Золотой фонд детектива. Том 5 - Лондон Джек

— Ну и что? — спросил я.

— Ее литературный агент сказал, что в таком виде нельзя выступать перед прессой.

— Почему? Разве газеты теперь посылают в качестве репортеров зеленых юнцов?

— Нет, конечно, — добродушно сказал Мартин, — просто корреспонденты принялись бы описывать ее платье, а не книгу. В общем, он отправил ее переодеваться. Надо было как-то удержать репортеров, а поскольку я уже был здесь, меня попросили выступить на 20 минут раньше. Ничего не попишешь, Дэрайес, но ты ведь знаешь, — добавил он конфиденциальным шепотом, — эти пресс-конференции не имеют значения.

Конечно, никакой катастрофы не произошло. Но я негодовал, и моя ярость не находила выхода. Я покинул Мартина злой и обиженный, хотя и понимал, что веду себя по-детски. Я завелся и только того и ждал, чтобы сорвать дурное настроение на первом, кто подвернется. Тем самым я закладывал самый большой камень и, главное, подготавливал почву для чувства ответственности за убийство, быть может гораздо более сильного, чем у кого-либо, включая и самого убийцу.

3. Майкл Стронг. 16.30

Конечно, жребий еще не был брошен. Мое возмущение или унижение могло достигнуть такой степени, что я решил бы уйти домой и забыть о съезде. Но я этого не сделал. Мне хотелось посмотреть книги, выставленные в киосках, которые размещались на втором этаже. Ожидалось, что на съезде будут присутствовать 12000 человек, главным образом книготорговцы, которые служат мостом между издателями и авторами, сочиняющими книги, а также публикой, которая их читает.

И, разумеется, издатели соревнуются друг с другом, стараясь завладеть вниманием книготорговцев, которые в свою очередь жаждут найти произведения, сулящие выгоду.

Моя пятая книга должна была выйти в издательстве «Призм Пресс», и я серьезно рассчитывал, что она будет иметь больший успех, чем предыдущие, и мне не придется более ломать голову над тем, как свести концы с концами.

Наверное, утешительно сознавать, что мои книги переживут дешевки-бестселлеры («дешевки» это стандартный эпитет, употребляемый авторами, чьи произведения не попадают в этот список) и что меня оценят после смерти, но невольно приходит на ум, что жизнь впроголодь приблизит час смерти.

Подобные соображения роились у меня в голове, и я уже собрался войти в выставочный зал, как вдруг услышал, что меня робко окликнули:

— У вас есть значок съезда с вашей фамилией, сэр?

Я принялся шарить по карманам в поисках значка, которым меня заранее снабдил мой издатель, и взглянул на обратившегося ко мне мужчину. На нем было что-то вроде формы светло-коричневого цвета с названием отеля, вышитым на левом кармане пиджака, и под ним слово «охрана». Роста он был высокого — около 6 футов, под пиджаком играли развитые мускулы. Волосы — тонкие, светлые, а брови и ресницы такие белесые, что веки казались окантованными красным, а глаза — незащищенными.

— Вот, извольте, — я показал ему значок и приколол его к пиджаку.

— «Дэрайес Джаст», — прочитал он задумчиво. — Вы ведь писатель?

— Да, я писатель, — сказал я, почувствовав легкий укол.

— Я знаю вас, — проговорил он и щелкнул пальцами. — Джайлс Дивор был вашим протеже, не правда ли?

— Я помог ему с первой книгой несколько лет назад, — признался я.

— Он великий писатель. Вы должны им гордиться. Я восхищаюсь его книгой.

— Он будет рад узнать об этом, — заметил я без энтузиазма. Было ясно, что по мнению этого честного, но глупого служащего отеля, я прославлюсь тем, что Джайлс — мой протеже, но я-то вовсе не так рассчитывал войти в историю литературы!

Я поднял руку в знак прощания, но он воскликнул:

— Минуточку! — и схватил лист бумаги со стола. — Не дадите ли вы мне автограф?

Я еще не достиг такой стадии, когда у меня наперебой просили бы автографы, и потому сказал:

— Конечно.

Он расстегнул пиджак и тщательно выбрал одну из ручек, засунутых во внутренний карман, по-видимому, самую почетную. Подавая ее мне, он сказал:

— Мое имя Майкл П. Стронг, если хотите, можно просто Майк.

Я написал: «Майку» — и спросил, стараясь не подчеркивать сарказма:

— Может быть, хотите, чтобы я подписал: «От покровителя Джайлса Дивора»?

— Нет, просто ваше имя, — ответил он простодушно. — Я возьму автограф у мистера Дивора позднее, когда он будет надписывать свои книги.

— Теперь я могу идти?

— Конечно! Большое спасибо, мистер Джаст, — и он радостно помахал рукой.

4. Томас Вэлиэр. 16.40

Я пытался отыскать киоск «Призм Пресс». В тот момент я не сознавал, да и не мог сознавать, что жизнь человека висела на волоске и что все зависело от того, насколько я раздражен.

Несмотря на то, что в принципе я не одобрял крикливую рекламу, все же в киосках продавали книги, а я люблю книги. И как раз, когда напряженность стала спадать, мне наступили на ногу! Может быть, я сам был виноват — я не смотрел, куда иду, — притом в зале толпилось много народу и трудно было не наткнуться на кого-либо.

Но дело в том, что я болезненно отношусь к тому, что меня топчут. А все из-за удивленного взгляда, обращенного вниз, как бы говорящего: «Вы, оказывается, тут!»

И поскольку обидное фиаско с пресс-конференцией все еще мучило меня, я приветствовал возможность физической разрядки и с силой отбросил обидчика, прошипев:

— На свои ноги наступай, растяпа!

Он качнулся, удержал равновесие, смущенно уставился на меня, пробормотал: — Извини, паренек! — и пошел дальше.

«Паренек»!

Мне сорок два. Пусть я выгляжу моложе своих лет, но никто не даст мне меньше 32. Надо же — паренек!

Он автоматически отреагировал на мой рост, и успокоительное воздействие обстановки сразу прекратилось. Я снова хмурился и был зол на весь мир.

Наконец я разыскал «Призм Пресс». Томас Вэлиэр, который вместе с женой был владельцем этого небольшого издательства, — олицетворение молодого талантливого и напористого администратора. Он достаточно дружелюбен, и я хорошо относился к нему, но не в этот момент. По правде говоря, я испытал острую неприязнь, ибо на витрине не было ни одного сигнального экземпляра моей книги «Будущее — для птиц», а лишь маленькое объявление о ее предстоящем выходе в свет. Зато на прилавке лежало штук двадцать книги Джайлса Дивора «Ушедшие навсегда». Несомненно, они будут розданы крупным книготорговцам.

— Как дела, Том? — спросил я отрывисто.

— Дэрайес! — воскликнул он, заметив меня только после моего вопроса. — Прекрасно! Прекрасно! Уйма запросов насчет «Ушедших навсегда».

Выражение его лица было далеко не радостным, я бы сказал, даже унылым, но меня это не волновало. Мне самому нечему было радоваться.

— Какое мне дело до «Ушедших навсегда»? Как идет моя книга?

Готов поклясться, Том не сразу вспомнил, что в его списке есть моя новая книга.

— Трудно сказать, — проговорил он наконец. — Сигналов еще нет. Мы получим их к съезду американских библиотек.

— По-моему, моя рукопись была представлена раньше, чем рукопись Джайлса…

— Да, я помню.

Я не стал продолжать разговор.

5. Джайлс Дивор (ретроспектива)

Как, черт возьми, это удалось Джайлсу Дивору? Я не мог этого понять, даже когда помогал ему работать над его первым романом. Не понимаю и сейчас. Пишет он плохо, компонует книгу неуклюже. И все же в нем есть какая-то неотесанная сила, которая сразу захватывает вас и не дает вам отложить ее. Вам хочется это сделать, но вы думаете — «ну, еще страничку», а потом — «еще страничку» и еще…

Я познакомился с ним в 1967 году, когда ему был 21 год. Мне было 34, я уже выпустил две книги и считался вполне сложившимся, хотя и не слишком известным автором. Джайлс полагал, что есть смысл показать мне свою рукопись.

Как все другие писатели, я терпеть не могу непрошенные рукописи и жажду новичков получить ценные указания.

Обычно я возвращаю рукописи непрочитанными, но Джайлс был слишком наивен, чтобы послать мне свою по почте. Он явился самолично, даже не договорившись по телефону. Именно эта наивность пробудила у меня нечто вроде стыдливой жалости. Должен признаться, что я не задумываясь перерезал бы литературную глотку юноши, если бы он не подставил ее так доверчиво.