Этюд на холме - Хилл Сьюзен "Susan Hil"

Тут, вспомнив молодую женщину-полицейского в «Посольском номере», приличного человека среди таких же приличных людей, он улыбнулся. Она находила его интересным, он это точно мог сказать, она была им заинтригована. В противном случае она не стала бы с ним встречаться. Это был правильный ход, очень умный ход, и он реабилитировался в своих глазах после собственной ошибки. Больше их не будет.

Он промчался по подъездной дороге и свернул в бизнес-парк. Первая большая улица была пуста, но когда он доехал до второй, которая вела к дороге, где находился его собственный сектор, он увидел четыре полицейские машины и еще три другие, без опознавательных знаков, а еще белый полицейский фургон с распахнутыми задними дверями. Кинологи со своими собаками выходили из него по очереди и собирались рядом на тропинке.

Он резко повернул налево и быстро уехал по южной улице. Когда он добрался до въезда на главную дорогу, еще две полицейские машины с визгом проехали мимо.

Тот факт, что здесь, очевидно, проводили какой-то рейд, сам по себе не должен был его беспокоить. Вряд ли они заинтересуются его хранилищем, но ему нужно было узнать, что конкретно происходит и где именно, и в данный момент он понятия не имел, как ему это сделать. Он сидел в машине на одной из стоянок и напряженно думал, не позволяя себе паниковать и сдерживая свои эмоции, как будто надевая намордник на злую собаку.

Он мог бы вернуться в бизнес-парк и просто спросить у одного из полицейских. Он мог бы позвонить в полицейский участок. Он сомневался, предоставят ли ему какую-либо информацию в обоих случаях. Он мог бы позвонить Фрее Грэффхам, но это поднимет ряд закономерных вопросов.

Он мог бы не делать ничего. Если в случае сомнений не делать ничего было вариантом, он всегда выбирал его, и это правило сослужило ему неплохую службу. Им были неинтересны он и его хранилище. С чего бы? Что они могли знать и о том, и о другом? Он завел машину и выехал на главную дорогу.

Дома он сделал тосты, порезал яблоко в миску с цельнозерновой овсянкой, включил кофеварку и забрал газету из-под двери. Он чувствовал себя вполне уверенным, вполне спокойным, готовым к новому дню, наполненному встречами, и к вечеру, который за ним последует.

Но в отдельные моменты на протяжении ближайших нескольких часов ход его мыслей сбивался с курса, и перед ним, внезапно и неконтролируемо, вспыхивали образы Карин Маккафферти, лежащей на кушетке, на которой в эту секунду находился другой пациент, или собак со своими хозяевами, которые скреблись в задние двери полицейского фургона в сотне ярдов от его хранилища, где он занимался своей работой.

Сорок семь

В час дня комната, где сидел уголовный розыск, была почти пуста. Через десять минут двери с грохотом открылись и дюжина с лишним людей, включая констебля Коутса, ввалились внутрь с выражением молчаливого протеста на лице.

– Серьезно, сержант, я думаю подать заявку в кинологический отдел, – сказал он, рухнув в кресло и положив ногу на один из подлокотников. – Это так круто, ведь правда, они сегодня потрясающе провели время, обнюхивая там все вокруг, а что делали мы?

– Сидели в машине в районе Медоу-Вью.

– Правильно. А теперь они опять все отменяют.

– Была облава в бизнес-парке?

– Я не понял. Кто-то говорит, что да, кто-то не уверен, все как обычно. Из этих парней слова не вытянешь.

– Я не понимаю, как это ты не в курсе всего.

– Не, они очень крепкие молчуны. Тем более это просто собаки. У вас есть для меня что-нибудь, сержант? Только мне хотелось бы чего-нибудь поживее. У меня вот уже где сидение в машине с Дейвом Грином. Все, что его интересует, – это «Болтон Уондерерс» [20] и «Кампания за настоящий Эль».

– Иди найди констебля Харди, ладно, Нейтан? Я хочу, чтобы ты поговорил с Эйданом Шарпом.

Нейтан Коутс припарковался у дома и по совместительству консультационного кабинета Эйдана Шарпа на Веллоу-Вуд-драйв и посидел немного в машине, глядя на него и размышляя, во сколько он мог бы обойтись. Это была часть Лаффертона, которую он плохо знал, а относился к ней еще хуже. Особняки с подъездными дорожками, зарослями магнолий, коваными воротами и псевдотюдоровскими мезонинами вызывали в нем не зависть, а скорее недоумение, с чего бы кому-то вообще захотелось жить здесь. Они казались такими обособленными, такими сиротливыми и закрытыми ото всех; люди здесь могли ездить на хороших машинах, посылать своих детей в школу в шапочках и кепках с гербами и держаться совершенно отдельно друг от друга, не считая, может быть, пары коктейльных вечеринок на Рождество.

Если они с Эммой поженятся, ему хотелось бы иметь небольшой коттедж со своим клочком земли в одном из поселков неподалеку от Лаффертона, а если это будет для них слишком далеко, один из тех милых домиков с тремя спальнями в частном секторе в Сейнт-Майкл-Гейт. Но он никогда бы не хотел быть отрезанным от мира в месте наподобие этого, какие бы огромные здесь ни были передние окна и широкие дорожки, как бы ни сиял темно-синий «БМВ», припаркованный рядом, – как тот, что стоял у дома Эйдана Шарпа.

Он взглянул на него, когда они с констеблем Уиллом Харди проходили мимо, – кожаные сиденья цвета шампань, CD-плеер, похожий на произведение искусства, и больше ничего… Ни карт, ни запасной пары обуви, ни разорванных конвертов, ни запасной верхней одежды. Машину могли пригнать из шоу-рума этим утром. Он обернулся на констебля Харди, который только пожал плечами.

Нейтан позвонил в звонок приемной и открыл входную дверь. Ресепшен. Кабинет. Личные комнаты.

Ресепшен выглядел очень приятно, и девушка на ресепшен тоже была ничего, хорошие волосы, модные овальные очки и одна из тех самых профессиональных улыбок.

– Могу я вам помочь?

Нейтан раскрыл свое удостоверение.

– Констебль Коутс, уголовный розыск Лаффертона. Я хотел бы переговорить с мистером Шарпом.

Она выглядела взволнованной, но не потеряла самообладания.

– У мистера Шарпа сейчас пациент. Боюсь, я не могу его беспокоить.

– Ничего. Мы подождем.

– Да, конечно. Присаживайтесь, и я сообщу ему, как только он освободится. Могу я предложить вам чашку чая или кофе? Стакан минеральной воды?

Нейтан и Уилл покачали головами:

– Нет, спасибо…

Они сели и посмотрели на журналы… Модные журналы – «Вог», «Татлер», «Кантри лайф», «Спектэйтор», все номера свежие. Очевидно, деньги эти альтернативные медицинские дела приносили. Нейтан вспомнил о стандартной приемной терапевта или, того хуже, больницы… Несколько номеров «Вуменс оун» и «Ридерз дайджест» трехлетней давности, и то, если повезет, хлипкие стулья и запахи, которые обычно исходят от глубоких стариков и от детей в грязных пеленках. Эта комната пахла цветами и лаком и еще немного антисептиком.

– Сколько пациентов у него за день?

Она посмотрела на него поверх экрана своего компьютера.

– У мистера Шарпа очень плотно расписан график приемов.

– Понятно. А как много?

– В день проходит четыре первичных приема… Они длятся по целому часу. И бывают еще получасовые приемы по текущему лечению.

– Все бывают, да?

– Простите?

– Мужчины, женщины, дети, старые, молодые… Ну вы знаете.

– Мистер Шарп редко лечит детей. Не считая этого, можно сказать, что мы охватываем все слои населения, да.

– А это больно? Мне как-то не улыбается, чтобы из меня торчали иголки.

Она терпеливо улыбнулась.

– Существует ложное представление среди людей, которые не знакомы с акупунктурой. Им это представляется так, как будто они…

– Как подушки для иголок?

– Более или менее. На самом деле это очень индивидуально… Вам может понадобиться всего две или три иголки, может быть, немного больше… Каждый случай уникален, и каждому пациенту нужно свое лечение.

Нейтан был уверен, что, когда он будет уходить, она обязательно даст ему красивый буклет.