Легкая нажива - Макдональд Джон Данн

— Да, и тебе не доведется столкнуться с такой неприятной проблемой, как мое увольнение...

— О, я устроил бы тебе сольные концерты в «Сафари».

— Болтун.

— Я в смысле, что мне с тобой просто, ничто меня не давит, Бетти. Я знаю, что тебе не нужно угодничать передо мной. Ты подумай, я ведь вынужден действовать в одиночку. Как только у меня появятся любимчики, пойдет зависть, начнут сколачиваться группировки.

— Например, официантки?

— Вот именно.

— Вы, мистер Даррен, очень уж щепетильны. Вот Джерри Баклер — того из-за такой ерунды совесть не замучит.

— Окажись я в горящем доме, не хотел бы, чтобы брандспойт был в руках Джерри. Пакостит мне на каждом шагу.

— Сильно не задевай его, Хью.

— Почему ты так говоришь?

— Хочу, чтобы ты еще побыл здесь. Я пригвождена к этому месту. Уже два с половиной года. Добрая старая Бетти Доусон с ее песнями о любви и прочей чепухой. Здесь во всем городе нет места совершенству, идеализму и тому подобному.

— Я хочу делать дело и не обращать внимания на все остальное.

Пока Хью не смотрел в ее сторону, она могла глядеть на него, не скрывая всей глубины чувств.

— Думаю, так будет лучше для тебя, Хью, и надеюсь, что ничего не произойдет, пока ты не наскребешь наконец сколько тебе нужно и не уедешь на свой Перечный остров.

— Перцовый риф. И тебя возьму с собой, Бетти Доусон.

— Точно?

— Ты будешь там единственной артисткой. Тебя будут называть «Бетти Островитянка». Естественно, придется выбросить кое-какие песни сомнительного содержания...

— О Господи, не-ет! Голоса у меня нет, пианистка из меня та еще, чем же мне брать?.. Ой-ой, кончается ваш перерыв, мистер менеджер.

По направлению к ним шла Джейн Сандерсон. Она остановилась у шезлонга и сказала:

— Хорошо, однако, раз в день выйти и посмотреть, как богато живут люди. Как поживаете, Бетти?

— Поджарилась. Издержки профессии. Публика любит, когда ее дурят показным здоровьем.

— Что верно, то верно. Мистер Даррен, вам телеграмма.

Хью заулыбался, начав читать:

"Верность дружбе влечет нас за любимым содержателем постоялых дворов даже в самые захолустные места. Можешь дать люкс на неделю начиная с пятницы? Приедем все равно, так что готовь апартаменты или извинения. Викки и Тэмпл".

— Как, закончат они отделку восемьсот третьего в четверг или нет? — обратился он к Джейн.

— По плану должны, мистер Даррен.

— Пусть оформят его для мистера и миссис Шэннард из Нассау. Фрукты, цветы, бесплатно напитки по приезде.

— Счет им будет выписываться?

— Да. И спасибо, Джейн.

Джейн Сандерсон ушла, а Хью передал телеграмму Бетти:

— Занимательные люди, они внесут свежую струю в нашу жизнь.

— Судя по телеграмме, да.

— Тэмпл — совладелец заведения, которым я управлял на Багамах. Он помог мне в моих битвах, я всегда находил в нем поддержку. Человек при деньгах. Немного унаследовал, а прочее сделал на туристском бизнесе на Багамах. Викки — англичанка, а сам Тэмпл — из Нью-Гэмпшира. Он один из тех ребят, которые обещали помочь мне, когда я соберусь уехать отсюда. Они тебе понравятся, уверен, и ты им понравишься, Бетти.

— А сколько им?

— Тэмплу, наверное, пятьдесят, но выглядит он моложе. Викки, думаю, под тридцать. Первая жена у Тэмпла умерла, дети выросли. Они женаты семь или восемь лет. Хотели детей, но не вышло. Они... Между ними прекрасные отношения, Бетти. Им только не надо при всех ворковать и обниматься, есть у них эта игра на публику.

— Всякий раз, когда я сталкиваюсь с такими вещами, мне становится грустно... Ну-ка, мой друг, посигналь, чтобы подошла вон та кукла на каблуках, выпьем за счет фирмы. — Когда официантка направилась к ним, Бетти села в шезлонге и быстро надела свою белую купальную шапочку. — Для меня попроси, пожалуйста, еще один стаканчик рома.

Она была довольна тем, как ловко провернула эту операцию, потому что в то время, когда она пошла купаться, Хью был занят с официанткой и не мог смотреть на ее бикини с тыльной стороны.

Скользнув в голубоватую воду, Бетти стала медленно и лениво плавать от одного края бассейна к другому. Она чувствовала безотчетную депрессию. Разобравшись в ее причинах, Бетти удивилась, и ей стало немного стыдно за себя. Оказывается, она хотела, чтобы Хью принадлежал ей одной, чтобы она была его единственным другом, единственным человеком, которому Хью мог бы излить душу. А теперь приезжают старые друзья, будут говорить с ним о временах и местах, ей неведомых, оттирая ее временно на второй план.

"Будь поаккуратнее, девочка, — говорила она себе. — Если это на тебя так действует и так важно для тебя, придется поднапрячься, чтобы не показывать виду и не давать ему повода для размышлений. Такой человек, как Хью, узнай он только, насколько это глубоко вошло в тебя, чем стала для тебя любовь, станет отвечать на твою любовь по меньшей мере из чувства порядочности. А тебе это не нужно. Слишком поздно для этого. Вот уже больше двух лет, как слишком поздно.

Логика тут простая. Ты не можешь отдать всю себя мужчине, раз не принадлежишь себе — не важно, насколько сильно он тебе необходим. А ты себе, девочка, не принадлежишь. Ты арендована, и бессрочно. Ты принадлежишь им. К своей собственности они относятся поверхностно, небрежно до той поры, пока не придет время употребить твои особые достоинства. А если ты откажешься, они знают, как объяснить тебе, что ты их собственность, и тебе не остается ничего другого, как исполнять полученные приказы. Ведь ты больше не принадлежишь себе.

Макс Хейнс отдает приказы, а по выполнении ты получаешь премию, которую он в принципе не обязан тебе платить, еще одно несмываемое пятно и новую пищу для кошмарных снов.

Это твои проблемы, и ничто не зависит тут от Хью, благослови его Господь".

В воде Бетти чувствовала приятную расслабленность мышц. Перед ней стали проходить ее годы, воспоминания о которых комом становились в горле, душили ее. Как с ней бывало в такие моменты, она начала ругать эту девчонку, которую почти не знала, эту Бетти Доусон девятилетней давности, эту второкурсницу Стэнфордского колледжа, единственную дочь доктоpa Рэндолфа Доусона, раздражительную и неугомонную девчонку, которая чувствовала себя одинокой и несчастной, но всем сердцем верила в свой огромный талант. Мечты о шоу-бизнесе настолько ослепили ее, что ничего лучше, чем она, нельзя было и придумать для первого попавшегося жестокого, эгоистичного негодяя, который обратил бы внимание на ее мечты и запустил бы их в дело.

Джекки Ластер и оказался тем первым попавшимся. Он улыбался ей с затертых обложек нескольких десятков молодежных журналов. Он был само обаяние, величие и Ее Шанс. Само собой разумеется, что горе и отчаяние отца ничего не значили. Мир вокруг превратился в сон. Когда отец попытался по закону отнять ее у Джекки, они вместе сбежали, переехали в другой штат. Ей было тогда восемнадцать. Позже она узнала, что Джекки был тогда на самой нижней ступеньке своей карьеры. Чтобы двигаться дальше, ему нужно было нечто свежее, молодое, и вот он заимел девчонку и вложил в нее свой труд. Муштровал он ее жестоко, пока не добился задуманного. Для нее дорога назад была уже закрыта.

После прослушивания в Чикаго они начали выступать в невзрачном клубе в районе Цицеро. С этого и пошло. Так или иначе, но у них не было ни места, ни времени оформить брак. Джекки был крутого нрава и хорошо знал, как надо действовать своими маленькими костистыми кулачками, чтобы они доставляли боль. Ничто, однако, не вызывает излишней боли, если ты смягчила это чем-нибудь крепеньким. Но, побитая ли, после чрезмерного подпития, или раздавленная горем, ты всегда должна быть готовой выйти на сцену и все делать, как тебя учили, — будь то в Цицеро, Чикаго, Вайонне, Майами, Билокси или в Мехико.

Странно умирают мечты. Эта мечта, шоу-бизнес, держалась дольше, чем следовало, хотя и скитались они с Джекки Ластером по жалким лачугам и приходилось исполнять все его требования. Но на одной странной вечеринке, устроенной владельцами клуба, в котором они работали, Джекки — либо в интересах карьеры, либо в знак протеста против ее всегдашней покорности — споил ее и вручил одному из совладельцев, в кровати которого она проснулась. Тогда ее стошнило прямо на месте. И хотя это был лишь частный случай, он убил остатки мечты, похоронил второкурсницу с широко открытыми на мир глазами. С той поры, конечно, шансов на возвращение стало еще меньше и совсем никаких на то, чтобы когда-нибудь вновь стать милой дочкой доктора Доусона. Оставалось продолжать исполнять свои обязательства перед Джекки.