Огни Хафельберга - Ролдугина Софья Валерьевна

Взволнованная Грета ходила вокруг прихворнувшего постояльца на цыпочках, ухала и так и норовила закормить его своими фирменными деликатесами. А Марцель бесился, ныл, клянчил то сеанс биокинеза, то домашнюю пиццу, пил жаропонижающие и послушно дышал над кастрюльками стравой, чудодейственными ингаляциями ульрики. Так прошло два дня.

Утром третьего Шеллтон разбудил напарника в несусветную рань, пихнул в руки цивильную рубашку, тёмные джинсы и велел быть готовым к выходу через пятнадцать минут. «Мы что, на похороны собираемся?», — тоскливо поинтересовался Марцель, разглядывая на вытянутых руках помятую рубашку. Блёкло-синий цвет вызывал желание удавиться или кого-нибудь удавить. «Бе! Её хотя бы погладить надо!» «Не на похороны, но ты почти угадал», — ухмыльнулся Шелтон.

Он был уже полностью одет и сейчас утрамбовывал ноут в сумку. «Мы идем в церковь. Во-первых, посмотрим на нового священника, Александра Декстера. Интересно. Во-вторых, есть шанс, что Штайн заявится на службу. В-третьих, там же может появиться и пирокинетик». «С чего ты взял?» Марсель свесился с кровати, подтягивая к себе чемодан в поисках свежих носков. «Тьфу, одни белые остались».

Шилтон вжигнул молнии и уложил сумку на колени. — Предположил, после твоего рассказа. Сестра Анхелика ведь видела кого-то незадолго до пожара.

Ну, да… А-а-а… — Марцель лихорадочно почесал нос. Чихать хотелось неимоверно. — А-а-а… Нет, показалось. Ты продолжай, продолжай… Что там с чуваком в шляпе? — Полагаю, что он и есть пирокинетик. Я опросил монахини кое-кого из ближайших к монастырю магазинов, и одна женщина рассказала, что видела, как некто шел вниз по улице, к реке, когда горела пристройка. — И? — искренне не понял Марцель.

Знаю, знаю, я идиот, разжевывай давай. В это время Шванг, все остальные бежали по направлению к монастырю, а не от него, — произнес Шелтон с особенной интонацией. — Сам представь, маленький город, сирены, огонь, неужели найдется кто-то настолько нелюбопытный, что просто развернется и пойдет прочь, и почему этот нелюбопытный оказался на улице глубокой ночью. — Круто, — мгновенно среагировал Марцель.

Думаешь, он вернется на место преступления? — Думаю, что у него было в монастыре какое-то дело, или, возможно, он частый посетитель. Поэтому мы идем на службу, — подытожил Шелтон и, хмыкнув, заметил, — кстати, у тебя осталось шесть минут на сборы. — Твою ж мать! Рубашку Марцель успел выгладить только наполовину. Рукава так и остались мятыми. Ярко-желтые очки с подвеской-черепушкой Шелтон у напарника бессовестно отобрал, сухо заметив «На всякий случай напоминаю, что мы идем в церковь, а не в клуб, Шванг.

Сигареты тоже лучше оставить здесь, дабы избежать искушения». — Издеваешься! — тихонько взвыл Марцель. Когда напарник отвернулся, он тайком распихал по карманам целых две пачки и, поддавшись влиянию момента, цапнул со стола цепочку с брелоком и надел на руку. Да иду я уже, иду, не надо делать такую недовольную спину.

Тучи, еще с ночи нависшие над Хаффельбергом не разогнал даже предрассветный ветер. Вокруг царил сырой полумрак, такой, что нельзя было и примерно определить время. Шесть часов утра, семь, восемь, холодная мелкая-мелкая морось медленно пропитывала одежду, и вскоре Марцель начал жалеть, что не накинул на плечи чего-нибудь посолиднее. Шелтон в кашемировом свитере ровно вышагивал рядом, явно чувствуя себя превосходно, и на ходу пытался отключить звук на мобильном.

Глядя на стратега, Марцель рефлекторно хлопнул себя по карманам, однако нащупал только сигареты и чертыхнулся сквозь зубы. После случая с посланниками Блао, оставлять телефон дом оказалось ужасно скверной приметой. Люди подтягивались к церкви со всех сторон. На ступенях, ближе к арке ворот, стояла немолодая монахиня, то и дело украдкой позёвывавшая в кулак. В руках у неё была жестяная коробка для пожертвований, и примерно каждый четвёртый, проходя мимо, опускал в прорезь мелкую монетку, так же нехотя, будто следуя формальности, как и монахиня.

Воровато оглянувшись на стратега, Мартель тоже кинул в коробку предпоследнюю трёшку, заныканную для сигаретных автоматов, и, улыбнувшись монахине, сбежал по ступеням, чтобы поскорее спрятаться от ветра и моросящего дождя под крышей. А в церкви было тепло. Электрические светильники хитро прятались где-то на стыках под лепниной, где купол переходил в стены, и поэтому казалось, что роспись на своде сияет изнутри.

Лазурь неба, снежная белизна одеяний, золото нимбов и ало-алые, невыносимо яркие ленты пояса. Внизу царил коричневый сумрак. Деревянные скамьи, затемненные ниши, каскады свечей, один-два огонька на ступень. Почти все места были заняты.

Кое-кто даже стоял за скамьями у входа, несколько группок молодых людей. Сильно пахло миртом и ладаном, и в горле у Мартеля сразу запершило, а потом вообще захотелось чихать. — Куда сядем? — поинтересовался он Гнусава, нажимая на переносицу. — А-а-а! Я тут всех распугаю, если опять оно начнётся. — У края, там два места, — указал Шелтон кивком на предпоследнюю лавку. — У боковых проходов.

А что до твоей аллергии? Он незаметно положил руку Марцелю на основание шеи и слегка сдавил. Телепатия уловила слабое болевое эхо, как если ущипнуть себя за ногу, и свербеть в носу тут же перестало. Марцель на пробу принюхался к ладанному воздуху и радостно осклавился. — Вот спасибо. А чего раньше не делал так, а? — В воспитательных целях, — туманно пояснил Шелтон и подтолкнул напарника в спину.

— Иди и садись, иначе всю службу простоим, а мне нужно, чтобы ты сосредоточился на работе, а не на ноющих коленках. На той же скамье сидело целое семейство. Рядом с Марцелем пожилая чета, следом женщина в длинной юбке, видимо, младшая дочь, затем постоянно шушукающаяся парочка и трое детишек разных возрастов.

Девчонка лет шести хотя бы изображала для приличия, что находиться здесь ей интересно, и сидела безмятежно, сложив руки на коленях, а двое младших мальчишек в джинсовых комбинезонах тыкали друг в друга пальцами и хихикали. Бабка то шикала на них, то толкала в плечо муженька, временами начинающего всхрапывать, в промежутках умудряясь сделать пару замечаний молодой мамаше, увлеченной пересказом сплетен супругу.

Общая атмосфера легкого хаоса и недовольства была такой густой, что даже появление выводка чертей осталось бы незамеченным, не то что перешептывание неусидчивого телепата с напарником.

Слушай, а чего их столько? Тут всегда такая церковь забитая?

Я бы не удивился, учитывая количество жителей в городе и отсутствие других храмов, — ответил Шелтон, машинально поглаживая сумку с ноутбуком у себя на коленях. — Но, скорее всего, людям просто любопытно взглянуть на нового пастора. Что-то его не видно, кстати. — Опаздывает, — кихикнул Мартель, заработав сумрачный взгляд от бабки справа. — Простите, — повинился он, опустив голову, как пай мальчик.

Бабка смягчилась и снова принялась тиранить засыпающего мужа. — Вряд ли, — качнул головой Шелтон, — просто не хочет заранее подниматься на омвон. Кстати, видишь балкон там, над органом? Это место для хора. Мартель сощурился. — Ага. Тьфу, там монахи не сидят, оказывается, а отсюда не видно. — Когда встанут, будет видно, — успокоил его Шелтон.

Обрати внимание на третью женщину справа. Из-за специфического освещения разглядеть что-либо на балконе было трудновато, и поэтому Марцель прислушался. В жуткой переполненности храма все мысленные голоса сливались в сонный, любопытно предвкушающе недовольный гул. Но один разум выбивался из общего хора достаточно сильно, чтобы расслышать его даже за полтора десятка метров. — Рут! — Тише!

Недовольно тронул Шелтону руку напарник. — Да, это она. — Интересно, зачем монахиня, взявшая обет молчания, присоединилась к хору? — Что-то мне подсказывает шванг, скучно не будет. Шелестящий гул нарастал, мысли мешались голосами. Некоторое время Марцель вслушивался в него, пытаясь различить отдельные потоки, но быстро сдался. Сил на такие попытки уходило слишком много, а на крючок цеплялась всякая мелочь — размышления об исповеди, любопытство по поводу облика нового пастора, жгучее желание уснуть, снова любопытство.