Что моё, то моё - Хольт Анне

Мужчина раздавил таблетку валиума и высыпал порошок в стакан. Маленькая доза, мальчик только уснёт от транквилизатора. Важно было, чтобы он умер во сне. Так легче, практичнее. Сложно сделать укол ребёнку, если он плачет и брыкается.

Он захотел пить, глядя на пузырящийся напиток в стакане, и медленно облизал губы. Мурашки пробежали по спине – он испытывал чувство, близкое к восторгу: тщательно продуманный план начал осуществляться.

Потребуется шесть недель и четыре дня, если всё пойдёт как задумано.

9

Не верилось, что скоро лето. Над озером Согнсванн лежал серый туман, а деревья по-прежнему стояли без листьев. Только на редких ивах можно было разглядеть набухшие почки, а на южных склонах вытянулись длинные стебли мать-и-мачехи. Иначе вполне можно было предположить, что это четырнадцатое октября, а совсем не четырнадцатое мая. Шестилетняя девочка в красном спортивном костюме и жёлтых резиновых сапогах стащила с себя кепку.

– Нет, Кристиане! Не подходи к воде!

– Пусть поплещется. Она же в сапогах.

– Господи, Исак, здесь же глубоко! Кристиане! Нет!

Девочка будто ничего не слышала. Она уже стояла по колено в воде, напевая какой-то однообразный мотив. В сапогах хлюпала вода. Девочка с отсутствующим взглядом повторяла четыре ноты, снова и снова.

– Ты же вся промокла! – простонала Ингер Йоханне Вик, вытаскивая девочку из воды.

Девочка радостно улыбнулась, разглядывая, как мать выливает воду из сапог, и перестала петь. Ингер Йоханне взяла её на руки и отнесла на скамейку, стоящую неподалёку. Она вытащила из рюкзака сухие колготки, пару плотных носков и тяжёлые кроссовки. Кристиане они не нравились. Она заупрямилась, сдвинула ноги вместе, пытаясь помешать матери, взгляд снова стал пустым. И опять завела те же самые четыре ноты: дам-ди-ру-рам, дам-ди-ру-рам.

– Ты же замёрзнешь, – сказала Ингер Йоханне. – Заболеешь.

– Замёрзнешь, заболеешь, – Кристиане улыбнулась, и её взгляд остановился на матери, словно она внезапно очнулась.

– Да. Заболеешь.

Ингер Йоханне попыталась не дать дочери снова уйти в себя.

– Дам-ди-ру-рам, – промычала Кристиане и снова застыла.

– Так. Ну-ка иди сюда.

Исак взял дочь на руки и высоко подбросил.

– Папа! – закричала Кристиане задыхаясь. – Ещё!

– Подожди-ка, – пробормотал Исак, снимая с девочки мокрые колготки, а потом снова подкинул её. – Кристиане-самолёт!

– Самолёт! Истребитель! Человек-чайка!

Ингер Йоханне не могла понять, откуда она набралась таких слов. Они с Исаком вроде никогда не употребляли их в разговорах с дочерью. В них была определённая логика, ассоциативные связи, которые сложно было сразу уловить, и это создавало впечатление виртуозного владения языком, тонкого понимания, что было так непохоже на её повседневную речь – короткие отдельные слова, которые она произносила, лишь когда ей было что-то нужно.

– Дам-ди-ру-рам.

Самолёт приземлился. И снова зазвучала заунывная песенка. Но Кристиане удобно уселась на папиных руках и позволила себя переодеть.

– Ледяная попка, – сказал Исак, легко шлёпнув девочку, и принялся надевать ей сухие колготы, которые с трудом натягивались на мокрые ноги. – Кристиане вся замёрзла.

– Кристианелёд. Кушать.

– Ну что. Пора идти?

Он поставил девочку перед собой, сложил мокрую одежду в полиэтиленовый мешок. Из бокового кармана рюкзака достал банан, очистил его и протянул Кристиане.

– Ну, и где мы были?

Исак провёл рукой по волосам, они склеились от сырого воздуха. Он поднял лицо. Исак выглядел очень молодо. Безответственный и вечно юный: волосы всегда чуть длиннее, чем положено, одежда слишком свободная для его возраста. Ингер Йоханне попыталась преодолеть привычное чувство подавленности, постоянное ощущение своей неспособности так же легко находить контакт с Кристиане.

– Расскажи, чем кончилась та история.

Он ободряюще улыбнулся и слегка кивнул головой. Кристиане уже убежала от них метров на десять вперёд. У неё была странная для ребёнка тяжёлая походка, можно было подумать, что у девочки за плечами долгая жизнь. Исак на мгновение положил руку на плечо Ингер Йоханне, а потом отправился следом, медленно, словно сомневаясь, что Ингер Йоханне последует за ними.

– Альвхильд Софиенберг решила тщательнее изучить это дело, – начала Ингер Йоханне. Тут её глаза сузились: она увидела, что маленькая фигурка снова приближается к воде, и быстро проговорила: – Но она встретила неожиданное сопротивление. Аксель Сайер не хотел с ней разговаривать.

– Да? Почему, интересно? Он ведь сам подавал ходатайства, разве его не обнадёжил тот факт, что кто-то из министерства захотел пересмотреть дело?

– Не знаю. Кристиане!

Девочка обернулась и принялась громко смеяться. Она медленно отошла от воды и заковыляла к лесу, наверное, что-то там увидев.

– Но это её не остановило. Альвхильд Софиенберг познакомилась с тюремным священником, пожилым человеком, который за свою жизнь всего навидался в этом мире. Он был убеждён в том, что Сайер невиновен. Да, он тоже так думал. В общем, Альвхильд ещё больше уверилась в своей правоте. Она не сдавалась и снова отправилась к своему подопечному.

– Подожди-ка.

Исак остановился. Он кивнул в сторону Кристиане, которая стояла рядом с огромным сенбернаром. Девочка обхватила шею собаки и визжала от восторга, а пёс лениво вилял хвостом.

– Тебе надо завести собаку, – заметил он тихо. – Кристиане от них без ума. Ей с ними очень нравится.

– Или тебе, – резко ответила Ингер Йоханне. – Почему это во что бы то ни стало именно я должна возлагать на себя все обязанности? Всегда!

Он глубоко вдохнул – низкий протяжный свист привёл большие собачьи уши в движение. Кристиане громко засмеялась.

– Забудь об этом, – попросил Исак и чуть кивнул головой. – И что произошло потом?

– Тебе неинтересно.

Исак Ононсен потёр лоб.

– Напротив. Как тебе это в голову пришло? Я внимательно слушал всю эту историю, и мне оченьхочется узнать, чем же она закончилась. Что с тобой?

Кристиане заставила собаку улечься на землю, уселась ей на спину, скрестив ноги и зарывшись руками в мягкую шерсть. Удивлённый хозяин стоял неподалёку и с явным беспокойством поглядывал на Исака и Ингер Йоханне.

– Всё в порядке! – крикнул Исак и, не особенно торопясь, подошёл к девочке. – Она с ними одной крови.

– Понятно, – ответил мужчина.

Исак взял дочь на руки, и собака поднялась. Хозяин пристегнул поводок и быстрыми шагами удалился, время от времени поглядывая на них через плечо, будто боялся, что этот странный ребёнок будет его преследовать.

– Ну, рассказывай же, – попросил Исак.

– Дам-ди-ру-рам, – напевала Кристиане.

– Шеф отстранил её, – продолжила Ингер Йоханне. – Он приказал ей отказаться от этой затеи и заняться своим делом. Когда она сказала ему, что ей передали все документы по делу и она их тщательно изучила, он был весьма раздражён. А когда она заявила, что уверена в невиновности Сайера, шеф разозлился. После этого случилось самое… ужасное в этом деле.

Вдруг Кристиане взяла её за руку.

– Мама, – нежно сказала она. – Моя мамочка и я.

– Однажды, когда Альвхильд Софиенберг пришла на работу, она обнаружила, что все документы пропали.

– Как пропали? Совсем?

– Да. Целая стопа томов, как говорит Альвхильд, высотой больше метра. Бесследно исчезли.

– Гуляем, – сказала Кристиане. – Моя мамочка и я.

– И папа, – добавила Ингер Йоханне.

– И что потом?

Исак нахмурился. Сходство между ним и дочерью стало ещё отчётливей: у обоих тонкие черты лица, сросшиеся брови.

– Альвхильд Софиенберг испугалась. Во всяком случае, она больше не докучала своему шефу, потому что скоро узнала, что документы забрали «наверх».

Она обозначила кавычки пальцем в воздухе.

– Через некоторое время по большому секрету ей сообщили, что Акселя Сайера отпустили.