Ядовитый воздух свободы - Блейк Анна

«Ты знала, кому говорила “да”, Констанция», — раз за разом напоминала себе женщина.

Невозможно все предусмотреть.

Констанция осторожно выскользнула из-под одеяла. Сегодня уйдет она. И, может быть, напишет ему письмо, где честно расскажет о том, что с ней происходит, что происходило: о детстве, о брате, о брошенной семье, об операции и навсегда измененной внешности.

Контрастный душ привел женщину в чувство и настроил на рабочий лад. Она наспех оделась, оставила Арнольду записку, чтобы не искал и не ждал, мол, на работе, и выскочила из дома.

Лаборатория «Сигма»

Негромкий скрип двери привел Констанцию в чувство. Женщина подняла голову и поняла, что умудрилась заснуть на документах. Горела только настольная лампа, разгоняя сумрак, в кабинете было тихо и тепло. Большие шкафы, в которых хранились документы и сменная одежда, белели, напоминая костюмерные в театре. Констанция почти привыкла к тому, что в «Сигме» нет естественного света, почти сразу после переезда в этот кабинет она повесила большую картину с морским пейзажем. Ее всегда успокаивала вода.

Женщина огляделась, отыскивая источник звука, и ошеломленно замерла.

Теперь она была в комнате не одна. Мужчина закрыл за собой дверь, зафиксировал замок. Нежданного посетителя скрывал сумрак, но Констанция не могла его не узнать. Статный, обманчиво-благородный, с холодными темными глазами, в которых она видела лишь безумие и одержимость, он мог бы показаться привлекательным, если бы не надменная складка губ. Он улыбнулся, сбросил пиджак, зачем-то поставил к двери свободный стул и двинулся через кабинет, постепенно приближаясь к Констанции. И все огромное пространство этой комнаты сжалось, отсюда будто разом выкачали весь кислород. Женщина наконец вскочила с места и инстинктивно отступила. Ее спина уперлась в один из шкафов. Отовсюду доносились звуки. Где-то трещало оборудование, где-то кто-то шептал или шуршал, чье-то дыхание и бормотание, скрежет лаборатории и будто бы скрип самой земли, но когда мужчина приблизился, звуки отключили.

Констанция замерла, глупо раскрыв рот и глядя на него расширенными от ужаса глазами.

— Как ты сюда попал?

Он помахал у нее перед глазами свеженьким металлическим пропуском.

— Не-е-е-ет, — подобно раненому зверю, простонала Констанция, закрыв рот руками.

Он улыбнулся. Сделал еще несколько шагов к ней. Закричать она не успела. Он метнулся и положил ледяную руку на ее губы. Его лицо оказалось совсем близко, и она почувствовала то, о чем хотела бы забыть. То, в чем взрослела, и то, от чего десятилетиями вскакивала посреди ночи: безумную смесь обезоруживающего, бесконечного ужаса и животного, глубинного возбуждения. Сердце застучало как сумасшедшее, в глазах потемнело, а между ног стало мокро, но в этом не было ничего приятного.

— Как ты можешь быть такой жестокой? Такой равнодушной?

— Я?! — Она схватилась за горло, как человек, которому внезапно перекрыли кислород.

— Я любил тебя, я боготворил тебя, я с ума по тебе сходил. Я жизни своей без тебя не мыслил. Когда ты ушла, я думал, что…

— Это не любовь, это…

Его холодный смех оборвал незавершенную фразу. Мужчина толкнул Констанцию к шкафу и уперся ладонями в его поверхность с обеих сторон от ее головы, нависая над своей жертвой. Констанция сжалась под его взглядом.

Может, хватит уже бегать?

— Я заберу тебя отсюда.

— Куда? — Нервный смех вырвался из ее груди, придав сил, и она посмотрела мужчине в глаза. — Ты не пойдешь против воли моего мужа.

— Ты давно развелась с мужем, не пытайся лгать, детка.

Она снова рассмеялась, на этот раз зло. Пихнула его в грудь и умудрилась освободиться. На мгновение ей показалось, что дверца соседнего шкафа дрогнула, что там кто-то есть и этот кто-то внимательно следит за происходящим, не собираясь вмешиваться, но ее вниманием быстро завладел непрошеный гость.

— Я замужем за Арнольдом Нахманом, идиот. Или ты думал, что я вернусь в этот дрянной город без прикрытия?

Он неожиданно отступил, сложил руки на груди и улыбнулся так спокойно, будто только и ждал этого признания.

— А профессор знает, что он всего лишь прикрытие? Что ему известно о тебе? Вымышленная история, в которую поверил идиот Берне? Он знает, из какой ты семьи? Знает, что работает с твоим отцом? Надеюсь, он никогда не говорил тебе, что нарушил семейные традиции ради брака с тобой? Ведь ты как раз ему под стать.

— Не смей… — в ужасе прошептала она, только сейчас понимая, какую ошибку допустила, сказав брату про брак с Арнольдом.

Одной фразой она лишила себя права на счастье, права на спокойную жизнь. Этот человек не позволит ей спрятаться, не оставит ее в покое. Он всегда методично отбирал все, что ей было дорого, чтобы остаться для нее единственным в целом мире. Чтобы ей просто не к кому было пойти.

— А мы заключим соглашение. — Мужчина снова приблизился к ней, положил тяжелые руки на плечи и плотоядно сжал. — Не думаешь ли ты, что я так просто от тебя откажусь?

Констанция закрыла глаза. Ей хотелось бы заплакать и молить оставить ее в покое. Перед глазами промелькнули бесконечные часы с этим человеком. Много лет назад, когда они еще были детьми. Когда он не позволял ей и шагу ступить, контролируя все ее время после школы. Он был старше ее всего на год, но ей иногда казалось, что эта разница много-много больше.

— Ты уничтожил все, что я любила, — скороговоркой зашептала Констанция, когда мужчина посадил ее на стол и принялся возиться с одеждой, вздрагивая от яростного возбуждения. — Мои вещи. Игрушки. Моих животных. Как только кто-то начинал мне нравится — появлялся ты. Ты избил мальчишку только за то, что он помог мне донести портфель. Ты убил мою кошку только за то, что она спала вместе со мной.

— Потому что ты моя.

По ее щекам наконец покатились слезы. Блаженные слезы бесчувствия.

Кажется, наконец Констанция впала в это состояние. Наконец она сама стала игрушкой в большом проекте. Наконец она не чувствовала ничего. Не пришел даже гнев. Но и ужаса не было.

Пока сводный брат истязал тело Констанции на ее собственном рабочем столе, она провалилась в тот маленький мирок между вселенными, где не существовало ничего. Инстинктивно вцепившись в его плечи и откинув голову назад, чтобы не видеть этого искаженного похотью и яростью красивого лица, женщина с обезоруживающей четкостью понимала: ей снова нужно бежать.

Глава восемнадцатая

Аксель Грин

Спутник-7

— И это все? Все, что у вас есть? Звонок? Звонок пьяницы и разнорабочего? Естественно, он мне звонил. Просил денег авансом. Мы иногда привлекаем его, если нужно подшайтанить камеры. Он пропащая душа, но руки растут откуда надо. — Метье каркающе рассмеялся. — Поверить не могу, господа. Один чертов звонок — и вы волочете меня в участок.

— Расскажите, господин Жанак, куда вы так торопились, что не заметили девушку на переходе и лишили ее спортивной карьеры?

Метье Жанак резко замолчал и посмотрел на Грина, который сохранял непроницаемый и спокойный вид. Аксель же наблюдал за ним так, как следят за добычей, уже попавшейся в силки. Она еще трепыхается, бьет крыльями, не понимает, что все, свободы не видать. Но уже скоро осознание достигнет ума. И тогда разговор пойдет совсем по-другому. Нужно было лишь подобрать правильный момент, чтобы использовать информацию, о которой Метье явно предпочел забыть. Расковырять старую рану, показать, что ты знаешь больше, чем он может даже предположить, показать, что преимущество на твоей стороне.

Допрос шел больше часа. Метье сидел в той же допросной, что и Смит до этого. На него также были направлены софиты. Только вместо Арабеллы в помещении находился Грин. Агент не сопротивлялась, решив остаться в смотровой и в случае чего включиться в происходящее. Перед Акселем, как и утром, лежала папка с документами. Только на этот раз — настоящая. Все, что удалось собрать по делу Констанции Берне с момента ее появления в Спутнике-7 в 1965-м до момента ее «возвращения» сейчас: протоколы допросов, встреч, анализов и экспертиз, распечатки полученных из Агентства и от Оуена материалов, которые могли пригодиться. Жанак смотрел на папку с некоторой тревогой, но, когда Грин сказал о звонке, решил обесценить улику, вывернуть диалог. Бывалый. Он явно не любил допросы, но с момента освобождения из тюрьмы многому научился.