Убийство с продолжением (СИ) - Юнак Виктор

– А что же ты его не пригласила на защиту? – спросила мать.

– Если честно, забыла.

Анна поставила в вазу цветы, погладила кошку Матильду, которая все это время стоически лежала в ожидании, пока ее заметят и погладят, и вернулась на кухню.

– У Ильи настолько богатая семейная история, – восхищался отец, – что потянет на целый приключенческий роман.

– Возможно, когда-нибудь и напишу, если смогу. – Достоевский скромно опустил глаза.

– Не скромничайте, Илья Иванович, – сказала Лидия Валерьевна. – Ваши «Дуэлянты» – великолепная вещь. Не удивлюсь, если по итогам года наша редколлегия выдвинет вас на премию журнала «Новый мир».

– Тогда уж точно отбоя не будет от издательств, – подхватил отец.

– Кстати, и Виктор Алексеевич считает, что у Ильюши – несомненный талант. – Анна светящимися от счастья глазами посмотрела на Достоевского и погладила его по голове. – Как он выразился, в России самородки могут появляться только в глубинке.

– Ну, уж так и самородок, – хмыкнул Достоевский. – Смотрите, перехвалите.

– Ничего! У нас есть таблетки от мании величия, – засмеялся отец.

– Ладно! Давайте ужинать, а то уже все остыло. – Лидия Валерьевна раскладывала по тарелкам жаркое. – Салат берите сами, кому сколько надо.

Некоторое время ели молча. Затем Иван Григорьевич предложил:

– А не тяпнуть ли нам по рюмашечке коньячку, друзья мои? Или водочки? А то как-то всухомятку – не комильфо.

– Можно и коньячку! – кивнул Достоевский.

– Вот и отлично! – Иван Григорьевич довольно потер ладонью о ладонь, встал, достал из бара рюмки и бутылку коньяка.

Когда выпили, Лидия Валерьевна спросила:

– Вы когда уезжаете, Илья?

– Послезавтра. В девять утра уже надо быть в аэропорту. Это же во сколько, кстати, мне нужно от вас выезжать?

– Я тебя отвезу, не беспокойся.

– Спасибо, Иван Григорьевич.

– А вернетесь когда? – продолжала спрашивать Лидия Валерьевна.

– Пока не знаю, – вздохнул Достоевский. – Мне же нужно рассчитаться в школе, доделать всякие дела, собраться, вещи упаковать, арендовать контейнер. Сдать квартиру хозяевам, в конце концов.

– Вы, значит, живете на съемной квартире?

– Ну да! Я же в Болотном всего четыре года живу.

– И что, ты, оказывается, безлошадный… В смысле, бесквартирный малый? – спросил Иван Григорьевич.

– Нет, зачем! У меня есть родительская комната в коммуналке, откуда я, собственно, и переехал в Болотное. А еще у меня в Семиреченске двухкомнатная квартира, которую мне завещали дядя с теткой. Других-то родственников у них нет… Кстати, хорошо, что об этом заговорили. Часть вещей и мебель, которые не очень нужны, я как раз тетке и отправлю.

В ту ночь они почти не спали. Долго лежали, разговаривая вполголоса. Анна переживала, что Достоевский вернется в свое Болотное и забудет про нее.

– Да ты что? Как я могу про тебя забыть, Анюта? Вспомни, я ведь, даже еще не зная о твоем существовании, уже написал твой портрет.

– Помню, – улыбнулась она.

– Это же не просто любовь. Это – судьба, Аня.

– И все равно, поклянись, что вернешься в Москву и женишься на мне.

– Клянусь! Торжественно! Честное пионерское!

Он чуть приподнялся на локте левой руки, а правую поднял вверх в согнутом локте, как пионерский салют.

– Да ну тебя! – стукнула она его кулаком в грудь, он упал на спину и тихо захохотал.

Она также засмеялась, лежа у него на груди. Потом он ее перевернул на спину, горячо поцеловал и провел руками по всему телу, которое задрожало от прикосновения его пальцев.

А в это время старшие Сугробовы, тоже лежа в постели, уже строили планы, где они будут играть свадьбу и кого на нее приглашать.

45

Достоевский присутствовал в качестве эксперта на ЕГЭ по литературе во 2-й школе, затем в своей. Все ученики уже знали, что он проводит в их городе последние дни. А учителя стали относиться к нему, как к школьному достоянию. Всем, кто смог достать номера журнала «Новый мир» с его романом, Достоевский не без радостного возбуждения оставлял свой автограф. Директриса, Вероника Николаевна, пыталась уговорить его остаться.

– Здесь ты, как говорится, первый парень на селе, местная знаменитость, а в этом московском муравейнике ты затеряешься и станешь всего лишь одним из многих тысяч. Знаешь, Илья, я поинтересовалась – так, на всякий случай, сколько в Москве живет писателей.

– И сколько? – заинтересовался Достоевский.

– Более двух с половиной тысяч. Вот так!

– А сколько из них Достоевских вы, случайно, не узнали?

– Смотри, не забронзовей, Илья Иванович, как небезызвестный тебе персонаж. А то зазнаешься и нас узнавать перестанешь.

– Что я слышу, Вероника Николаевна? Вы становитесь диссиденткой?

– Станешь тут… когда в стране такое творится.

– Не беспокойтесь! Вас, Вероника Николаевна, я никогда не забуду. Вы – человек, разбудивший во мне учителя. – Директриса махнула было рукой, но Достоевский продолжил: – Я не шучу, поверьте. И потом, я решил жениться и не виноват, что моя невеста живет в Москве.

– Это не та ли, что приезжала сюда?

– Она самая.

– Девица хоть хорошая?

– Более чем хорошая.

– Ну и слава богу. Счастья в семейной жизни и деток хороших. Да побольше.

– Спасибо! А насчет побольше – дай бог с одним-двумя управиться.

– До выпускного вечера хоть побудешь?

Достоевский помотал головой.

– Не терпится? – улыбнулась Вероника Николаевна.

Достоевский снова молча кивнул.

– Ладно, иди.

Достоевский начал не спеша готовиться к отъезду. Созвонился с теткой, объяснил ей ситуацию, спросил разрешения отправить ей кое-какие свои вещи. Разумеется, тетка Клава разрешила.

– Спасибо, теть Клава. В Москву-то приедешь ко мне на свадьбу?

– В Москву? Что ты, касатик, куда мне. Я уж за тебя… за вас, молодых, здесь стаканчик тяпну, и то дело.

Не успел он закончить разговор с теткой, как раздался еще один звонок. Он глянул на высветивший номер – звонил главный редактор областной газеты Дорошенко.

– Алло!

– Господин Достоевский?

Вопрос удивил Достоевского. Обычно Дорошенко приветствовал его как поэта, а тут – целый господин.

– Здравствуйте, Геннадий Сергеевич. Рад вас слышать.

– Взаимно. Во-первых, хочу вас поздравить, Илья Иванович, с таким успехом. Я всегда говорил, что вы талантливы.

– Да, но при этом вы считали меня исключительно поэтом, а не писателем, – улыбнулся Достоевский.

– Мы все когда-нибудь ошибаемся. Но умные люди всегда признают свои ошибки. И это, собственно, второе, что я хочу сказать, и именно поэтому я вам и позвонил.

– Я вас не совсем понимаю.

– Сейчас поясню. Мы на редколлегии приняли решение в завтрашнем номере опубликовать ваш рассказ «Записки сумасшедшего».

– Неужели?! – обрадовался Достоевский. – Но ведь там же есть прямые намеки на действующих политиков.

– Ну и что? Они что, неприкасаемые? И потом, вы же мне сами говорили, что это же записки сумасшедшего и что с него взять. А я не могу допустить того, что у меня в редакционном портфеле лежит рассказ Ильи Достоевского, а наш читатель его еще не прочитал.

– Ну, спасибо, Геннадий Сергеевич, за приятную весть. Я, кстати, в Москву переезжаю, как говорится на ПМЖ.

– Удачи вам! И, надеюсь, не забудете, что первым стал вас публиковать некто Дорошенко.

– Как же об этом забудешь. Я, может быть, еще пришлю вам что-нибудь.

– Буду только очень рад. До свидания, Илья Иванович.

– Всего хорошего.

Отключив телефон, Достоевский усмехнулся: вот она, первая волна славы, – уже не ты звонишь, а тебе, уже не ты просишь опубликовать, а сами напрашиваются.

Экзамены в школах закончились. Достоевский собрал в портфель из школьного шкафа все свои тетради, бумаги, книги, накопившиеся за годы его учительства. Портфеля, правда, не хватило, пришлось у коллег одолжить пакет. Так с грузом в каждой руке он и покинул здание школы, а затем и школьный двор. Выйдя на улицу, он сразу же столкнулся со Светланой Ихменевой.