Праздничный коридор (СИ) - Ильянкова Валентина Михайловна

— Ваша жена, Александр Михайлович, обладает таким взыскательным вкусом, что ей что-то подобрать практически невозможно. Она предпочитает вещи, в которых можно оставаться внешне скромной и неброской. Такие вещи, как и те, в которые она одета, можно купить только в дорогих бутиках за границей. Вы простите меня, Александр Михайлович, за то, что я ничего не смог предложить Вашей супруге, но она сама настоящий бриллиант и простая оправа из московского ширпотреба только испортит ее внешний вид.

Из этого разговора Анцев с огромным для себя удовольствием сделал вывод, что посторонний человек сразу и безоговорочно принял Зосю за его жену и не усмотрел в этом союзе ничего странного. Значит, не все так страшно, как рисует его воображение. И только к концу рабочего дня его словно облили кипятком — основная программа, из-за которой Зося приехала в Москву, уже выполнена, и они все могут уехать домой. Возможно, сегодня! Он мечтал о новогоднем празднике в своем доме с настоящей живой елкой, украшенной блестящими игрушками и мишурой, с Дедом Морозом, Снегурочкой и мешком подарков для Санечки. Все это можно было устроить без всяких проблем, потому что в банке Дед Мороз и Снегурочка давно состояли в штатном расписании, и на новый год поздравляли всех детей банковских работников, а потом с поздравлениями и подарками выезжали в детские дома и приюты. А уж его-то Санечке, тем более, могла быть устроена самая смешная и веселая возня вокруг елки. Но чем он сам будет в это время заниматься? Больше невыносимо видеть рядом тоскливые, потемневшие Зосины глаза, полные ожидания и вопросов. В праздничный день не очень-то просто уйти на целый день на работу.

И он придумал — конечно же, Зосе нужно предложить билеты в театры, кремлевский дворец и новогодние светские вечеринки. У него в отдельной папке лежали стопки различных приглашений на новогодние мероприятия от банковских клиентов. Пусть девочки веселятся, а он останется дома с Санечкой. Все будут довольны, а он в первую очередь — общество Санечки его вполне устраивало и не смущало.

В городе начинались рождественские каникулы, и в этот вечер он решил прийти домой пораньше, чтобы отдать Зосе всю праздничную корреспонденцию — пусть выберет для себя и Люды интересные предложения. Только бы заинтересовалась! На этот раз дверь ему открыла Людмила. Прихожая была похожа на временный склад для хранения дорожных сумок и пакетов.

— Людмила, вы собрались уезжать? — голос Анцева дрогнул, — А где Зося?

Люда посмотрела на него и кивнула в сторону лестницы:

— Собирается. Санечку пошла будить и одевать. Скоро машина за нами приедет.

— Людмила, пожалуйста, убери сумки, никуда вы не поедете. Распорядись сама, и отошли машину. А я к Зосе, должна же она меня понять.

Анцев на ходу снял пальто и туфли и оставил их лежать темными пятнами на светлом ковре в гостиной. Он ясно понял, что если она сейчас уедет, то все, что было создано ими двоими за последнее время, может разрушиться и никогда не возвратиться. Тогда, возможно, даже согласие Чарышева на брак не спасет их отношения.

Когда он вошел в Зосину комнату, она собирала в дорожную сумку детские вещи. Санечка спокойно спал.

— Зосенька, — он подошел к ней и положил руку на ее плечо, — посмотри на меня. Ты смогла бы уехать, не попрощавшись? Прости меня! Я не мог уделить тебе внимание в том количестве, которое ты заслуживаешь, но ты, же понимаешь — работа. В Вискулях подписано соглашение о выходе ряда республик из состава СССР. Нужно было срочно как-то защитить и спасти резервные фонды банка. Зосенька, но сейчас я освободился. Не уезжай, пожалуйста. Я и Санечку толком не рассмотрел.

— Причем здесь резервные фонды? — Зося отвернулась от него и продолжала возиться с вещами, — Вы, Александр Михайлович, даже завтракать уходили к своей Верочке. Я все понимаю — Вы тоже заслуживаете отдых. А тут мы целым табором. Верочка всегда мне нравилась, и я желаю вам счастья. Мы уедем, чтобы Вы смогли хоть праздничные дни провести вместе с Верочкой, в спокойной семейной обстановке.

— Не могу поверить в свое счастье, — засмеялся ошеломленный Анцев, — Зосенька, ты меня ревнуешь? К кому, к Верочке? Да, она снова сидит в моей приемной, но это означает только то, что она хороший помощник. И все! Драгоценная моя, ненаглядная девочка! Зосенька, я только тебя люблю! Давно и безнадежно! Без тебя и Санечки не может быть у меня никакого счастья. Почему я дома не появлялся? Все очень просто — боялся наброситься на вас с Санечкой, как одинокий голодный волк на свою добычу, ну и работой, конечно, перегружен. Зосенька, я хотел тебе предложение сделать и дать время, чтобы ты подумала.

— Но в этом шкафу Верочка оставила свои вещи.

— Какие вещи, — изумился Анцев и открыл шкаф, — вот эти, что ли? Я для тебя купил, чтобы ты из Горевска не везла домашнюю одежду. Ты обратила внимание, что мой дом в точности повторяет дом твоего отца в Горевске? Это не случайность — я хотел, чтобы ты и Санечка по приезду сюда не привыкали к новой обстановке. Зосенька, я после праздников собирался поехать в Горевск, просить твою руку у Николая Васильевича. А ты за это время подумаешь, нужен ли я тебе в качестве мужа.

— А без этого никак нельзя? — Зося, наконец-то, посмотрела в его глаза, — я пропадаю без Вас! Я Вас люблю, люблю сейчас, сию минуту. Какого согласия Вы еще ожидаете? Боже мой, что я говорю? Это настоящая катастрофа!

Зосино лицо внезапно покрыли алые пятна, а из глаз закапали крупные слезы.

— Зосенька, солнышко, не плачь, — Анцев начал целовать ее лицо, губы и мокрые глаза, — скажи, а ты никогда об этом не пожалеешь? Его голос стал глухим и незнакомым, а руки уже расстегивали первую пуговку ее блузки.

Счастье его почти пятидесятилетней жизни сейчас спало рядом с ним, прижавшись горячим телом к его груди. Он не спал, потому что ночная эйфория уступила место утренним сомнениям.

Он боялся, что утром Зося может совершенно по-иному расценить их ночную любовь. Молодая женщина, красавица лицом и безупречным телом, и он — никогда не знавший счастья в интимной близости и избегавший серьезных отношений с женщиной уже более двадцати лет.

В кроватке начал ворочаться Санечка и Зося моментально проснулась, потерлась щекой об его успевшее за ночь стать колючим лицо, посмотрела на него синими, сияющими глазами и прошептала: «Мой любимый, счастье мое сладкое». Это было так неожиданно и необычно, что его мысли спутались, а нужные слова покинули голову. Он стал говорить о том, что, возможно, не совсем безупречным был ночью, а сейчас и, вовсе, плохо выглядит. А еще эта вот растянутая и измятая майка…

Зося засмеялась, велела ему не кокетничать, и пообещала, что растянутой майки в их жизни больше вообще не будет, потому, что она проследит, за тем, чтобы свою майку он своевременно снимал. В подтверждение своих слов, Зося сняла с него майку, пробежалась губами по обнаженной груди и подала халат.

Она забрала Санечку из его кроватки, посадила рядом с Анцевым. Санечка потянулся к ней ручками, она снова легла на кровать, возле него. Ребенок засмеялся, уселся на Зосину грудь, радостно хлопая ручками, начал прыгать. Анцев забрал его и сказал:

— Санечка, маме тяжело. Смотри, какая она у нас нежная, совсем хрупкая девочка. Давай мы с тобой нашу маму будем беречь. Ладно? Прыгай здесь, мне будет только приятно.

Санечка притих, ему сразу расхотелось прыгать.

Мальчик тихонько сидел возле Анцева, потом направил на него свой пальчик и сказал:

— Папа.

— Нет, Санечка, не спеши, — сказала Зося, но заглянув в глаза Александра Михайловича, увидела, как в них заметалась паника ожидания ее реакции. Вот сейчас она скажет ребенку, что это не папа, а дедушка, и можно собирать осколки их счастья.

— Давай мы с тобой, сынок, — торопливо продолжила она, –

сначала спросим разрешение у Александра Михайловича.

— Папа, папа — утверждался ребенок в своих правах.

Анцев взял Санечку на руки:

— Мой любимый ребенок! Спасибо тебе, Санечка, за признание. Конечно, я твой папа. Давно, с самого рождения. Ты ведь сразу это понял, правда? Ах, ты, мое солнышко драгоценное! Сыночек мой маленький!