Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 69
– Но как такое возможно? Ведь тогда одна из них должна была играть роль мадемуазель Дрюо и в то же время оставаться гостьей на суаре графини!
Бергамотов заметил:
– Я установил хронологию: маленькая Лизетт, как водится, была отослана с мадемуазель в комнату около шести. А гости приехали после семи. Чернозвоновы же появились после половины восьмого. Так что у Джека, если исходить из того, что он – одна из милых дам семейства Чернозвоновых, – было время незаметно выбраться из своей комнаты, переодеться и под видом гостьи заявиться в графский особняк!
Мы все в потрясении уставились на великого сыщика. Я же буквально завопил:
– Это наверняка старшая Чернозвонова, Лидия Филипповна! Ведь она отравила своего супруга!
– Это всего лишь слухи… – произнесла Александра Дмитриевна, а Мэхпи философски заметил:
– Слухи. Не есть. Ложь.
– Господи, и ведь она не такая и старая, ей ведь, поди, и сорока нет! – продолжил я в невероятном нервическом возбуждении. – Она начала с мужа и, кто знает, могла извести кучу других родственников! Бедная ее дочка, Лидия Кузьминична, у нее всегда такой несчастный вид – еще бы, живет под крылом мамаши-убийцы!
Орест Самсонович поднял руку:
– Что ж, я тоже с некоторых пор уделяю повышенное внимание матери и дочери Чернозвоновым. Ибо мне так и не удалось выяснить, кто снабжал разнообразными ядами мрачный клуб отравителей, злодействам коего я положил конец в позапрошлом году [21]. Дамами надо заняться вплотную! Но до того как мы приступим к финальной части операции по изобличению и поимке Джека, нужно принять кое-какие меры предосторожности. Ибо я не прощу себе, если с вероятными жертвами что-то случится. Мэхпи! Зигфрид! Вы отвечаете за безопасность князя и княгини Бобруйских!
Индеец молча кивнул, пес приподнял ухо и тявкнул.
– А также за вашу безопасность, княжна! – сказал, еще сильнее краснея, великий сыщик.
Начальство, конечно же, отпустило какое-то суфражистское замечание, я же не сомневался, что забота об Александре Дмитриевне – выражение большой к ней симпатии Бергамотова, если не сказать больше… (Корректор, удалить!)
Совещание было завершено в начале шестого утра, и прямо из редакции мы отправились в особняк князя Бобруйского, который, по словам дочери, уже наверняка был на ногах, ибо привык подниматься в пять или даже раньше.
Его сиятельство князь, аристократ старой школы, встретил нас более чем радушно и тотчас предложил завтрак. Орест Самсонович от завтрака отказался, а вот я не преминул насладиться чудным горячим кофе и свежими, только что из печи, булочками.
Выслушав скупой рассказ Бергамотова (факт номер один – и так далее), князь заметил:
– Что ж, я не поддался всеобщей истерии и не уехал из столицы, когда начались эти кошмарные убийства. Не буду паниковать и сейчас. Ибо за свою жену и за себя в состоянии постоять сам!
Он поднялся из-за стола и подошел к комоду, из верхнего ящика коего вынул два револьвера.
– Папа, этого недостаточно! Прошу вас! – вскричало мое начальство. Князь, поцеловав дочь в лоб, услал ее в будуар к матери, а нам сказал (положив при этом пистолеты на белоснежную скатерть):
– Ох уж эти женщины! Сашенька такая же паникерша, как и ее мать! Будь у меня сын, он повел бы себя точно так же, как я! То есть не поддался бы истерии!
– Ваше сиятельство является отцом чудной и, что важнее всего, успешной дочери! – сухо произнес Орест Самсонович, на что князь ответил:
– Знаю. Но не по мне все эти ее выкрутасы с образовательными вояжами за границу, педагогическими и медицинскими курсами, наконец, работой главным редактором. Называйте меня старомодным или даже ретроградным – по моему разумению, удел женщин – выйти замуж и нарожать детей! И в этом моя драгоценная супруга подвела меня, ибо все наши сыновья скончались. А Сашенька… Эта блажь пройдет! Признаю, что ей удалось сделать из убыточной газетенки вполне солидное издание, однако есть надежда, что она образумится, выйдет замуж, и я смогу с чистой совестью передать зятю и его с Сашенькой сыну бразды правления в моей небольшой журналистской империи.
Князь явно лукавил – он был подлинным газетным магнатом! От меня не ускользнуло, что, ведя речь о зяте, он посматривал в сторону Ореста Самсоновича. Неужели он хотел… (Этого, корректор, не убирать!)
– Александра Дмитриевна может дать фору любому мужчине… – начал Бергамотов, но смолк, ибо предмет разговора появился в зале.
– Матушка находит идею дополнительной охраны особняка великолепной! – сказала она.
Князь вздохнул:
– Я в этом ничуть не сомневался. Ладно, с бабами жить – по-бабски выть. Ваш ассистент всегда такой молчаливый?
Он кивнул на Мэхпи. Тот ответил:
– Всегда.
– Eh bien [22], – просиял князь, – не люблю всю эту светскую болтовню. А пес у вас славный! Помнится, у меня был такой, и однажды покойный государь Александр Николаевич, удостоив меня своего августейшего визита…
Он углубился в воспоминания тридцатилетней и даже более давности, а Орест Самсонович имел честь откланяться.
Начальство тоже отбыло восвояси, прихватив с собой мой предыдущий, на коленке написанный опус, а мы с Орестом Самсоновичем поехали в особняк госпожи Чернозвоновой.
Было около девяти, когда мы прибыли на Миллионную улицу, где располагался огромный гранитный особняк, унаследованный вдовой от фабриканта Чернозвонова, ныне покойного (ибо ею же и отравленного!).
Около него нас уже поджидал, потирая руки, полковник Брюхатов.
– Так зачем вы просили сюда явиться? – поинтересовался он, подпрыгивая на морозном ветру. – Думаете, что Джек заявится убивать Чернозвонову или ее дочку?
– Думаю, вряд ли. Ибо Джек живет в этом особняке! – будничным тоном сказал Орест Самсонович, и полковник выпучил глаза. Он тотчас пожелал узнать детали, но Бергамотов, распорядившись, чтобы ждали его команды и не предпринимали никаких ненужных действий, приказал взять особняк в кольцо.
– На этот раз не уйдет! – уверенно произнес Брюхатов. – Это только от вас, Бергамотов, Джек-потрошитель ускользает. А мимо меня и моих орлов и мышь не проскочит!
Великий сыщик вздохнул, как мне показалось, со скепсисом, однако от замечаний удержался. Мы прошествовали по величественной лестнице к входной двери.
Орест Самсонович велел дворецкому доложить о нашем прибытии. Тот заявил, что госпожа Чернозвонова не принимает.
– Тогда доложите ей, что речь идет о ее покойном супруге! И его кончине! – произнес он громко, и дворецкий, побледнев, исчез. Через минуту он вернулся и велел следовать за ним.
Проведя нас по анфиладе комнат, он распахнул двери салона, три стены которого были облицованы малахитом, а четвертая представляла собой огромное, от пола до потолка, зеркало в золоченой раме. Да, деньги у кровавой вдовы явно водились. И она сама, облаченная во все черное, собранная и явно настороже, стояла возле камина.
– Что это значит? – произнесла она вместо приветствия. – Как вы смеете трепать имя моего покойного супруга!
– Что послужило причиной смерти вашего супруга? – спросил Орест Самсонович, тоже ее не приветствуя.
Чернозвонова шумно вздохнула, и в ее глазах вспыхнул страх. Она боялась – да еще как!
– От прободения давнишней язвы двенадцатиперстной кишки! – сказала она. – Таково было заключение врача, выдавшего свидетельство о смерти. Почему вас это так занимает, господин Бергамотов?
Ага, кровавая вдова даже знала, кто он такой! Что ж, мы имели дело с более чем серьезным противником.
– Того самого врача, которому вы заплатили семь тысяч рублей серебром? – тихо спросил Орест Самсонович. – И кроме того, подарили его жене пару золотых серег с аквамаринами, а сыну – отличного орловского скакуна?
Вдова вздрогнула, ее лицо исказилось, и на мгновение мне стала видна ее душа – злобная, мерзкая, жестокая. Это была душа Джека-потрошителя!
