Зверское убийство. Тайна Люка Эббота - Гослинг Паула

Она знала, что находится между домом и своим преследователем; и что она видна ему, в то время как он ей — нет. Она пыталась спрятаться от его глаз, но везде был свет. А бежать назад, к реке, она не могла. Там была тьма. Там были шепчущие зловещие тени.

Она слышала: он настигает ее. Это было сверхъестественно, будто он мог видеть в темноте. Куда бы она ни рванулась — он двигался за ней, будто они были связаны невидимой нитью, будто она была мухой в его паутине, и везде, всюду он мог ощущать ее дрожь, ее ужас и каждое ее движение. Она не видела его лица: он был темной, тяжело дышащей массой в ночи, и только нож посверкивал в его руке. Она оглянулась — и увидела, как отразился свет в лезвии — коротком, широком лезвии…

Он настигал ее, и настигал ее его хриплый, исполненный ненависти голос: злоба лилась из него, будто яд. Он непрерывно ругался.

— …Сука, грязная шлюха, паскуда… мягко стелет… отвратительная, соблазнительная, вонючая ты сука… — Ругательства лились потоком; некоторых она не понимала вовсе.

Она побежала с новой силой… в груди болело, она задыхалась, горло пересохло; она пыталась выйти из светового поля, но свет был везде… свет преследовал ее, — она не понимала, как это может быть.

И вдруг она поняла, как: ее освещали фары автомобиля — ее собственного автомобиля! Свет фар приближался со страшной скоростью — плясал на кучах песка и кирпича, упал на небольшой бульдозер, что стоял возле; и тут же послышался резкий сигнал автомобиля.

Дженифер продолжала бежать, а тяжело дышащее существо бежало за ней — но уже не так быстро.

Дженифер что-то ударило, она закричала — и упала, задыхаясь, в песок. Почти одновременно послышался более тяжелый удар, и тонкий, испуганный крик: «Идиот!»

В ушах все еще стоял грохот. Она повернулась — и увидела свой новый «маэстро», который, смяв кусты, только что выбил опору из-под строительных лесов — и врезался со страшным скрежетом в какие-то конструкции.

Машина замерла, накренившись, на куче железных труб, а рядом замерла невредимая Фрэнсис. Фрэнсис, которая сумела провести «маэстро» через всю перекопанную и загроможденную лужайку, миновала все канавы — но не смогла объехать дом. Фрэнсис, как обычно, демонстрировала цирковые номера на автомобиле — только сейчас она сделала это намеренно. Она хотела показать виртуозное преодоление полосы препятствий.

Дженифер, задыхаясь, стояла на лужайке и зачарованно смотрела на подбегавших мужчин с фонариками. Свет фонарей прыгал туда-сюда, вниз-вверх, как в военном небе, в старых фильмах. Свет упал на машину, из которой только что выбралась Фрэнсис. Некоторое время Фрэнсис балансировала на краю траншеи, но выпрямилась-таки и торжествующе помахала ей рукой.

— Ну, разве это не класс? Разве я не могу водить машину, когда нужно? Я тебя спрашиваю? — кричала Фрэнсис, пошатываясь и норовя упасть в яму. Радуясь спасению, она наступила на кусок брезента, которым была закрыта какая-то дыра. И медленно, все еще приветственно махая рукой, Фрэнсис погрузилась под землю. Медленно, очень медленно брезент погрузился вслед за ней — и накрыл ее.

Огни фонарей отыскали, наконец, Дженифер, которая стояла, дрожа, с окровавленной ногой, не понимая, что она видит: сон или реальность, спасение, о котором возвестила Фрэнсис.

Свет также упал на неподвижно лежавшую фигуру в нескольких шагах от Дженифер, с распростертыми руками, с раскинутыми ногами.

— Я поймал, я поймал его! — раздался неожиданно крик со стороны реки. Свет фонарей повернул в ту сторону, и взорам собравшихся предстал хихикающий Марк Пикок, надежно удерживаемый сильными руками Фреда Болдуина.

— Я поймал этого негодяя, — кричал Фред. — Я долго ждал, пока он покажется, — и вот он!

Пэдди извлек Фрэнсис из ямы, и то пытался отчистить ее платье, то обнимал ее, а она то смеялась, то начинала плакать. Люк стоял возле Дженифер и боялся к ней прикоснуться — она была недвижна, как статуя. Она в шоке смотрела вниз, на лежавшего подле нее человека. На Бэзила Тобмэна.

И на нож — с коротким и широким лезвием, — что валялся в нескольких дюймах от его руки.

Глава 36

— Пресса не виновата в их смерти — хотя, возможно, подсказала убийце способ покушения, — сказал Люк.

Был вечер следующего дня: Дженифер и Фрэнсис в этот день спали, а Люк и Пэдди работали.

Доктор Уэлли, тетя Клоди, Дэвид Грегсон и Дженифер сидели сейчас с Люком на террасе в Хай Хеджес. Они выглядели свежо — и горели любопытством, а Люк выглядел безмерно усталым и грустным. Голос его сел, но он желал донести до них правду.

Пэдди поехал с Фрэнсис отпраздновать ее триумф; она теперь героиня, и заслуживает роскошной пищи, — сказала он, — и чудесного вина, и всего-всего чудесного. Люку была предоставлена возможность объяснить происшедшее.

— Единственным желанием Тобмэна в течение долгого-долгого времени было убить свою жену, — продолжал Люк. Он взял из рук дяди Уэлли бокал с бренди и потягивал его, морщась. — Шаг за шагом он разрабатывал детали: где, когда, почему — было уже известно, однако оставалось неизвестным главное: как? Иногда всплывал вариант отравления, иногда — удушения. Он провел немало счастливых часов в мечтаниях об этом.

— Он рассказывал вам об этом? — спросила тетя Клоди.

— Мы не могли его остановить, — раздражено отозвался Люк. — Еще до чая он вымотал двух стенографисток и работал с третьей, когда я уходил. — Спасибо Беннету, который где-то черпал энергию после бессонной ночи и взял на себя продолжение допроса. Но ему почти не пришлось задавать вопросы. — Тобмэн — сумасшедший, я полагаю, но мы предоставим решать этот вопрос психиатрам. Мне он кажется безумным, — говорил Люк. Очевидно, он не влюбился в Мейбл Пикок — его единственной любовью было поместье Пикок Мэнор.

— Это был бы идеальный брак, — ироническим тоном заметил Дэвид Грегсон. — Такой предмет никогда не болтал бы и не убежал бы никуда.

Люк улыбнулся.

— Вероятно, он встретился с Мейбл на какой-то вечеринке в Лондоне. Думал, что она богата, и заигрывал с нею по привычке. Он приехал к ней по приглашению на уик-энд — сказал, между прочим, что поехал бы куда угодно за бесплатное питание, — и сразу же влюбился без памяти — в дом. Женился на Мейбл Пикок, чтобы приобрести права наследования, не зная, что дом по завещанию принадлежит Марку. Когда он это понял, стал работать в ином направлении. Это была именно его идея, тщательно выработанная, — превратить дом в конференц-центр. И его же идея — войти в долю с Марком, когда умрет Мейбл.

— Но зачем тогда было убивать Уин Френхольм? — спросил дядя Уэлли.

— О, она тоже стояла у него на пути, — сказал Люк. — Она была беременна от Марка. Или, по крайней мере, она заявляла, что это ребенок Марка. И если бы Марк женился на ней — или хотя бы просто признал свое отцовство, — вопрос наследования чрезвычайно усложнялся. Ребенок на самом деле был от Марка. Мы доказали это тестом на плодную кровь. У Марка довольно редкая болезнь крови, талассемия, унаследованная по материнской линии. Она случается у людей, выходцев из стран Средиземноморья, а его прадедушка по матери был, кажется, итальянец. Сравнение генетического кода сделало эту версию доказанной.

— Значит, у Марка была связь с Уин Френхольм, — уточнила Дженифер.

— В августе, скорее всего.

Тетя Клоди с сожалением кивнула:

— Пока Дженифер находилась в Лондоне.

— Но у Френхольм был роман не только с Марком, — продолжал Люк. — Были в то время и другие. Она просто-напросто решила, что Марк — самая подходящая кандидатура, чтобы приписать ему отцовство. Ей понравилась идея стать хозяйкой особняка. Столкнулись их с Тобмэном амбиции.

— Вы упомянули, что пресса могла подсказать способ убийства? — спросил Дэвид Грегсон.

— Да. У вас здесь очень динамичный местный репортер — и много плохих и болтливых полицейских. — «…Что не должно уже повториться», — подумал с неприязнью Люк. — Репортер перечислил в своей заметке все детали, которые мог отыскать, — а их было немало, — детали смерти Берил Томпкинс. Тобмэн прочел заметку в местной прессе — и решил, что самое время осуществить Великий План. Тогда он желал только убить жену — но вмешалась Уин Френхольм. Она в ту ночь все время звонила в Пикок Мэнор и с каждым звонком, когда ей отвечали, что Марка нет, становилась все злобнее, потому что все более пьянела.