— Я слишком мало о вас знаю, — неловко сказал он.
Вергилия с чопорной неторопливостью положила вилку и нож на стол.
— Постарайтесь, Рики. Ради меня. В конце-то концов, я здесь для того, чтобы направлять вас. Без меня вам не приблизиться к ответу, а это убьет либо вас — либо кого-то близкого вам и совершенно ни о чем не подозревающего. А умирать вслепую глупо, Рики. В определенном смысле это даже хуже преступления. Так что ответьте на мой вопрос: какие еще у меня могут иметься мотивы?
— Ладно, любовь, — произнес Рики.
Вергилия улыбнулась:
— Любовь?
— Вы влюблены в этого человека, в Румпельштильцхена.
— Занятная мысль. Особенно если учесть, что, как я вам уже говорила, я никогда этого господина не видела.
— Да, я помню, вы говорили. Просто я вам не поверил.
— Любовь. Деньги. Это единственные стимулы, какие вам по силам придумать?
— Возможно, еще и страх.
Вергилия кивнула:
— Страх — это уже неплохо. Не исключено, что у мистера Эр есть чем мне пригрозить. Но похожа ли я на человека, которого попросили сделать что-то, чего ему делать не хочется?
— Нет, — ответил Рики.
— Ну, тогда ладно. К делу. Вы получили сегодня утром ответ на ваш газетный запрос?
Рики поколебался, затем ответил:
— Да.
— Хорошо. Вот потому он и послал меня сюда. Чтобы удостовериться. Он считает, что было бы нечестно, если бы вы не получали ответов, которые ищете. Если хотите выиграть, Рики, постарайтесь следующие ваши вопросы формулировать как можно умнее. Начиная с завтрашнего утра у вас остается всего лишь неделя. Семь дней на два оставшихся вопроса.
Вергилия нагнулась и подняла с пола кожаный портфельчик. Открыв его, она извлекла желтый конверт.
— Загляните, — сказала она.
Рики открыл защелку конверта. Внутри оказалось с полдюжины черно-белых фотографий. Рики вынул их и начал разглядывать. На первых снимках была девушка лет, возможно, шестнадцати или семнадцати, в джинсах и футболке. На следующих двух девочка примерно двенадцати лет плыла на байдарке по озеру. Третий комплект фотографий был посвящен подростку с длинными волосами и беззаботной улыбкой, что-то бурно обсуждавшему с торговцем на парижской, судя по всему, улице. Все шесть снимков делались, похоже, без ведома тех, кто был на них изображен.
— Это фотографии ваших дальних родственников, Рики. Имя каждого из этих детей значится в списке, присланном вам мистером Эр в начале игры.
Рики еще раз просмотрел снимки.
— Как по-вашему, трудно было их сделать? И так ли уж трудно заменить камеру винтовкой? — Вергилия протянула над столом руку, чтобы отобрать у него снимки. — Запомните улыбки этих детей. Готовы ли вы лишить кого-то из них будущего, упрямо цепляясь за несколько оставшихся вам лет жизни?
Вергилия замолчала. Затем по-змеиному быстрым движением выхватила снимки у Рики.
— Я заберу их с собой, — сказала она, возвращая фотографии в портфель.
Она встала, бросив стодолларовую бумажку в свою тарелку, еда в которой так и осталась нетронутой.
— Вы отбили у меня аппетит, — сказала она. — Но поскольку ваше финансовое положение, насколько мне известно, ухудшилось, ужин оплачу я.
Вергилия повернулась к склонившейся над соседним столиком официантке:
— Найдется у вас булочка с шоколадом?
— Есть шоколадный пудинг, — ответила официантка.
— Тогда принесите кусочек моему другу. Жизнь вдруг стала казаться ему полной горечи, и ему нужно подсластить следующие несколько дней.
Рики шел домой в сгущавшихся сумерках и чувствовал себя совершенно одиноким. Странное дело, думал он, оказывается, я практически невидим. Сам факт существования Рики не интересовал никого, кроме человека, который его преследовал. С другой стороны, смерть Рики будет иметь первостепенное значение для кого-то из неведомых ему родственников.
Стоило лицам трех молодых людей с фотографий встать перед его глазами, как Рики ускорил шаг, а потом и побежал. Голову его наполняли одни лишь картины смерти.
Так он и бежал, пока не увидел свой дом. Только тогда Рики остановился и, задыхаясь, согнулся вдвое. В этой позе он оставался несколько минут, выравнивая дыхание.
А распрямившись, подумал: нет, я не один.
Рики развернулся на месте и уставился на собственный дом. Его ошеломила мысль, что, пока он болтал с Вергилией, кто-то мог побывать в его квартире. Успокойся, сказал он себе, и сосредоточься. Он вздохнул — глубоко и протяжно.
Стоя около дома, в котором он прожил большую часть своей взрослой жизни, Рики вдруг понял, что в жизни этой нет ни единого уголка, куда не проник бы его гонитель.
В первый раз, подумал он, мне придется искать надежное убежище. Так и не придумав, что может послужить ему убежищем, он начал подниматься по ступенькам подъезда.
К его изумлению, явных признаков вторжения в квартире не было. С облегчением Рики запер за собой дверь. И все же сердце продолжало колотиться.
— Тебе необходимо как следует выспаться, — сказал он вслух и сразу узнал интонацию, к которой прибегал, разговаривая с пациентами.
Стараясь собраться с мыслями, он шарил глазами по письменному столу. Присланный Румпельштильцхеном список родственников лежал на самом виду, поверх стопки промокательной бумаги. У Рики вдруг закружилась голова — он не помнил, чтобы клал его туда. Он медленно протянул к списку руку, пододвинул листок к себе. Что-то не так, подумал он.
И вдруг Рики понял: на столе отсутствует первое письмо Румпельштильцхена с описанием правил игры и первой подсказкой. Вещественное доказательство полученных Рики угроз исчезло. Осталась лишь реальность этих угроз.
Глава 5
На следующее утро он перечеркнул в календаре еще один день, а затем выписал в блокнот два телефонных номера. Первый принадлежал детективу Риггинс из полиции Управления городского транспорта Нью-Йорка. По второму он не звонил уже многие годы. Это был номер доктора Уильяма Льюиса. Двадцать три года назад доктор Льюис был наставником Рики, проводившим с ним сеансы психоанализа, пока Рики выправлял собственный сертификат. Такова странная особенность психоанализа — всякий, кто хочет заниматься психотерапией, должен сам сначала подвергнуться ей.
Детектив ответила после второго гудка — одним коротким словом:
— Риггинс.
— Детектив, это доктор Фредерик Старкс. Помните, мы разговаривали на прошлой неделе о смерти моего пациента?
— Конечно, доктор. Я отправила вам копию предсмертной записки, которую мы нашли на следующий день. Думаю, она внесла в дело окончательную ясность.
— А не мог бы я переговорить с вами о некоторых обстоятельствах, сопутствовавших смерти мистера Циммермана?
— Какого рода обстоятельствах, доктор?
— Я не хотел бы говорить о них по телефону.
— Звучит очень мелодраматично. Но разумеется. Сможете прийти к нам? У нас тут имеется довольно противная комнатушка, в которой мы вытягиваем из подозреваемых признания. Примерно так же, как и вы в своем кабинете, — только чуть менее цивилизованными методами и намного быстрее.
Выйдя на улицу, Рики поймал такси. Он проехал десять кварталов на север и вышел из машины на углу Мэдисон-авеню и Девяносто шестой улицы, зашел в первый попавшийся магазин — магазин женской обуви — и потратил ровно девяносто секунд на созерцание туфелек. Затем вышел, пересек улицу и, снова остановив такси, попросил водителя отвезти его на вокзал Гранд-Сентрал.
Там Рики влился в людской поток, текущий к пригородным поездам и входам в подземку. Он сел в первый же пришедший поезд метро, проехал один перегон на запад, выскочил из вагона, поднялся с душной станции на перегретую улицу и снова остановил первую попавшуюся машину. Съежившись на ее сиденье так, чтобы казаться пониже, Рики в молчании доехал до Управления городского транспорта.
Риггинс выглядела далеко не такой усталой, как при первой их встрече, хотя наряд ее особых изменений не претерпел: темные слаксы, не подходящие к ним кроссовки, голубая мужская рубашка и свободно болтающийся на шее красный галстук.
