Тайна двух лагерей - Леонов Николай Иванович

– Курепов? Тот самый, который из благотворителей переметнулся в криминальные авторитеты? – вспомнил Гойда. – Как же, слышали. Помним. И тоже надеемся на встречу. Мир все-таки очень тесный.

– Пути господни, как говорится. Будем надеяться на его отцовские чувства.

– А она просто кричала или со смыслом? – поинтересовался Стас, не сводивший взгляда с полицейских.

– Кто? – не сразу понял Гойда. – А, девчонка-то? Сейчас что-то молчит. Но свидетели заявили, что до нашего появления она целый концерт устроила. Мы, так сказать, пропустили самое интересное. Она вспоминала какие-то красные цветы. В точности как ваш подопечный. Полагаю, девушка еще под воздействием чего-то, а иного объяснения я придумать не могу. Приближаться к себе не дает. На малейшую попытку подойти ближе кидается камнями. Пытались подобраться к ней с противоположной стороны, но она и там пройти не дала. Лупит булыжниками как снайпер. Могли бы на нее навалиться, конечно, но ведь совсем хрупкая. Станет сопротивляться, поранится или сломает себе что-нибудь. Решили поуговаривать, тянули время в надежде на то, что начнет приходить в себя. Так и врачиха из «Скорой» сказала, что такое может быть. Но ничего не получилось. До сих пор на вопросы не отвечает, имя свое не называет, несет всякий бред, но язык у нее не заплетается. «Скорую» вызвали в надежде на то, что помогут, но там фельдшер попалась какая-то невнятная. «Я таких, – говорит, – пачками каждый день собираю. Особенно по ночам и в выходные. Накачаются всякой дрянью, а потом им везде чудища мерещатся. Сами ее вытаскивайте, а потом мы ею займемся». Попросил ее пообщаться с девушкой как-то по-женски, уговорить, успокоить, но она наотрез. Не мое, говорит, это дело.

– С одной стороны, она права, – сказал Гуров, вспомнив бригаду «Скорой помощи», которая боролась с неадекватным Гошей без помощи полиции. И справились ведь. – Но иногда бывает и так, что даже врачам ничто человеческое не чуждо. Говоришь, девчонка вспоминала про красные цветы? – задумчиво переспросил он.

– Красный цвет точно был, – ответил Гойда. – И цветы были. Могу путать, поди ее разбери…

– Наш Гоша то же самое про красные цветы твердил, – сказал Крячко. – Может, они в одном месте чем-то накидались?

– Дай-ка я попробую с ней поговорить, – решительно произнес Гуров и, не дожидаясь разрешения, пошел к бетонным обломкам.

Присев на корточки рядом с полицейским, он всмотрелся в щель между камнями и увидел ту самую, из-за которой разгорелся весь сыр-бор. Девушка сидела, вжавшись голой спиной в кусок кирпичной кладки, которая не успела развалиться при сносе старого здания. Гуров мог наблюдать лишь голое плечо и худые колени, украшенные свежими ссадинами. По сути, девушку и его разделяло полметра, не больше.

До слуха Гурова донесся всхлип – громкий, неровный, чавкающий. За ним тут же последовал еще один, уже не такой откровенный, потише.

– Сухие красные цветы, – раздался дрожащий голос девушки. – Много. Они везде. На груди, на ногах, на лице.

– Здесь нет красных цветов. Или я их не вижу, – негромко произнес Гуров. – Какие они? Где?

Полицейский посмотрел на Гурова круглыми глазами. В ответ тот прижал палец к губам. Он и сам не знал, получится ли у него что-то. Будет ли ответ? Но попробовать стоило.

– Доски! Серебряные доски!!! Цветы на мне! Цветы! Я хочу жить! Не трогай меня, тварь! Снимите их, снимите!

Гуров угадал – девушка резко поднялась на ноги. Он сделал то же самое. Теперь, стоя во весь рост, девушка изо всех сил пыталась что-то стряхнуть руками с тела. Обычно такими движениями человек сбивает с одежды и с волос мелкую живность – муравьев, например. Или отмахивается от комаров.

Но на теле девчонки никаких муравьев не было.

Гуров мигом перемахнул через преграду, стянул с себя пиджак и набросил его на девичьи плечи. Девушка была совершенно раздетой, если не считать тонких синих трусиков. Завернув «добычу» в пиджак, Гуров подхватил ее на руки, ловко перемахнул через бетонный блок и поспешил к «Скорой». К нему тут же поспешила фельдшер, но Гуров покачал головой и сам посадил девушку в «Скорую».

На что он надеялся, когда решил спросить ее о цветах, о которых твердил и Гоша, прячась в парке? Бог ведает, но вера Гурова в провокацию никогда его не подводила. Не подвела и сейчас.

Теперь он мог разглядеть девушку подробнее, а полицейские вместе со Стасом Крячко принялись осматривать место, где она пряталась. Та самая суровая фельдшер, поначалу отказавшаяся помогать, теперь, не теряя времени, суетилась тут же, с тонометром в руках, ласково называя пациентку «доченькой». «Как подменили, – подивился Гуров ее поведению. – Видать, и здесь своя психология, которую другим не понять».

Девчушка оказалась совсем молоденькой, лет восемнадцати. Худая, насмерть перепуганная, она смотрела прямо в глаза Гурову, словно увидела всевышнего. Игорь Гойда стоял возле двери, внимательно наблюдая за происходящим.

– Как ты здесь оказалась? – спросил Гуров.

– Не помню, – одними губами ответила девушка.

– Совсем не помнишь?

– Не помню.

– Как тебя зовут?

– Лена. Елена Игнатьева.

– А сколько тебе лет?

– Двадцать два.

– А я Лев Иванович. Очень приятно познакомиться. А что ты здесь делала, Лена? От кого-то пряталась?

Лена осмотрелась, в какой-то момент во взгляде отразился ужас.

– Здесь нет цветов, – угадал ее страх Гуров. – Нет и не будет. Здесь только врач и я. Мы тебе обязательно поможем.

– Но я их видела, – неожиданно серьезным голосом произнесла девушка. – Но они были там.

– Кого ты видела? Где это «там»?

– В красной комнате, – прошептала девушка и закрыла рот рукой.

– Сто десять на сто, – озвучила фельдшер давление.

Лена посмотрела на нее так, будто увидела в первый раз, и тут же стала очень серьезной.

– Слишком низкое, – строгим голосом произнесла она. – Я гипертоник. И у мамы тоже высокое давление. Когда оно падает, то начинает болеть голова и ощущается сильная сонливость. Имейте это в виду.

– Уж будь спокойна, дорогуша, об этом я никогда не забываю, – забормотала фельдшер, набросила на плечи Лены плед, открыла боковую дверь и спустилась на улицу. – Нам нужно ехать, – обратилась она к Гурову. – Потом с врачом в больнице пообщаетесь, а сейчас уходите отсюда.

– Уже ухожу, – пообещал Гуров, не двигаясь с места.

– Ваш же пиджак, заберете? – строго спросила фельдшер у Гурова и взглянула на Лену: – А ты прикройся, милая. А то замерзнешь.

Она закрыла дверь. Гуров и Лена остались одни.

– О какой больнице она говорит? – не поняла Лена.

– Номер не подскажу, – признался Гуров. – Но там тебя осмотрят. Порядок такой.

– Вы тоже туда поедете?

– Мы тебя позже навестим, – пообещал Гуров. – Непременно.

– Мне было так страшно, – с самым серьезным видом заявила Лена.

– Теперь бояться нечего, – уверил ее Гуров.

– Мне нужно домой. Мама же. И работа.

– А где ты работаешь?

– В художественном магазине «Синяя птица». Продаем все для творчества.

– Краски и кисти?

– А еще подрамники, холсты, бумагу, трафареты, мольберты. Очень много всего. Приходите, я вам скидку сделаю.

– «Синяя птица»? – переспросил Гуров. – Надо запомнить.

Лена пристально всмотрелась в глаза Гурова. Кажется, она начинала о чем-то догадываться.

– Вы из полиции? – спросила она.

– Я следователь, – соврал он. Объяснять, чем занимаются оперативники, сейчас было совершенно не ко времени.

– Следователь? Зачем вы здесь?

Гуров не имел права допрашивать человека, который еще полчаса назад был не в себе. Лена боялась не полиции, так как, узнав о должности Гурова, даже не дернулась. Но что же ее так напугало? Может быть, вид полицейской формы? Или что-то еще? Почему она так испугалась людей, которые хотели ей помочь? Увидела вместо них кого-то еще? Галлюцинации это были или напоминание о том кошмаре, в котором она побывала? Гуров не знал ответа. А объяснять что-либо полуголой испуганной девушке, вцепившейся в больничный плед, он не мог. Но Лена ждала ответа.