Очень быстро (СИ) - Гут Этта

— Рада, что могу сказать тебе спасибо вот так, глядя в глаза, — Ильза теперь смотрела очень серьезно.

— За что? — не понял Миха, слишком сильно размечтавшийся о сладко-неприличном.

— За это.

Ильза встала, ступила ближе, обходя стол, задрала топ, и Миха увидел прямо у себе перед носом смутно знакомый шрам.

— Так… Погоди… Это ж мое. Ну да! Травматический разрыв селезенки. Вот блин. Помню! Я тогда закрутился. Приехал проведать прооперированную девушку через несколько дней, а мне сказали: мол, пациентка уже выписалась, почти что сбежала… Так это была ты?

— Не узнал?

— Проблема медиков, у которых операции на потоке: в лицо редко кого можешь вспомнить, а вот если рентген или шрам показать… — Миха протянул руку и осторожно погладил уже побелевшую ниточку, рассекавшую совершенную бархатистую кожу. Теплую, нежную… Так бы и приник губами, втягивая в себя запах…

За спиной кто-то выругался восторженно, а потом заржал пошло. Миха вздрогнул, выныривая из очередного витка своих сладких грез. Ильза отступила, одной рукой одергивая топ, а пальцы второй складывая в выразительный фак, чтобы показать его насмешникам у Михи за спиной. Ей ответили новой порцией незлобивого гогота, но Ильзу он уже не интересовал. Она опустила взгляд на смотревшего на нее снизу вверх Миху, а потом вдруг наклонилась и поцеловала его в растерянно приоткрывшиеся губы.

Не всерьез, не по-взрослому, а так — легким прикосновением, которое, тем не менее, прошило так, будто молнией в самую маковку ударило. Аж шерсть на всем ошалевшем от такого Михином организме дыбом поднялась и, кажется, даже заискрила.

— Я… — заблеял он неуверенно.

Ильза в ответ лишь качнула отрицательно головой, облизала губы так, будто только что попробовала что-то очень вкусное, и поцеловала еще раз — так же легко и вроде бы совсем не сексуально…

— Я…

Но Ильза прижала Михе к губам палец — так, будто запечатывая не сказанное, а после, по-прежнему глядя глаза в глаза с очень близкого, опасно близкого расстояния, шепнула:

— Спасибо.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Глава 10

Вдруг накатил страх, что после этого она простится и уйдет, но Ильза делать что-то такое и не подумала. Вернулась на свое место напротив, уселась на неудобную лавку, вытянув в проход длиннющие ноги, и принялась болтать о чем-то необременительно-общем, позволяя Михе прийти в себя, собрать мысли в кучку и перестать разевать рот, будто какой-нибудь, блин, карась, подцепленный под самые жабры, а после вытащенный на берег опытным рыбаком.

Ильза вообще оказалась веселой и разговорчивой. А главное, на многое в жизни смотрела под тем же углом, что и сам Миха: слушала ту же музыку, пила то же пиво, да и вообще увлекалась многим из того, что было ценным и в Михиной жизни. А еще вдруг стало понятно, что акцент Ильзы дико возбуждает. Особенно то, как она произносит некоторые слова. Например, Михино имя: Ми-иха. С очень мягким, каким-то неуверенным «х» и длинным, ласкающим «и».

В теории Миха совершенно точно знал, что надо делать дальше: хватать и тащить. Очень быстро. В палатку. Или все-таки в гостиницу. А как поступить на практике?

Обручального кольца на пальце у Ильзы не было, да и в ответ на Михино осознанное откровение о том, что он сейчас не в отношениях, она лишь кивнула, коротко сказав «тоже». Так что проблема была не в этом. Просто Ильза оказалась уж слишком не такой, как те красапетры, которых Миха обычно обхаживал с конечной целью трахнуть: не хихикала глупо-зазывно, смотрела прямо и говорила не о цветочках или котятках, а о ходовых качествах своего «Гуська» и особенностях работы мощного шестицилиндрового оппозита, который служил «сердцем» Михиному мотоциклу.

О себе по-прежнему молчала, да и Миху о личном не спрашивала. Так, словно осознанно обозначала некую незримую, но четко ощутимую границу между собой и собеседником. И в итоге у Михи произошло что-то вроде сбоя программы. Да и в башку вдруг вползла неприятная мысль: а не будет ли выглядеть подкат к Ильзе, как некое требование сказать еще одно «спасибо» за ту операцию на селезенке, которую Миха сделал ей уже почти полгода назад? Только теперь не словами, а, скажем так, делом? Как открытое желание получить плату натурой, сексом?..

В итоге, когда Ильзу окликнул кто-то из большой развеселой компашки, что разместилась ближе к сцене, и она ушла к ним расцеловаться-поздороваться, Миха поднялся и ушел к себе в палатку, еще и молнию за собой этак окончательно задернув.

И, наверно, все бы на этом и закончилось. Опять прокрутившись полночи на сыром белье в окружении нестерпимо громких звуков, он встал бы ни свет ни заря и стартанул в сторону дома. А потом и весь «цыганский табор» Трэфена потянулся бы по родным городам и весям. Следующий день был последним фестивальным, и в программке значился подъем в девять утра и в одиннадцать — массовый исход. Но! Как всегда, в рукаве у Господа бога нашего имелся даже не туз, а непобедимый Джокер: выпитое за вечер бесплатное пиво, которое предсказуемо запросилось наружу.

Пришлось натягивать штаны и мотоботы и, спотыкаясь в смутной тьме, освещаемой редкими костерками и прыгающим светом со стороны сцены, шагать по направлению к сдвоенному ряду синеньких переносных сортиров. И ведь действительно словно кто за руку привел в нужное место и в правильное время!

На уже почти совсем затеявшуюся драку Миха поначалу внимание решил не обращать — умный человек в чужие пьяные разборки не полезет никогда. Поэтому он просто свернул в ближайшую кабинку и запер за собой дверь. Расчехлил штаны, отлил, чувствуя полный кайфец от столь простого действа, и вдруг… Знакомый голос с акцентом! Там была Ильза! И, судя по всему, то ли бить, то ли и вовсе насиловать собрались именно ее!

Из кабинки Миха вывалился, на ходу упихивая «добро» в штаны и торопливо застегивая их, и сразу вписался в разборку бодрым:

— А ну! Что, блин, у нас тут за ёпвашумаму?

— Крысу одну больно наглую жизни учим, — сообщил кто-то с придыханием, и Миха, далее не вдаваясь, саданул кулаком в сторону голоса.

По краю сознания скользнула мыслишка, что руки бы поберечь — инструмент же, работать ими, но делать было нечего, уж понеслась душа в рай.

— Да ты… Что, бля?.. Ах ты сука! У-у-у…

Наверно, его бы отколошматили и на этом все его заступничество бы и закончилось. И потому, что один против двоих, и потому, что лечить Миха всегда умел лучше, чем калечить. Но опять повезло. Кто-то крикнул удивленно:

— Быстро? Ты? — а потом заорал уже чуть не на весь лагерь: — Наших бьют!

Ну и всё! Секунды не прошло, как Миху от баталии тупо отстранили: и без него хватило желающих объяснить тем парням, что полезли на Ильзу, а потом сцепились с героем дня — с самим Быстро, всю их неправоту.

— Не покалечьте только, а то возись с ними после! — несколько растерянно попросил Миха, и его даже услышали.

— Да мы по классике: будем бить аккуратно, но сильно. А то — ишь! Совсем рамсы попутали, гондоны штопаные!

Миха осмотрелся. Светловолосая голова Ильзы по-прежнему белела чуть в стороне. Она стояла, привалившись спиной к стволу здоровенной сосны, молчала и выглядела, как стало ясно при ближайшем рассмотрении, откровенно несчастной. Миха ухватил ее за локоть и повел прочь от уже утихавшей драки.

— Что это было? Что за хрень вокруг тебя творится? То какие-то гоняются, то другие побить норовят. Или те же? Может, все-таки расскажешь?

Ильза в ответ неожиданно рассмеялась и быстро заговорила на своем — Миха ни слова не понял, зато «вкурил» другое:

— Да ты пьяная, что ли? Когда нализаться-то успела?

— Ми-иха… Я не пьяная. Я так, немного. Сначала для храбрости. А потом из-за того, что ты ушел. Ты зачем ушел? Ну вот скажи, а? Я тебе что, не нравлюсь?

— Вот, блин! И правда — трезвее не бывает! И что теперь с тобой делать с такой расписной?