– Завтра в Пьера выстрелят, – сказал я.
– Ах, батюшки, – отозвался Пьер.
– Но рана будет не смертельной. Вы сможете продолжать свою роль.
– Это уже лучше.
– Только вам понадобится изобразить пролитую кровь.
– Замечательно, – сказал Пьер. – Много?
– Ну, не знаю... – засмеялся я. – Предоставляю вам решить, куда должна попасть пуля и сколько крови, по-вашему, смогут выдержать пассажиры, но после всего этого вам надо остаться в живых.
Они захотели узнать, что еще я для них припас, но этого я им говорить не стал. Я сказал, что если они будут знать, чем кончится дело, то могут случайно проговориться, а они стали возражать, что это невозможно – ведь они профессионалы. Однако я все же не до конца доверял их импровизациям, и они, пожав плечами, сделали вид, что согласны.
Я посмотрел репетицию, которая, на мой взгляд, прошла очень неплохо, но потом Зак заверил меня, что это пустяки по сравнению с тем, как это будет разыграно за коктейлями.
В одиннадцать часов он в полном изнеможении пришел ко мне в номер, чтобы, как и накануне, подкрепиться честно заработанным виски.
– Эти двое, Рауль и Пьер, выложились как могли, – сказал он. – Вы знаете, в театральном училище они учились сценическому бою и всяким другим трюкам. Драку они подготовили заранее, и получилось потрясающе. Они катались по всему залу. Просто жаль было вмешиваться. Половина пассажиров расплескали свои коктейли, когда они барахтались у них в ногах, колотя друг друга, и нам пришлось выдать им новые бесплатно. – Он засмеялся. – Дорогая Мейвис с трагическим видом объявила о краже драгоценностей и ужасно горевала, рассказывая, какие дорогие воспоминания у нее с ними связаны. Половина зрителей была в слезах. Великолепно. Потом Уолтер очень прилично сыграл свой эпизод, если учесть, что он мне жаловался, будто ни один человек в здравом уме не покончит с собой из-за того, что не может участвовать в скачках. А потом, представьте себе, один из пассажиров спросил меня, кто подал нам эту мысль – что кто-то покончит с собой из-за того, что не сможет участвовать в скачках.
– И что вы сказали? – с беспокойством спросил я.
– Я сказал, что эта мысль носится в воздухе. – Он увидел, что это меня успокоило, и спросил:
– А кто подал ее вам?
– Я знал одного человека, который недавно так и сделал.
Тринадцать дней назад... Почти целая жизнь прошла с тех пор.
– Ненормальный.
– Хм-м. – Я помолчал. – А кто вас об этом спрашивал?
– Не помню. – Он задумался. – Возможно, мистер Янг.
Вполне возможно, подумал я. Эзра Гидеон был его другом. А возможно, это был Филмер. Эзра Гидеон был его жертвой.
– Вы уверены? – спросил я. Он еще немного подумал:
– Да, мистер Янг. Он сидел с этой своей симпатичной женой, а потом встал и прошел через весь зал, чтобы спросить меня.
Я выпил глоток вина и спросил как будто между прочим:
– А кто-нибудь еще на это отреагировал?
Чутье, никогда не покидавшее Зака, заставило его насторожиться.
– Не пахнет ли здесь Гамлетом? – спросил он.
– Что вы имеете в виду? – отозвался я, хотя точно знал, что он хотел сказать.
– "Со сцены я совесть короля на них поддену" *? Верно? Ведь у вас это на уме?
– Более или менее.
– И завтра тоже?
– И завтра тоже, – подтвердил я.
– А вы не собираетесь впутать кого-нибудь из нас в какую-нибудь неприятную историю? – задумчиво спросил он. – Нас не обвинят в клевете или еще в чем-то таком?
– Обещаю, что нет.
– Может быть, мне не надо бы поручать вам писать сценарий на завтра.
– Поступайте так, как сочтете нужным.
Я взял только что законченный сценарий и, перегнувшись через стол, передал ему:
– Прочтите сначала, а потом решайте.
– Ладно.
Он поставил свой стакан и принялся за чтение. Дочитав до конца, он поднял на меня смеющиеся глаза.
– Замечательно, – сказал он. – Все идеи, которые были у меня с самого начала, плюс еще и ваши.
– Хорошо.
Я почувствовал большое облегчение от того, что ему сценарий понравился, и подумал, что с его стороны это весьма великодушно.
– А где тут из Гамлета? – спросил он.
– "Любил без меры и благоразумья" *.
– Это Отелло.
– А, прошу прощения.
Он задумался:
– На мой взгляд, это как будто безобидно, только вот...
– Я хочу добиться только одного, – сказал я. – Раскрыть кое-кому глаза. Предостеречь кое-кого, что они стоят на опасном пути. Ведь я не могу вот так подойти к ним и это выложить, верно? Они не пожелают выслушать это от Томми. Возможно, они ни от кого не пожелают это выслушать. Но если они увидят, как это будет разыграно в лицах, – может быть, они поймут.
– Как мать Гамлета.
– Да.
Он отпил глоток виски.
– Кого вы хотите предостеречь и о чем?
– Лучше мне вам этого не говорить – тогда, если что-то случится, вашей вины здесь не будет.
– А зачем вы на самом деле находитесь в этом поезде? – спросил он, нахмурившись.
– Вы это знаете. Чтобы все остались довольны и чтобы расстроить планы злодеев.
– И эта сцена вам поможет?
– Надеюсь.
– Хорошо. – Он принял решение. – Ничего не имею против того, чтобы расстроить планы злодеев. Мы приложим к этому все старания. – Он вдруг усмехнулся. – Им понравится этот гамлетовский поворот.
Я встревожился:
– Нет... Только, пожалуйста, не говорите им.
– Но почему?
– Мне нужно, чтобы пассажиры сочли сходство сюжета с их биографиями чистой случайностью. Я не хочу, чтобы потом актеры сказали им, что все это было проделано нарочно.
Он криво улыбнулся:
– Значит, там все-таки есть клевета?
– Нет. Это нам не грозит. Просто... Я не хочу, чтобы им стало известно, что это я так много о них знаю. Если кто-нибудь спросит актеров, откуда они взяли сюжет, пусть лучше скажут, что это вы придумали.
– И подставят меня?
Тем не менее тон его оставался добродушным.
– Уж вас-то никто не может заподозрить. – Я слегка улыбнулся. – Моя задача – не только расстроить планы злодеев, но и до самого конца скрываться под маской Томми и сойти с поезда неразоблаченным.
– Вы что-то вроде шпиона?
– Охранник, только и всего.
– Можно я вставлю вас в свой следующий сценарий? В следующее представление в поезде?
– Сколько угодно.
Он рассмеялся, зевнул, поставил свой стакан и встал.
– Ну что ж, приятель, – сказал он, – кем бы вы там ни были, познакомиться с вами было весьма поучительно.
Нелл позвонила ко мне в номер в семь утра.
– Вы уже не спите? – спросила она.
– Ни в одном глазу.
– Ночью опять выпал снег. Горы все белые.
– Это мне видно из постели, – сказал я.
– Вы на ночь занавески не задергиваете?
– Никогда. А вы?
– Тоже.
– Вы одеты? – спросил я.
– Да. А при чем это тут?
– Значит, в доспехах, как всегда.
Даже когда разговариваете по телефону.
– Я вас ненавижу.
– Что поделаешь.
– Послушайте, – сказала она, сдерживая смех. – Хватит глупостей. Я позвонила, чтобы спросить вас, захотите вы снова пешком идти на станцию после обеда, когда будет посадка на поезд, или поедете на автобусе с поездной бригадой?
Я подумал:
– Пожалуй, на автобусе.
– Хорошо. Автобус отходит от служебного флигеля в три тридцать пять.
Захватите свою сумку.
– Ладно. Спасибо.
– Весь поезд, с лошадьми, болельщиками и прочим, прибывает из Банфа на станцию Лейк-Луиз в четыре пятнадцать. Отправление из Лейк-Луиз – ровно в четыре тридцать пять, до этого времени пассажиры вполне успеют сесть в поезд, снова разойтись по своим купе и начать со всеми удобствами распаковывать вещи. Ежедневный "Канадец" приходит вслед за нами, как и раньше, и отправляется из Лейк-Луиз в пять десять, поэтому нам нужно постараться, чтобы все сели поскорее и мы могли отправиться вовремя.
