентября, я улетел, он почувствовал, что просто не может больше сидеть и ждать. Поэтому он позвонил Венди Хох в «Глоубал». У него, как он сказал, было множество вопросов, в частности он хотел удостовериться, что то, о чем мы слышали, – это реальные результаты. И к концу дня пятницы Венди Хох ему перезвонила.

– Вам известно, что именно, по словам вашего отца, сказала Венди Хох?

– Протестую против фразы «по словам вашего отца», – говорит Марта.

– Поддерживаю, – говорит Сонни, не сводя глаз с Лепа. – Просто скажите, доктор Пафко, что сказал Пафко-старший.

Леп кивает, давая понять, что услышал и понял слова судьи, а затем, чтобы выиграть секунду-другую, немного меняет позу за кафедрой.