В паутине преступлений - Уоллес Эдгар Ричард Горацио

— Полагаю, месье Диссель, вы не собираетесь назвать имя человека, у которого купили камни? — поинтересовался сыщик.

Бельгиец пожал плечами.

— Он, может быть, порядочный человек, а, может быть, и нет, — сказал он. — Если я назову его имя, то возникнет масса недоразумений, вопросов и требований, и он скажет мне: «Месье Диссель, вы доставили мне много неприятностей. Я больше не желаю иметь с вами дела».

— Где находится контора вашего брата в Лондоне? — спросил Оратор.

— Контора Теодора на Виктория-стрит, номер девяносто шесть. Но мы с ним в плохих отношениях, что, конечно, нехорошо и не по-христиански.

Сыщик нахмурился.

— Теодор? А у него есть второе имя? Как его зовут полностью?

— Теодор Луи Газеборн Диссель. Я — Генри Фредерик Динегем Диссель.

Оратор в упор посмотрел на собеседника.

— О! — многозначительно произнес он.

Другой на его месте сказал бы гораздо больше, но инспектор Ратор был, как мы знаем, скуп на слова, чем и заслужил свое прозвище.

Месье Диссель был бельгийским подданным и уже десять лет вел свое дело в маленькой конторе на бульваре Милитер. Хозяин помещения не отличался аккуратностью, — так, по крайней мере, подумал Оратор, когда пришел поговорить с ним. Над письменным столом в золотой рамке висел красочный диплом, удостоверявший спортивные успехи месье Генри Дисселя.

По его словам, он был агентом, представлявшим несколько текстильных фабрик — английских, германских и американских. Дела часто заставляли его путешествовать. Он состоял членом клуба, в котором шла рискованная игра, но, хотя и был страстным игроком, в его поведении не замечалось ничего предосудительного. Изредка он перепродавал драгоценности, старинные вещи и даже недвижимость. У него была хорошая репутация, и потому он как нельзя лучше годился на роль агента по перепродаже краденого.

* * *

Теодор Луи Газеборн! Это имя звучало в ушах мистера Ратора во время всего обратного пути в Англию.

В Лондоне он сразу же вручил бриллианты их владелице, принявшей его в весьма раздраженном состоянии духа. Ей было жаль (ее собственные слова) каждого пенни вознаграждения: полиция обязана была найти и вернуть ей бриллианты бесплатно. Она дала даже понять, что не исключает возможности участия полиции вообще, и главного инспектора Ратора в частности, в дележе ее денег.

Оратор слушал как будто внимательно, но мысли его были далеко. Он думал о мистере Теодоре Луи Газеборне Дисселе и месье Генри Фредерике Динегеме Дисселе.

…Возвращаясь домой, Оратор неожиданно воскликнул:

— Поразительно!

— Что поразительно? — спросил удивленно его сосед: мистер Ратор находился в этот момент в вагоне железной дороги.

— Все, — спокойно ответил Оратор.

Его спутник осторожно отодвинулся в самый угол, поближе к стоп-крану.

…Действительно, версия, которая начала складываться у Оратора, казалась почти невероятной.

С необычайным терпением он возобновил поиски, стараясь отыскать новые нити, ведущие к давно забытым преступлениям. В течение трех недель он посетил не менее двенадцати лондонских тюрем, расспрашивая крупных воров, попавших за решетку. В конце концов ему удалось нащупать хорошо законспирированный путь из Лондона в Бельгию, на котором краденые драгоценности проходили через много рук. Не все они попадали в Брюссель. Иногда их привозили в Льеж, иногда — в Остенде, но, как бы то ни было, в конце пути находился таинственный адресат, которого можно было встретить только в кафе, в пивной или в гораздо более подозрительном месте; встречи эти заранее назначались в Лондоне.

— Вот как это делалось, мистер Ратор, — говорил преступник, отбывавший наказание в Медстон-Голе. — Если нам попадалась хорошая добыча, мы звонили по телефону, и нам указывали место, где можно сплавить ее. Каким образом эти посредники добывали сведения, я не знаю. Тогда один из наших отправлялся по этому адресу и всегда возвращался с солидной суммой. Мне приходилось и самому иметь с ними дело.

— Вы не встречали среди них иностранцев?

— Никогда. Бывало, придешь в кафе, и тут кто-нибудь подойдет и скажет: «Вас ожидают на улице». Обычно он ждал в машине за углом, быстро просматривал вещи, называл цену и сейчас же выплачивал деньги.

Вскоре у Ратора выдался свободный день, и сыщик им воспользовался, чтобы познакомиться с братом месье Генри Дисселя. Брюссельская контора Генри состояла из одной комнаты, в которой царил беспорядок. У энергичного Теодора помещение было обставлено мебелью из полированного красного дерева и сияло ослепительной чистотой. На стеклянной входной двери было красиво выведено золотом:

Теодор ДИССЕЛЬ,

инженер

Хозяин конторы был высокого роста, тщательно одет и выбрит. Его волосы были аккуратно зачесаны назад, открывая большой лоб. Он носил монокль, по-английски говорил безукоризненно и выглядел как человек из общества.

Секретарша провела мистера Ратора в кабинет, где Теодор сидел за таким сверкающим письменным столом, что, казалось, его только что привезли из магазина. Теодор поклонился гостю слишком уж церемонно, выдавая тем самым свое иностранное происхождение.

— Какое-то тайное чувство подсказывает мне, что вы пришли сюда по поводу моего брата, — сказал он, словно извиняясь. — Мне известно, что вы были у него недавно: он писал мне о вашем посещении. Должен признаться, что я сейчас чувствую себя довольно неловко.

— Почему? — резко спросил Оратор.

Месье Теодор Диссель прошелся по кабинету, засунув руки в карманы отлично выглаженных брюк.

— Видите ли… — он остановился в нерешительности. — Мне не хотелось бы говорить о нем дурно, да это было бы и неестественно… Он человек горячий, не всегда корректный, но, в общем, неплохой. Когда человек так легкомысленно обращается с деньгами, то ясно, что он может в любой момент попасть в затруднительное положение. Вероятно, дело касается какого-нибудь долга, которого брат не уплатил? Я надеюсь, он не совершил ничего преступного?

В каждом слове и движении Теодора ощущалось беспокойство. Именно так должен был себя вести, по мнению Оратора, взволнованный брат.

— Если речь идет о деньгах… — Теодор беспомощно пожал плечами. — Я, к сожалению, не могу быть полезен… Я уже ссудил ему пятнадцать тысяч фунтов, которых, конечно, никогда не получу обратно. А я не настолько богат, чтобы постоянно давать ему деньги.

— Ни о каких долгах вашего брата мне неизвестно, — сказал Оратор. — Скажите, он — бельгийский подданный?

Теодор кивнул.

— А вы — натурализованный британец?

— Да, — спокойно ответил Диссель. — Я женился в начале войны на англичанке. Что касается моего брата, то, право, не знаю, женат ли он. — Теодор снова пожал плечами. — Он, кажется, принадлежит к людям, предпочитающим непродолжительные связи. Я буду откровенен с вами: брат доставляет мне много неприятностей.

Оратор молча гладил подбородок и сочувственно кивал.

— Что бы вы мне ни сказали о Генри, я всему поверю. Увы! У брата есть друзья, которые всегда готовы дать дурной совет и помочь его исполнить…

Сыщик спросил:

— Брат говорил с вами о продаже драгоценностей?

Теодор нахмурился.

— Драгоценностей? — медленно переспросил он. — Я не знал, что он занимается и ими… Правда, во время нашей последней встречи он намекал, что начал вести дела с неким мистером Деверсом. Мне как-то пришлось встретиться с этим человеком. Очень неприятный и совсем не похож на ювелира. Признаюсь вам, я почувствовал к нему настолько сильную антипатию, что, когда Деверс вздумал явиться сюда после отъезда брата в Бельгию, я велел передать, что занят и не могу принять его.

Оба собеседника помолчали.

— Совершенно верно, — произнес Оратор. — Деверс — очень подозрительный человек. Я его знаю.

…Возвращаясь домой, Оливер продолжал обдумывать свою версию.

* * *

Две недели спустя Генри Диссель весело выпрыгнул из брюссельского поезда на перрон вокзала Остенде. Стоял теплый сентябрьский день, и море было окутано густым туманом. Генри занял на пароходе каюту, где оставил маленький чемодан, составлявший весь его багаж, и заказал завтрак. По-видимому, Диссель при посадке повредил себе ногу: когда он показался на палубе, то сильно хромал, опираясь на палку.