Тайна замка Серых олив - Вилкс Блэр

– Дамы и господа, – начал маркиз, глубокий голос его дрогнул, – я благодарю вас за щедрость. Однако…

Он не успел закончить. Люстры мигнули раз, другой – и потухли. В зал ворвалась густая темнота. Кто‑то выронил бокал – звонкое стекла разбилось об пол. Раздались тугие, медлительные шаги, потом поспешные и тяжёлые, будто взмах кинжала расколол воздух.

И мужской крик, хриплый: – «Не надо!..»Потом – женский стон, короткий, сдавленный.

Жюли судорожно щёлкнула затвором – рефлекс фоторепортёра. Но камера, не видя ничего, улавливала лишь чёрный коридор с его необъятной пустотой.

Свет вспыхнул, словно ничего и не было. Только зеркала по‑прежнему дробили пламя, словно мечи гладиаторов. А вид помоста, где стоял маркиз, заставил зал замереть.

Маркиз де Лабор лежал на спине, тросточка отлетела к микрофону, а на его белоснежной сорочке расползалось алое пятно. Лезвие тонкого кинжала всё ещё торчало между рёбер, словно издевательски подпирая сердце.

Элоиза упала на колени, крик её захлебнулся в бархате половиц. Жак рванулся к ней, но вдруг замер – то ли от ужаса, то ли рассчитывая, что избыточное рвение может выглядеть подозрительно.

– Скорую! – проорал кто‑то. – Полицию! – ответил другой.

Жюли почувствовала, как по залу прокатилась волна ужаса, словно старинные стены признали, какую жертву потребовали для продолжения своей мрачной летописи. Она подавила дрожь в коленях, сфотографировала место трагедии – в объективе застыли лунообразное лицо маркиза, погасший взгляд, рука со сжатыми пальцами, словно он ещё пытался удержать тайну, вырывающуюся вместе с кровью.

Паника росла, как пламя на соломенной крыше. Мадам Гайар, побледневшая, бросилась к дверям, но мэр Бурже ударил тростью по полу, окликая охрану:

– Запереть все выходы! Ни шагу из замка, пока не прибудет полиция.

– Вы не имеете права! – возмутилась женщина в изумрудном платье. – Здесь есть дамы, – добавила виконтесса, но в её глазах вспыхнула признательная искорка.

Слуги, не привыкшие к командам мэра, но отзывающиеся на этот тон железной решимости, заперли тяжёлые створки. Гром упавшего засова прокатился по галереям, как приговор.

– Надо выслать машину к полиции, – пробормотал кто‑то. – Линия телефона? – проверили сразу несколько гостей: провода, видимо, были повреждены тем же замыканием, что перебило свет.

– Я пошлю шофёра в город, – сказал мэр. – Но подписываюсь под своими словами: никто не уедет до следователя.

Жюли стояла над телом, раздумывая, должна ли помочь Элоизе, или лучше остановить её напрасные попытки зажать кровавую рану. Драгоценные секунды уже ушли. Маркиз едва ли дышал.

– Пульса нет, – констатировал седовласый домашний врач, нащупав артерию. – Прошу всех отойти, пожалуйста.

Но никто не отходил: каждый тянулся взглядом к ножу, к сорочке, к лицам других – зачастую излучая не сострадание, а панический вопрос: «Где ты был, когда погас свет?»

Жюли убрала камеру. Впервые за весь вечер ей не хотелось снимать. Виконтесса подошла тихо, как кошка в ночи:

– Теперь ваша статья, боюсь, станет сенсацией.

– Пожалуй, – прошептала Жюли, вглядываясь в тени между колоннами. – Но ценой жизни.

– У преступлений часто экстравагантная стоимость, – виконтесса повела плечом, словно сбрасывая невидимую вуаль. – Вопрос только, кто платит.

Она удалилась, оставив после себя аромат шалфея и ледяного скепсиса.

У центральной лестницы Жак, словно неукрощённый зверь, метался, убеждая охрану позволить ему вывести Элоизу из зала. Но Элоиза отрезала:

– Нет! Я остаюсь здесь, пока не приедут следователи.

Голос её звенел, как стальной струнный смычок; в этом трогательном упрямстве чувствовалась и дочерняя любовь, и отчаянная храбрость.

Жюли заметила, как мэр Бурже незаметно обменялся словами со старшим дворецким, и тот кивнул, отправив двух слуг к дальнему коридору. «Договорились о чём‑то, – отметила себе Жюли. – Меры безопасности, или они боятся чего‑то ещё?»

На серебристых стрелках часов – двенадцать пятнадцать. Замок заперт, и хотя факелы во дворе всё ещё дрожали на ветру, внутри здание, казалось, затихло: как раненый зверь, затаившийся в ночи. За каменными стенами прятались тайна и холодный расчет.

Жюли обвела взглядом гостей. Каждый искусно носил маску шока, но у некоторых маска начала соскальзывать: у Жака глаза бегали, как у загнанного охотника; у мэра напряжённо дёргалось веко; виконтесса накручивала на палец жемчужную нить.

– Помните, – громко сказал мэр, чтоб все услышали, – полиция приедет скоро. Никто не дёргает нож из раны, никто не трогает тело. Свидетели должны остаться на месте.

Высокие ворота за их спинами были заперты, словно сундук с награбленными сокровищами. И сумятица в душах всех присутствующих была созвучна одному безмолвному вопросу: кто из них держит в кармане ключ от этого сундука – и полностью ли насытилось его чёрное сердце?

Жюли глянула на свою камеру – устройство, полное изображений, каждое из которых теперь могло стать уликой. Она понимала: прибывающему следователю понадобится вся её острота взгляда и каждый случайный кадр.

И пока за окнами факелы шептались с ветром, а внутри замка колдовало ехидное эхо, Жюли Дорье прошептала едва слышно:

– Игра замка Серых Олив началась.

Она и не догадывалась, каких тёмных откровений потребует у них всех эта ночь.

Глава 7. Прибытие инспектора Пеллетье

В тени роскошного вестибюля «Замка Серых Олив» собрались все гости. Над банкетным столом всё ещё витали терпкие ароматы шампанского и миндаля, но теперь вся эта пышная декорация казалась чуждой – слишком резко столкнувшись с кровавой реальностью. Неподалёку мерцали свечи, а за ними – серьёзные, расстроенные лица.

Жюли стояла у парадной лестницы, чувствуя, как сердце стучит в такт далёкому гулу приближающейся машины. Было ощущение, что сейчас в этих залах появится человек, способный вернуть порядок и дать шанс понять, что же произошло.

И вот старинные дубовые двери величественно распахнулись. На пороге возник мужчина в чёрном сюртуке и строгом цилиндром – с надменным взглядом, но спокойный, словно олицетворявший собой спокойствие и справедливость. Это был инспектор Пеллетье.

Он осмотрел зал, затем опустил цилиндр и произнёс тёплым, но твёрдым голосом:

– Дамы и господа, благодарю за терпение. Я – инспектор Пеллетье из ближайшего префектурного управления. По указанию прокуратуры мне поручено вести расследование этого ужасного преступления.

Его взгляд стал мягким, но в нём угадывалась неуклонная решимость. Он сделал шаг вперёд, руки спрятав за спиной:

– Прежде всего, я вынужден объявить, что до выяснения всех обстоятельств никто не покинет поместье. Замок закрыт, а двери опечатаны. Слуги получат распоряжение охранять выходы, – и, к удивлению многих, добавил: – Полагаю, вы понимаете серьёзность ситуации.

Мэр Бурже, стоявший рядом, охнул, но Пеллетье мягко кивнул ему: «Это необходимо». Виконтесса де Лафонтен с холодной вежливостью отозвалась:

– Конечно, инспектор, для дела нет большего приоритета.

Жак Кавалье опустил голову, а Элоиза, казалось, едва слышно вздохнула – это будто означало, что ночь и со всеми её страхами ещё не скоро уступит место рассвету.

Инспектор коротко кивнул и достал блокнот:

– Начнём с допросов. Я прошу всех по очереди подойти ко мне в приёмную, расположенную в левом флигеле. Прошу не откладывать: каждые десять минут я буду принимать следующего.

При этом Пеллетье вновь обратился к гостям в целом:

– Помните, важна любая деталь: были вы на балу или в коридоре во время отключения света, услышали ли звон, какие звуки… Каждое ваше слово может прояснить картину происходящего.

Первой на допрос отправилась мадам Гайар.

Инспектор Пеллетье провёл мадам Гайар в небольшую приёмную комнату, где тонкий свет от лампы освещал круглый стол, накрытый белоснежной скатертью. На столе стояла чашка крепкого чёрного чая, и в воздухе висел лёгкий аромат бергамота. По сторонам у стен – высокие стулья с бархатной обивкой, на которых гости могли отдохнуть, ожидая своей очереди.