Завещание профессора Яворского. Плата по старым долгам - Ростовцев Эдуард Исаакович

Надо надеяться, что у Мельника хватит ума не затрагивать эту тему в беседе с вице-президентом компании, даже если Мирослава не преувеличила значимости их отношений. Властолюбцы, как правило, не жертвуют своими деловыми интересами во имя любовных интрижек. А интересы Мельника в делах Закалюка и Матвеева немалые. Не зря так суетится, вибрирует к Леночке Закалюк накануне этой встречи, на которой придется ему держать ответ за какие-то погрешения перед всемогущим боссом... Стоп, Олег Николаевич! Кажется, приехали. А не Мельник ли тот человек, который по образному выражению Василя Брыкайло, правит упряжкой Закалюка и Матвеева? Губернатор - "крестный отец" мафии? А почему бы и нет? Добропорядочные чиновники не дарят своим пассиям платья от Кардена, не берут взятки "мерседесами", компроматами на них не торгуют отставные милицейские генералы, они не посещают облюбованные мафиозными структурами спортивные бассейны. Конечно, в задачу вице-президента холдинговой компании не входит изобличение "крестного отца" местного мафиозного клана - выражаясь словами Винницкого, это занятие не для любителя. Но выводы для себя сделать не мешает. И первый из них заключается в том, что теперь фигура Кошарного предстает уже не в столь зловещем свете. При всем тумане, напущенном вокруг него Сероштаном, Зульфией, Романом и отчасти Брыкайло, бывший сексот, очевидно, не более, чем бригадир рэкетиров или руководитель службы безопасности СП "Атлант", что в общем-то одно и то же. Следовательно, если Олег поладит с Мельником, то с его помощью можно будет припереть Кошарного к стенке...

До клуба добирались около получаса - центр города и магистральный Городокский проспект были запружены машинами, пробки образовались у каждого светофора. За всю дорогу не было произнесено ни слова, каждый думал о своем. Леонид курил, чему Олег подивился. За многие годы их знакомства он видел Леонида с сигаретой считанные разы, в основном после праздничных, дружеских застолий, когда за компанию балуются табачком и не курящие. А тут сигарета без видимой причины, да еще в до отказа заполненном салоне автомобиля. Полина недовольно морщилась, рукой отгоняла дым, украдкой косясь на сидящего по другую ее руку Олега - не замечает ли ее недовольство? Олег делал вид, что не замечает, смотрел в окно на разноцветие огней вечерних улиц, но думал о том, что Леонид и Полина никогда не считались друг с другом, а лишь заботились, чтобы их союз выглядел внешне пристойно.

Леонид не скупился на ее туалеты, дорогие украшения, а Полина безропотно устраивала приемы, банкеты для нужных Леониду и неприятных ей людей, мирилась со сплетнями, что о ней распространяли, огорчалась, но не протестовала, когда эти люди совращали ее воспитанницу. Зато без зазрения совести наставляла мужу рога, да и он, очевидно, не оставался у нее в долгу. Вряд ли они объяснялись по этому поводу: ни он, ни она не привыкли каяться, свои поступки всегда считали единственно правильными, не подлежащими критике, что не могло способствовать взаимопониманию, доверительности. Этим, должно быть, объясняется их отношение к Мирославе, которую они удерживают при себе не только потому, что привязались к ней, но главным образом потому, что ее присутствие заставляет сдерживаться, сглаживает острые углы, что все же лучше бесконечных ссор, мелочных разборок, непонятных и неприятных обид.

27

Клуб объединения подавлял своими размерами, обилием мрамора, хрустальных люстр, просторами вестибюлей, залов, невесть для чего предназначенных - в них терялись организованные Фондом выставки работ местных художников, ваятелей, резчиков по дереву, чеканщиков, а люди чувствовали себя неуютно. Приглашенная публика отличалась степенностью, возрастом более близким к пожилому, чем к среднему, строгостью костюмов, платьев, причесок у одних и умеренной экстравагантностью у других - в основном людей творческих профессий. Устроители угадывались по озабоченным лицам, нервозности - начало презентации непозволительно затягивалось.

Леонида и Полину окружила толпа взволнованных людей, которые заговорили разом, перебивая друг друга, а затем, подхватив под руки, увлекли их в разные стороны. Олег остался с Мирославой и в который раз подивился ее неузнаваемости: притихшая, казалось бы умиротворенная, она с неопределенной и как бы предназначенной всем улыбкой разглядывала зал, томящуюся в ожидании публику, снующих распорядителей, ни на ком не задерживая взгляда. Но вот обернулась к Олегу, улыбнулась мягче, и как-то очень просто, словно делала это не раз, взяла его под руку, сказала полувопросительно:

- Идемте, посмотрим работы вышивальщиц.

Они пересекли зал, затем вышли в коридор, который привел их еще в один зал. Мирослава то и дело здоровалась со знакомыми, обменивалась иными из них короткими репликами, но не останавливалась ни с кем, как бы подчеркивая, что занята своим кавалером, которого не может оставить ни на миг. Олег тоже встретил знакомых - полную даму в летах с легкомысленно взбитыми кудряшками крашенных волос, которая когда-то работала ответственным секретарем общества "Знание", и худосочную женщину с птичьим лицом - в прошлом, а может быть и в настоящем, директора этнографического музея. Обе дамы приветливо улыбнулись ему: толстуха во весь рот, а директриса только уголками губ. Олег любезно раскланялся с обеими.

На него и Мирославу обращали внимание все, их провожали любопытными взглядами, а кое-кто даже перешептывался им вслед. Мирослава, казалось, не замечала этих взглядов, полушепота и не спешила уйти с глаз любопытствующих. Олег подумал, что она демонстрирует себя в паре с ним в расчете то ли досадить кому-то, то ли заявить таким образом о своей независимости, праве на выбор.

- Не обращайте на них внимания, - словно угадав его мысли, сказала девушка. - Им скучно, а тут хоть какое-то развлечение. Пусть почешут языки на наш счет.

- Неужто мы производим предосудительное впечатление?

- Такое впечатление произвожу я. В приличном обществе должна быть, как минимум, одна неприличная особа, которая своим присутствием возвышала бы членов этого общества в собственных глазах. Величина, как известно, познается в сравнении.

- Считаете себя неприличной?

- Так считают они. Уже мой статус великовозрастной воспитанницы довольно молодых воспитателей вызывает многозначительные ухмылки. Еще недавно я танцевала в эстрадном ансамбле и не всегда в самых скромных нарядах, что также не требует комментариев. Не считаю зазорным появляться в общественных местах с мужчинами, о характере отношений с которыми можно думать что угодно. До середины сегодняшнего дня курила. Люблю и пью шампанское... Вы следите за ходом их мыслей?

- Так это их мысли? Разумеется, слежу, но не разделяю ни одну из них.

- Приятно слышать. Но не спешите с выводами, вы еще многого не знаете. Все, о чем я сказала, мне, возможно, простили бы - свобода нравов приживается и в нашем городе. Но вот то, что поступаю, как считаю нужным, а не так, как по их мнению следует поступать, не скрываю своих симпатий и антипатий, говорю и пишу, что думаю, с их точки зрения крайне неприлично, более того - непростительно.

Олег рассмеялся. Мирослава вопросительно посмотрела на него.

- Вы ведь тоже считаете, что я зарываюсь.

- Я был неправ. И сейчас могу сказать одно: я рад, что встретил вас. И поверьте, это не дежурный комплимент, я действительно рад, что встретил вас, Слава.

Хотел добавить, что их встреча была предопределена маленькой кудесницей, а значит - самой судьбой. Но Мирослава не дала ему такой возможности, поспешила переменить тему, стала расхваливать искусство мастериц-вышивальщиц. Она привела его в комнату, где были выставлены их работы, познакомила с двумя вышивальщицами, а затем со знанием предмета, стала объяснять символику узора, искусство выбора орнамента, цветов, их сочетаний. Олег старался слушать ее, но не воспринимал смысла сказанного: следил за движением ее губ, бровей, меняющихся оттенками цвета глаз от темно-синего до светло-голубого, и думал, что произошло невероятное: дочь капитана Тысячного, девочка, которая снилась ему не в лучших его снах, встречи с которой он опасался многие годы, по непостижимой прихоти судьбы вдруг за один день стала для него едва ли не самым дорогим человеком.