Малах ха-Мавет (СИ) - Федорченко Юлия

Трис до сих пор не могла поверить, что Хетт мертва, что Райс убил ее: толкнул с моста и безразлично наблюдал, как она погружается под воду. (Она барахталась, пытаясь выплыть? Или была без сознания и оттого камнем пошла на дно?) И как Сидни, выслушав его историю до конца, проявил к карателю небывалую снисходительность. Разве они не нарушали некую Этику Смерти, убивая одного из своих?

Сидни смирился с кончиной Хетт, как с фактом, который следовало принять. Она не обращалась к нему. Не просила защиты. Она предпочла скитаться по мертвым районам, дабы Райс раньше времени ее не нашел. И искала помощи… у Трис.

Калачиком свернувшись под одеялом, девушка стиснула зубы. Она отчасти виновата в смерти Хетт, и ей никогда не избавиться от угрызений совести. Ведь она легко могла спасти готессу: достаточно было лишь вовремя взять трубку. И в конечном итоге Хетт поплатилась жизнью, чтобы передать ей письмо.

Горевала ли она по приятельнице? Разверзлось ли в ее груди чувство невосполнимой потери? Сейчас Трис испытывала только огромнейшее сожаление. Возможно, произошедшее еще не уложилось в ее сознании и она выплачется, когда придет время. Или же… общаясь с гулями, Трис стала настолько же черствой, как и они.

Сидни пошел с Райсом на место преступления. С ним, с равнодушным убийцей. Когда речь заходила о Шене, он забывал обо всем остальном. Хлоя направилась в свою «конуру», как она выразилась, чтобы «проверить кое-какую информацию» и «основательно подумать». Дроу демонстративно хлопнула дверью каморки. Трис автоматически осталась не при делах, и ей ничего не оставалось, как вызвать такси и вернуться домой.

Если она и могла сыграть некую роль в судьбе Хетт, то Сидни даже не взглянул на нее перед уходом. Она словно перестала существовать. Трис всегда знала, что ей не сравниться с оригиналом… но такого явного пренебрежения она не ожидала.

Что, если он явится к ней в каком-нибудь другом облике?

Например, Ангела Смерти.

При этой мысли Трис пробила крупная дрожь.

Но ведь она ничего не сделала. Ей нечего бояться, она никому не причинила зла. А что же такого совершила Шена, что Шахат решил убрать ее с дороги? Судя по рассказам Сидни и Хетт, она не была таким уж исчадием ада, прекрасно ладила с напарниками и даже дарила им подарки. И раз они не спустили эти подвески и сережки в унитаз, значит, тоже по-своему ее ценили.

Одна фраза внезапно всплыла в памяти Трис, и девушка тут же за нее уцепилась. Еще в начале знакомства Хетт сказала, что Шена и Дроу друг друга недолюбливают. Может, это переросло в полноценную вражду незаметно для остальных? Тогда… Видящая использовала Сидни, чтобы взять реванш? А потом стерла ему память?

Трис велела себе отбросить эту идею. Она не хотела сворачивать на кривую дорожку, ведущую к необоснованным подозрениям и паранойе. Хетт была там, и ничем хорошим это не кончилось.

Когда мать пришла с работы, Трис чувствовала себя совершенно разбитой, как будто всю ночь не сомкнула глаз. На самом деле она так измаялась, что постоянно проваливалась в забытье. Девушка появилась из комнаты, потирая глаза, доплелась до кухни и плюхнулась на стул.

— Ты сегодня рано, — отметила Пайпер, окидывая взглядом дочь. Она пребывала не в лучшем расположении духа: еще не отошла после вчерашней стычки или что-то случилось в больнице. — Можешь помочь мне приготовить завтрак.

Трис двигалась, как сонная муха, все валилось у нее из рук, однако горячий чай сумел немного ее взбодрить. С трудом проглотив завтрак, она вновь ощутила себя человеком. Мать тем временем боролась с желанием сообщить ей последнюю новость.

— Сегодня я уволилась из больницы, — наконец сказала она.

— Да? — Трис не выказала должного удивления. Она не в первый раз слышала о том, что Пайпер недовольна ситуацией на текущем рабочем месте.

— Фактически я должна поработать до конца лета, — ответила мать. — Но это еще не все.

Дочь по-прежнему не слишком занимала эта беседа.

— Уже присмотрела себе что-нибудь? — вяло осведомилась она.

— Дело не в этом. Мы уезжаем.

Трис медленно вскинула на нее округлившиеся глаза. Ну хоть что-то еще способно ее расшевелить, подумала Пайпер.

— Что?..

— Мы уезжаем, — повторила мать, — как только закончится мой контракт.

— Но… — ошарашенно пробормотала Трис, — а университет?

— Переведешься в другой.

— Куда мы уедем? Эту квартиру оставил нам папа…

— Я поговорила с твоим отцом, — она обычно отзывалась о нем с легким презрением, — и это не проблема. Будем жить в съемной, пока не продадим эту.

— Нет. Я никуда не поеду.

— Трис, — с нажимом произнесла мать, — ты очень изменилась. И не в лучшую сторону. Эти новые друзья… какие-то непонятные клубы… синяки… тот парень на мотоцикле. Я знаю, что ты иногда не ходишь в университет и гуляешь по ночам. Еще разговоры про аборт… Все это мне не нравится. Я уже не уверена, что ты не принимаешь наркотики. Я вообще больше ни в чем не уверена. Ты стала неуправляемой, ты… — и она скорбно покачала головой, — здесь нездоровая атмосфера. Поверь, нам лучше уехать. Потом ты сама…

— Скажу тебе спасибо? — перебила Трис. — Вряд ли. Ты как хочешь, а я остаюсь.

Пайпер нахмурилась.

— И что ты собираешься делать?

— Брошу учебу. Найду работу. Делов-то.

— Ради чего?

— Ради того, — парировала Трис, — чтобы ты не вертела мной как хочешь. Я достаточно взрослая. Я могу о себе позаботиться.

— Нет, не можешь. Где ты будешь жить?

— Тут?

— Я же сказала, что собираюсь продать квартиру.

— Вот как? Ты оставишь меня вообще без средств к существованию? Хорошая мать, ничего не скажешь.

Пайпер испустила тяжелый вздох. С дочерью стало невозможно разговаривать.

— Ладно. Вечером поговорим. — Мать взглянула на наручные часы: — Иди одевайся, а то опоздаешь.

Трис вся кипела, пока добиралась до университета. Воспользовавшись предлогом уйти из дому, она каким-то чудом отсидела две лекции, из которых не запомнила ни слова. Эбби не пришла, и ей было некому излить душу. Когда Трис написала подруге смс и не получила ответа, она приняла единственное разумное, по ее мнению, решение: пойти в штаб. Наверное, Хетт чувствовала себя примерно так же, когда побывала в квартире Джаспера. Ее распирало от необходимости открыться хоть кому-нибудь.

Однако штаб пустовал; похоже, со вчера они сюда не возвращались. Трис прошлась по комнате, заглянула в ванную. Дроу не открыла на стук и проигнорировала грубую попытку вторжения в чуланчик. Не обладая навыками Хлои, Трис не сумела взломать замок. Позже она корила себя за неосмотрительность. Неужели она всерьез собиралась вломиться к этому существу, которому подчинялись ангелы? А если и нет, что она теоретически могла сделать, если бы Дроу отказалась ей помогать?

Мало-помалу девушка успокоилась. В штабе царила тишина, и никто ей не надоедал. Она подождала какое-то время, но ни Сидни, ни Хлоя не изволили прийти. Она подумывала заночевать на диване, чтобы все-таки их дождаться, но отбросила эту идею как полнейшую глупость: они могли днями здесь не появляться. Едва стемнело, Трис отправилась домой.

Следующим вечером Пайпер снова затянула песню о переезде, но дочь оставалась непреклонной в своем упрямстве. Каждый день Трис посещала штаб: после уроков или вместо них. Так прошла неделя, и она в итоге отчаялась и прекратила визиты. В этом не было никакого смысла. Зеленоватый свет все еще струился из-под двери каморки, но теперь Трис не бралась утверждать, что там и вправду кто-то был. Однако она не могла смириться с тем, что все закончилось без ее участия, что ее просто использовали, а потом вышвырнули прочь. Даже если они гули, не совсем люди, но так не поступают. Слабеющая надежда еще теплилась в ее сердце. Засыпая, Трис убеждала себя: завтра он позвонит.

Вот только на следующий день ничего не менялось.

И на следующий.

И на следующий.

Спустя почти месяц она увидела Сидни в скверике напротив университета и едва его узнала. Чем ближе подходила Трис, тем больше сомневалась в том, что это действительно он. Вместо кожаной куртки на нем был грязный растянутый свитер, весь в дырках, джинсы были чем-то испачканы, волосы висели сальными прядями и мылись, по-видимому, очень давно, как и сам Сидни. Он лениво раскачивался на качели, отталкиваясь пяткой. Она обошла его сбоку, все еще приглядываясь. От него дурно пахло.