Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 56
Мне еще сильнее захотелось пойти с ним в разведку. Желательно на все три ночи и три дня — до самой «Аиды»… Нет, конечно, виноват коньяк, что же еще!
Мигель помог мне облачиться в пальто (чуть дольше, чем требовалось, задержав руки на моих плечах), надел свое, которое, оказывается, тоже обреталось в директорском шкафу; и, только распахнув передо мной обе двери, щелкнул выключателем. Правильно сделал, хотя я тоже не боюсь темноты, но бывают особые случаи…
Перед закрытой дверью «предбанника» мой спутник сделал предупреждающий знак и прислушался. Кажется, разгоряченных банкетом служителей муз в коридоре не было.
— Пожалуйста, взгляните, Таня…
Я выглянула. Все было чисто, только вахтерша со своего места, заметив меня, помахала рукой:
— Идите, идите, никого!
Очевидно, старушка была в курсе, что нас в театре «нет».
Мы спортивным шагом преодолели свое коридорное крыло: с противоположной стороны слышался приближающийся шум голосов и ног.
Я кубарем скатилась по ступенькам к массивной входной двери — и услышала за спиной вкрадчивый голос испанца:
— Доброй вам ночи, до свидания. Вы помните, конечно, что меня здесь нет уже три часа?..
Спасибо, спасибо! Вот племянница меня разыскала, представляете? Троюродной сестры дочка…
Заболтались и совсем забыли о времени.
Я обернулась и ослепительной улыбкой подтвердила свои родственные чувства:
— Бежим, «дядюшка», а то коллеги заметут!
Оказавшись на улице, мы пробежали полквартала и только тогда, остановившись, расхохотались.
— Вы бесподобны, дон Марти! — искренне сказала я, цепляя его под руку. — Надеюсь, мне можно называть вас так, по-домашнему?
— Разумеется, Танечка, вы же моя племянница! В свою очередь надеюсь, что вы не откажетесь немного побыть моей родственницей, для конспирации? Хотя бы дальней…
Бог его знает, что он хотел сказать последней фразой. Я не стала уточнять.
Ночка была явно не для прогулок по городу.
Промозглый ветер не утих — напротив, к нему добавилась какая-то мерзкая изморось. И стало еще холоднее, чем днем.
Мне было жалко непокрытой головы моего спутника, терзаемой ветром, и я быстро потащила его по пустынной улице Горького, залитой разноцветными огнями фонарей, неоновых вывесок и витрин. Редкие машины проносились мимо нас, не обращая никакого внимания на мигающий желтый глаз светофора.
А Мартинес как будто и не замечал ни отвратной погоды, ни моей заботы о клиенте. Он глазел по сторонам.
— Не спешите, Таня, пожалуйста! Дайте мне посмотреть. Ведь это почти мой родной город, самые лучшие, самые светлые годы прошли здесь.
Боже мой! Я не был тут восемнадцать лет…
— Но, Мигель, вы простудитесь! — сопротивлялась я. — И не сможете петь в пятницу.
— Ерунда, Танечка, я буду петь в любом состоянии! У артиста не может быть причин, чтобы не выйти на сцену. Кроме смерти, конечно, но до этого, надеюсь, еще далеко. Ну хорошо, хорошо, подниму воротник! Нет, вы только подумайте: будто совсем другой город! Так все изменилось…
И все-таки я его узнаю… да, узнаю! Вы тарасовская, Таня? Правда? Значит, мы с вами жили здесь в одно и то же время!
— Я тогда была еще совсем девчонкой.
Это прозвучало как невольный намек. Михаил Викторович сразу погрустнел:
— Да. Мы принадлежим к разным поколениям, это правда. — Он смотрел в сторону, будто разглядывал старинное здание, оставшееся в его памяти. — Но я как-то привык не думать о годах.
Этот бешеный ритм жизни… Бесконечные поездки, самолеты, теплоходы, отели; разные страны, города, люди. И — работа, работа, работа… Со всем этим ты как бы вне возраста: возраст — лишний груз, за борт его! А здесь, в Тарасове, я и подавно чувствую себя двадцатилетним мальчишкой. Наверное, это выглядит смешно, да?
Он наклонился ко мне и заглянул в глаза:
— Скажите мне правду, Таня: я и в самом деле кажусь вам безнадежно старым?
Я попыталась отшутиться:
— Давайте лучше сменим тему. Не то вы вытяните из бедной девушки какое-нибудь признание!
Он упрямо тряхнул головой:
— Обязательно вытяну! А уж потом сменим тему, если хотите. Отвечайте: считаете вы меня смешным старым дяденькой или нет?
— Нет, черт вас побери! Даже слишком нет!
Весь вечер пытаюсь убедить себя, что вы намного старше меня, и что вы знаменитость, и вообще человек из другого мира, — и у меня ничего не получается. Ничего! Ну что, довольны?
— Да, — просто ответил он, по-прежнему пристально глядя мне в глаза. — Спасибо вам. Так о чем мы будем говорить теперь?
Мы как раз проходили мимо «Астории». Холодная ночь выветрила из меня коньячные пары и настроила на деловой лад.
— Мигель, расскажите мне, пожалуйста, об этом вашем Хосе Мария Эстебане. Что за человек? Давно вы его знаете?
— Почти три года… Постойте, вы что, подозреваете в чем-то Хосе?
— Я пока еще никого ни в чем не подозреваю.
Я просто отрабатываю версии. А Хосе в этом деле — ключевая фигура, с этим, думаю, даже вы, упрямец, спорить не будете.
— Я понимаю… Ну хорошо. Хотя я не верю в причастность Эстебана к похищению плаща, но вы правы. Я расскажу вам о Хосе. Три года назад, вскоре после моего пышного юбилея — слишком пышного, на мой взгляд, — умер мой старый костюмер, итальянец Пьетро. Славный был старик, почти десять лет он работал у меня… Тогда-то и появился на горизонте Хосе. Уже не помню, от кого я о нем впервые услышал, но нашел он меня сам, это точно. У него были прекрасные рекомендации, а мне срочно требовался специалист…
В общем, я его взял. И в самом деле, работником он оказался отличным, дело знает превосходно.
Содержит мое театральное хозяйство в образцовом порядке.
— Ну а как человек? Характер? Склонности?
Слабости? Привычки?
— Как человек? Хм… Знаете, Таня, а ведь вы своим вопросом попали в «больную» точку. Я совсем не знаю, что за человек Хосе. Правда, не скажу, что очень уж старался узнать, но кое-какие попытки все же предпринимал. И это тем более странно, что вообще-то я легко схожусь с людьми. И перед обслуживающим персоналом — что в театре, что в быту — никогда нос не задираю. Со стариком Пьетро, например, мы были друзья.
