Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 76
– Витка, – с легкой, почти забытой мною хрипотцой в голосе позвал он меня. – Я так люблю тебя! Я хочу тебя, маленькая моя!
Резко крутанувшись, Семен обхватил мои колени руками и с силой сжал их.
– Что бы ты ни думала, в чем бы ни обвиняла, я заранее со всем этим соглашусь. Только не гони от себя прочь! Второй такой разлуки я не выдержу, малыш! Я сойду с ума без тебя!
Не знаю, могло ли это случиться с ним, но в настоящий момент с ума сходила я.
Дашкина хитрость и вероломство, низость иуды Кротова, воскрешение из мертвых любимого Незнамова. Да, он был тут – рядом, все еще любимый и желанный. Несмотря на подлость, несмотря на измену, несмотря на то, как был обставлен его уход из моей жизни. Он совсем рядом, стоило протянуть руку, и можно было коснуться его. Эта близость отозвалась во мне острой болью. Ведь он тоже был с ними в сцепке. Эти три человека переплелись в моем сознании в какой-то змеиный клубок, их ядом были отравлены все прожитые без него дни. Без него... Смогу ли я расстаться сейчас с ним? Оттолкнуть, встать и уйти, чтобы больше никогда не увидеть. Ведь я уже привыкла существовать без него, сжилась с мыслью о том, что его больше нет. Сжилась? Сжилась или нет?
«Черта с два!» – вопило мое сердце, которое уже устало истекать кровью.
– Мне больно, Сема. – Я даже не помню, произнесла ли эти слова вслух или их простонала моя душа.
– Я знаю, детка. – Он схватил мои ладони и принялся покрывать их поцелуями.
Губы были горячими и влажными. Его губы. Те, что я так любила целовать. Их капризный изгиб... Он всегда сводил меня с ума. Боже, какое блаженство вновь ощутить себя в их власти. Так сладостно и так горько.
– Сема... Не нужно... – произнесла я то, что должна была произнести, если сохранила еще хоть каплю разума и самообладания. – Нам не нужно возрождать все то, что ты сумел похоронить. И...
– Дурочка моя! – всхлипнул он, отрываясь от моих ладоней и поднимая на меня увлажнившиеся глаза (выглядело, кстати, очень-очень убедительно). – Какая же ты дурочка, Витуля! Все живо в моей душе! Все! Каждый час, каждая минута... Помнишь, что я сказал тебе, когда уходил тогда? В последний раз... помнишь?
– Нет, – солгала я зачем-то, хотя помнила каждый поворот его головы, каждую каплю воды в его волосах и на теле, каждый возглас и каждое объятие. – Нет, не помню. А что ты сказал тогда?
– Я попросил тебя потерпеть немного. Потерпеть совсем чуть-чуть.
– Год – это, по-твоему, немного?! Целых триста с лишним дней – это мало?! И что я должна была терпеть?! Ту боль, что раздирала меня на части?! Или отвращение, деля ненавистную постель с Кротовым?! «Девочка моя, тебе было хорошо или нет?» – передразнила я покойного с гневом. – Ты хоть знаешь, что это такое?
– Да. Знаю. Думаешь, что с Дашкой я не испытывал того же, что испытывала ты с Кротовым? – Незнамов изобразил искреннее изумление.
А вот этого ему говорить уже совсем не стоило. Я взвилась с места, успев больно шлепнуть его по щеке, и ринулась в глубину сада, сама не зная, куда бегу. Ветки вишен и яблонь больно стегали меня по лицу, но мне было все равно. Откуда, скажите, пожалуйста, силы-то взялись? Только что сидела, расплавившись от собственного безволия, а тут поди ж ты...
Он быстро, в каких-то три прыжка, догнал меня. Цепко ухватил за футболку и резко рванул на себя. Мы упали на траву. Причем я больно подвернула ногу и застонала.
– Нога... Ты сломал мне ногу, – прошептала я, зажмурившись.
– Заживет до свадьбы, дорогая. – Судя по шелесту его голоса, Семен был зол. И не просто зол, а пребывал в ярости. Такого его я побаивалась, хотя прежде это с ним случалось редко. – Идем в дом. Медленно встаем сейчас и идем в дом. И не вздумай выкинуть что-нибудь подобное еще раз, а то...
Уточнять он не стал, но угроза в его голосе подействовала отрезвляюще. Действительно, не стоило вести себя так по-идиотски. Сначала еду сюда вполне добровольно, без принуждения. Затем вот-вот готова пасть в объятия, а затем вдруг срываюсь с низкого старта и бегу непонятно куда. Нервы, наверное, это нервы. Сколько можно наматывать их на кулак?! Одних прошедших суток хватило бы на всю мою прежнюю жизнь. Надо попытаться взять себя в руки и понять. Понять, зачем же все-таки меня везли сюда? Какую цель преследовал этот человек, вызволяя меня из беды этой ночью? Конечно же, мне бы очень хотелось верить, что подоплекой всему была его искренняя и неподвластная времени любовь, но в том-то и дело, что ему больше не верила. Ни чуточки, ни граммочки не верила. Да, я желала его, да, я с замиранием сердца ощущала его губы и руки, но это было совсем другое. Того, что было прежде между им и мною, больше не было. Слепая, как шаг в пропасть, всепоглощающая и жертвенная моя любовь исчезла. Осталась лишь страсть (чего греха таить – осталась, да еще какая), непонятный первобытный голод и еще горькое что-то в груди. Скорбный какой-то комок поселился там и мешал, мешал вздохнуть полной грудью.
– Идем, детка. – Незнамов порывисто встал и одним движением поставил меня рядом с собой. – Не нужно привлекать к себе внимание. Ты же должна помнить, откуда ты только что вернулась и какие события предшествовали твоему появлению здесь. Будь паинькой, хорошо?
Что мне оставалось? Я согласно кивнула и позволила беспрепятственно увести себя в дом.
Зашли мы с черного хода. Приятная прохлада. Ремонт на уровне европейского стандарта. Минимум мебели, только самое необходимое. Стильно, богато и... пусто. Сколько я ни бродила по комнатам, ощущение необжитости меня не покидало.
– Ты здесь живешь? – решила я уточнить.
– Да. Живу. – Незнамов хлопотал в кухне-столовой. Накрывал на стол, очевидно, решив отметить нашу встречу. – Не нравится?
– Да нет, ничего, но... Пусто как-то, необитаемо.
– А это, дорогая, все потому, что тебя здесь не было. Без женщины дом сирота. В нем непременно должна быть хозяйка. А для меня существует только одна хозяйка в моем доме и моем сердце – это ты. – Незнамов вонзил длинное лезвие ножа в арбуз и с хрустом его располосовал. Потом, словно вспомнив что-то, он смерил меня с головы до пят изучающим взглядом и почти приказным тоном пробормотал: – Так, пора тебе посетить ванную, дорогая. Второй этаж, первая дверь налево. Давай, давай, не нужно делать таких страшных глаз...
