Ознакомительная версия. Доступно 33 страниц из 165
– Дура! – выплюнул он прямо ей в лицо.
Краем глаза Тоня заметила за занавесками Степанидиного дома шевеление.
– Дура! – прошипел он опять, искривив рот. – Ничего не знаешь и не узнаешь никогда! Сдохнешь раньше, как все они! Сожгут тебя, сожгут!
В маленьких слезящихся глазках колыхалось безумие, теперь Тоня это отчетливо видела. Но она заставила себя остаться на месте, не броситься бежать. И спросила:
– Кто – они? Вы о ком?
Старик замолчал, глядя на нее.
– Кто – они? Кто умер?
– Умер? – удивился старик, и на секунду на его лице промелькнула странная полуулыбка. – Почему же умер-то? Никто и не умирал. С чего ты взяла?
Тоня еще секунду смотрела на него, потом развернулась и пошла прочь. Хватит с нее бесед с сумасшедшим. Она отошла шагов на пять, когда тишину позади нее прорезал хриплый крик:
– Убили их всех! Убили, убили ребятишек, молоденьких, глупеньких! А кто грех такой взял на душу? Знаем, знаем… – Голос старика снизился до шепота и прервался. Хлопнула дверь калитки.
Тоня снова обернулась. Охотник Женька, в небрежно накинутой на плечи кофте Степаниды, смотревшейся на нем совершенно нелепо, шел к алкашу. Выражение лица у него было такое, что Евграф попятился, споткнулся, упал.
– Женечка, Женечка, – забормотал он. – Ты чего, а? Ты чего, родной?
А Женька схватил его за шкирку, одним сильным рывком поднял на ноги и отчетливо произнес:
– Еще раз услышу, что ты так с Антониной Сергеевной разговариваешь или вообще подходишь к ней, шкуру с тебя, старого идиота, спущу, понял? Пошел вон отсюда! И чтобы сегодня забыл и думать к Степаниде Семеновне приходить, еду попрошайничать!
– Жень, да ты что, мила-ай! – умоляюще заговорил старик. – Куда ж я денусь-то, а? Ты посмотри, холодина какой на улице!
– Раньше надо было думать, – прищурив черные глаза, жестко сказал Женька, – я тебя, козла, предупреждал.
Тоня в очередной раз поразилась, сколько внутренней силы в невысоком, толстоватом, нелепом мужичке с реденькой бородкой, торчащей во все стороны. Очевидно, Евграф почувствовал то же самое, потому что без слов поднялся и, не отряхнувшись, как побитая собака поплелся к околице.
– Вот скотина какая, – покачал головой Женька, глядя ему вслед. – Даже оторопь берет. Причем почему-то только на вас, Антонина Сергеевна, кидается.
– Он что-то говорил про убийство, – растерянно произнесла Тоня.
– Конечно, про смерть Рыбкиной вся деревня говорит!
– Нет, не про Глафиру. Что-то про мальчиков… нет, он сказал – ребятишек. И еще про то, как что-то сгорело… Женя, он ведь не зря со мной про это разговаривает, – бессильно сказала она. – Старик что-то такое знает, и все знают, только мне не говорят. Я не знаю почему. Женя, пожалуйста, скажите, ну хоть вы-то можете мне рассказать?
– Откуда же, Антонина Сергеевна… – сочувственно развел руками Женька. – Я-то в Калинове всего с августа живу, на две недели раньше, чем вы, приехал. Да ведь, правду сказать, меня сплетни-то не больно интересуют.
– Может, Степанида Семеновна знает?
– Так вы спросите у нее. Если что и было странное, она вам расскажет, я так думаю. Ну ладно, Антонина Сергеевна, пойду. Я как увидел этого припадочного из окна – ну, думаю, опять как бешеный стал Евграф Владиленович, – все дела бросил и выскочил.
– Спасибо, Женя, – грустно сказала Тоня.
Тот махнул рукой и скрылся за калиткой.
Тоня дошла до магазина, купила масла, даже не заметив взглядов, которые кидала на нее продавщица, невпопад ответила на какой-то вопрос и побрела домой. Подул холодный ветер с мелким колючим снегом, больно ожигающим лицо, и Тоне пришлось крепко держать перед лицом капюшон, чтобы в него не задувал ветер. Именно поэтому она не сразу заметила женщину, стоявшую на крыльце заброшенного дома.
Тоня увидела ее, когда подошла почти вплотную, – высокая фигура, одетая в модный пуховик с пушистым мехом на капюшоне. От удивления она чуть не выронила из рук бутылку с маслом, которую продавщица забыла положить в пакет. Несколько секунд стояла, глядя на наклонившуюся к замочной скважине фигуру, а потом окликнула, подойдя к забору:
– Извините!
Женщина повернула наконец ключ, перевела взгляд на Тоню и спокойно произнесла:
– Здравствуйте.
– Простите, – смущаясь, спросила Тоня, – вы хозяйка?
– А вы полагаете, – мягко улыбаясь, спросила женщина, – я могу быть настолько наглым вором, чтобы вламываться в дом средь бела дня? Нет, я именно хозяйка.
На вид ей было около шестидесяти. Короткие темно-рыжие волосы выбивались из-под шапочки, и казалось, что вокруг лица у нее маленькая львиная гривка. Само лицо нельзя было назвать красивым, но оно было очень приятным. Тоня поймала себя на мысли, что ей нравится просто смотреть на эту женщину, говорящую как-то странно, словно читает по книжке. «Хорошо, если она будет здесь жить», – решила Тоня и вдруг спросила:
– А вы здесь теперь будете жить?
– Нет, – покачала головой хозяйка, – скорее всего, нет. А почему, простите за нескромность, вы спрашиваете? Всего лишь из любопытства?
– Да просто я ваша соседка, – радостно объяснила Тоня. – Я смотрю, дом пустой стоит, а мне так жалко! И дом хороший, и просто… здесь ведь людей мало.
– Вы разве из этого дома? – немного удивившись, кивнула женщина на каменный дом Аркадия Степановича. – Я полагала…
– Нет, что вы, – перебила ее Тоня. – Я с другой стороны, вот отсюда. Его раньше почтальоновым называли, если вы….
Она сбилась и замолчала. Приветливое до того лицо женщины вдруг изменилось – секундная заминка, потом брови ее сдвинулись, и она медленно спросила:
– Вы жена Виктора Чернявского?
– Ну да, – закивала Тоня. – А вы его знаете?
Женщина помолчала, посмотрела на Тоню, словно что-то обдумывая, потом коротко сказала:
– Знаю. Девушка, простите, мне, к сожалению, некогда с вами разговаривать. Всего доброго.
И скрылась за дверью.
Ошеломленная Тоня стояла около забора, ничего не понимая. Они так хорошо разговаривали… Что случилось? Она сказала что-то не то?
Подумав, она поднялась на крыльцо и постучала. Дверь открылась не сразу.
