Танго под палящим солнцем. Ее звали Лиза (сборник) - Арсеньева Елена

Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 125

— Слушайте, девчонки… — вдруг пробормотала Марина потрясенно. — А ведь я знаю… да, знаю, почему все произошло!

— По-э-у? — в унисон издали некие звуки Катя и Таня, слаженно жуя.

— Тебе, Катя, мэровский заводик аукнулся.

Девушки так и застыли с открытыми ртами. Переглянулись. Снова принялись жевать, но уже задумчиво. По всему было видно: то, о чем говорила Марина, им понятно, и они вполне допускают правомерность версии начальницы. Но Алёна-то ничего не понимала, поэтому потребовала объяснений. И вот что она услышала.

Оказывается, еще зимой Катя написала материал, очень острый и дерзкий, в котором просто-таки обрушилась на мэра города. В последнее время в Нижнем стали активнейшим образом ломать асфальт на тротуарах и мостить их брусчаткой. Всю Покровку — главную пешеходную улицу города — замостили тоже. (Кстати, Алёне новая мода казалась порядочной дурью. Сколько набоек от своих высоких каблуков она оставила в бороздках между брусчаткой, сколько раз ногу там подвернула! Но, как говорится, против лома нет приема. Приходилось терпеть и постепенно переходить на низкие каблуки).

Но Катя писала отнюдь не о женских ножках и каблучках, а о том, что расчистка льда зимой на тротуарах ведется старым дедовским способом, не используются ни соль, ни песок, ни современные химические реактивы, ни тем паче подогрев тротуаров. Просто выходят дворники на улицы и колотят ломами лед, разбивая и его, и брусчатку. Натурально, по весне происходит ее замена, причем не только разбитой, но и весьма большого участка вокруг. Катерине удалось узнать, что коммунальный отдел мэрии теперь принципиально не отпускает никаких антигололедных, так сказать, средств в жилконторы и домоуправления, поэтому тем и приходится использовать труд дворников. А на брусчаточном заводике она отыскала человека, который ей сказал, что заказами эта мэровская игрушка теперь обеспечена выше крыши, и в отделе планирования нарочно составлен график пере мощения улиц. То есть не первичной замены тротуаров, а повторной. В основном повторной! Выводы, которые приходят в голову любому человеку, умеющему мыслить связно, Катя и изложила в статье.

«Короче, почти по Гоголю: «Оно чем больше ломки, тем больше означает деятельность градоправителя!» — подумала Алёна, выслушав работницу прессы.

Ожидалось, что поднимется шум и против «Карьериста» начнется крестовый поход власти. Марина приготовилась отражать нападки мэровской камарильи и защищать Катерину. Но ничего подобного не случилось! То есть от возмущенных народных масс письма шли сплошным потоком — как электронные, так и «живые». Разумеется, возмущались читатели не статьей, а мэром. Однако власти предержащие молчали. И постепенно все затихло. Получился, как сказала Марина, ожидавшая скандала, семипудовый пшик. Однако через какие-то каналы до редакции дошла весть о том, что мэр очень сильно разгневался-таки и не полез в драку только по зрелом размышлении, однако кому-то из «ближних людей» посулил, что достанет-таки и Катерину, и «Карьерист».

Ну что ж, версия выглядела правдоподобной. Катя немедленно начала чувствовать себя узником совести и невыносимо задрала нос. Марина утирала слезы умиления. Робкая попытка Алёны выразить сомнение была с негодованием отметена.

Писательница поняла, что здесь, в редакции, в этой атмосфере вспыхнувшей борьбы за права человека ей больше делать нечего, а потому тихонько и незаметно слиняла. И пошла себе домой, притормаживая под каждым сиреневым кустом и размышляя о неувязках, которые так и выпирали из «мэровской версии».

С одной стороны, конечно, уши у всех начальников длинные, вполне могут расслышать и то, что говорит, и то, какие распоряжения отдает начальник городского следственного управления. С другой стороны… как-то мелко все выглядело, похищение это, и отдавало очень большой самодеятельностью. Будь Алёна мэром, уж она нашла бы более конкретный и весомый способ расквитаться с обидевшей ее газетой. И не один! А тут какой-то фарс, правильно Катя говорила. Не похищение, а пародия. Что-то здесь не так… То есть здесь не так все! И без Муравьева не разобраться, пожалуй. Конечно, девчонки напишут заявление на Москвича и его черноглазого сообщника, но что-то подсказывало Алёне, что делу вряд ли будет дан надлежащий ход. Ничего ведь особого не случилось. Ну и поднимет шум «Карьерист»… А толку-то?

И в самом деле, явно не обойтись без Муравьева. Все-таки не только журналистки едва не стали жертвами в очень странной истории, могла пострадать и Алёна Дмитриева. Однако есть и другая сторона. Разумеется, она может присовокупить свое заявление для усиления, так сказать, впечатления. Но тогда придется объяснять присутствие в своей квартире незарегистрированного газового пистолета. Как бы тут не вышло классического — пошли по шерсть, а вернулись бриты. В том смысле, что можно ведь подлететь под очень крупный штраф. Оно ей надо?

А вот и ее двор. Алёна постояла под сиренью и поблаженствовала. Чудесный аромат! И вот-вот жасмин зацветет… Наверное, сегодня музыку не стоит включать вечером — в прошлом году в это время соловьи пели прямо тут, во дворе, в вершинах берез. Вдруг и сейчас удастся услышать их голоса?

Наша героиня медленно поднялась на крыльцо и остановилась, роясь в сумке в поисках ключа от домофона и оглядываясь на сирень и березы. Тут домофон вдруг пискнул, и дверь открылась. В проеме стояли два человека в милицейской форме.

— О, как здорово, что вы меня впустили, — улыбнулась Алёна. — Разрешите пройти?

— А вы случайно не гражданка Ярушкина из семнадцатой квартиры? — спросил один из милиционеров, тот, что повыше ростом и смуглый.

— Она самая, — сказала Алёна. — А что? Какие-то проблемы с охраной? Вы из отдела охраны?

— Да нет, мы из райотдела, — сообщил смуглый. — Младший лейтенант Скобликов. Скажите, гражданка Ярушкина, у вас есть разрешение на ношение огнестрельного оружия?

— Господь с вами! — изумилась Алёна. — Ни разрешения, ни…

— Если нет разрешения, почему вы его храните? — перебил Скобликов.

— Что я храню?! — вытаращила глаза Алёна.

— Огнестрельное оружие, — терпеливо повторил Скобликов. — Поступило заявление. Позвольте пройти в вашу квартиру, гражданка Ярушкина. Дело серьезное, и на улице его мы решать не будем.

И он сделал приглашающий жест, пропуская Алёну в подъезд.

Она вошла медленно, со странным ощущением, что входит в тюремную камеру, и тяжелая подъездная дверь медленно и пугающе захлопнулась за ней… совершенно как дверь камеры.

Правда, не прозвучало необходимого (если судить по романам) скрежета надзирательского ключа в замке. Но, с другой стороны, наверное, бывают в камерах и автоматические двери, верно?

— Что вы так удивились? — спросил Алекс Вернер, ухмыляясь. — Неужели не ожидали увидеть меня? Я же говорил, что непременно появлюсь в «Rosige rose» в первый же день, когда вы выйдете на службу. Только не говорите, что вы об этом забыли.

— Забыла, ну и что? — буркнула Лиза, делая движение проскользнуть мимо него и войти наконец в ресторан. Но Вернер схватился обеими руками за перила и перегородил перед ней лестницу.

— Куда же вы спешите, милая фрейлейн? Как это говорят в России… Работа не волк, поэтому в лес не уйдет?

— Не убежит, — поправила Лиза, снова раздражаясь оттого, что Вернер так хорошо знает русский язык.

— Не убежит, пусть будет так, — покладисто согласился он. — Но объясните мне, почему слово «работа» — женского рода, заметьте, — сравнивается с волком, который есть существо рода мужского, а не с волковицей? Было бы гораздо более логично, вы так не полагаете?

— Нет, не полагаю, — невольно усмехнулась Лиза. — Хотя бы потому, что слова «волковица» в русском языке нет. Есть слово «волчица». А волк — не существо, а существительное мужского рода.

— Правку насчет волчицы принимаю, — кивнул Алекс. — Но почему же волк — не существо? А кто же он, по-вашему? Ставлю вам «плохо» по русскому языку!

Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 125