Ознакомительная версия. Доступно 33 страниц из 165
На следующий день Виктор поехал в Москву, на работу не пошел, а оперативно привез мастера, который врезал какой-то навороченный замок во внешнюю дверь и попроще на внутреннюю. Затем пошел осматривать дом.
– Вить, что ты ищешь? – удивлялась Тоня, идя за ним по пятам.
– Не знаю, – огрызался он. – Подарки. Сюрпризы. Понятия не имею! Да не мешайся ты….
Виктор с трудом сдерживался, чтобы не выругаться, хотя Тоня не понимала почему. Она ничего не делала, только ходила за ним следом по комнатам, пытаясь понять, не изменилось ли что-нибудь в доме за последнее время. Но все оставалось на своих местах, все такое же, как и прежде. А Виктор выдвигал ящики, залез в тумбу, раздвинул вещи в шкафу и пристально все осмотрел. Когда прошли все комнаты и Тоня наконец вздохнула с облегчением, он полез по лестнице на мансарду.
– Ты куда? – ахнула она. – Там же пылища! И холодно!
– Не холодно, – сухо ответил он, – печка протапливает и наверху тоже, специально так строили.
Сначала он обошел комнаты сам, потом крикнул сверху:
– Тонь, поднимись!
– Зачем?
– Поднимись, я сказал.
Тоня нехотя забралась по лестнице наверх и обнаружила мужа озирающимся посреди комнаты, заваленной вещами. Почти все она покрыла пленкой и не понимала, что он теперь хочет увидеть.
– Так, это надо разобрать, – сказал он решительно.
Тоня уставилась на него, но Виктор, по-видимому, не шутил.
– Разобрать? – переспросила. – Зачем?
– Да, черт тебя возьми, все затем же! – взорвался он. – Мало ли что этот псих тут оставил!
– Да какой псих? Что он мог тут оставить?
– Ищи давай! – скомандовал муж. – Не препирайся.
Тоня сделала два шага к лестнице и собралась спускаться.
– Ты куда пошла?
– Знаешь что, Витя, – задумчиво сказала Тоня, – во-первых, я тебе не ищейка. Во-вторых, если здесь и есть псих, то это ты. Я пойду чайку тебе заварю мятного – попей, успокойся. А когда спустишься, переоденься. Уже вся рубашка в пыли.
Виктор так и остался стоять с открытым ртом, глядя, как она уходит. Потом все же выругался и пнул стоящий в углу стул. Стул отлетел, и от него поднялось облако пыли. Виктор зачихал и, продолжая материться, направился к лестнице.
Чай они пили молча. Виктор не притронулся к бутербродам, а Тоня съела их с большим аппетитом.
– Не увлекайся, – не сдержался он. – А то раздашься, как матушка, не будешь в дверь входить.
Тоня подняла на него глаза, и он опять заметил в ее взгляде что-то новое, чего раньше не было. Она промолчала, но у Виктора возникло неприятное чувство, что жена промолчала вовсе не потому, что ей нечего сказать. Он раздраженно выплеснул чай в раковину и вышел из дома, накинув куртку. «Надо обойти участок, – решил он, – может, там что-нибудь замечу».
Пока Виктор бесцельно бродил в снегу по саду и огороду, Тоня сидела на своем любимом месте около окна и напряженно размышляла. Кто-то оставил в их доме листок со стихотворением… Подумав, она была вынуждена признать, что, скорее всего, действительно не Сашка и не Коля. Пожалуй, Аркадия Леонидовича с супругой тоже стоило исключить. А кто еще у них был? Тетя Шура, Юлькины детишки забегали, когда жили на каникулах, еще кто-то был… Ах да, та странная женщина из богатого дома, Ольга Сергеевна. У Тони никак не получалось вспомнить, нашла она стихи до ее визита или после. Только совершенно непонятно, зачем ей прятать в чужом доме какую-то маленькую бумажку! А еще непонятно, почему Виктор так вышел из себя.
Хотя, поразмыслив, Тоня пришла к выводу, что все же понимает, почему муж бесится. Он так любит этот дом, считает его своей собственностью, и совершенно справедливо, а вдруг обнаруживается, что неизвестно кто оставил стишки в его комоде. Ну, то есть не совсем в его, но все-таки… Неприятно. А на второй этаж он полез, чтобы показать, что он все, что можно, сделал. Вот папа у Тони такой же. Будет весь в грязи, зато доволен – доказал, что он настоящий мужчина и пыль ему не страшна. Тоня хмыкнула и решила, что нужно позвать мужа в дом и помириться, а то он может долго по саду шарахаться, еще простудится.
– Витя! – крикнула она, притоптывая на крыльце. – Ви-итя!
– Что? – хмуро спросил Виктор, выглядывая из-за угла.
– Вить, – умоляюще протянула Тоня, – хватит морозиться! Пойдем домой, я тебе пиццу разогрею, как ты любишь. И вообще, перестань дуться. Ты молодец, ты все уже осмотрел. Пойдем!
Виктор огляделся по сторонам, словно надеясь увидеть кого-то, а потом нехотя перевел взгляд на жену.
– Шла бы ты, милая, лесом, – посоветовал он. – Дурындой ты была, дурындой и останешься, хоть всю тебя чужими фразами начини. Иди, лопай свою пиццу!
Тоня сначала покраснела, потом краска схлынула с ее щек. Секунду она не отводила взгляда от безразличного лица мужа, потом повернулась и опрометью бросилась в дом.
«Нехорошо, – укорил сам себя Виктор. – На жене плохое настроение срываем? Напрасно, напрасно. Вот теперь Тоня обиделась. С другой стороны, нельзя же быть такой непроходимо тупой!» С этой мыслью он направился к соседнему участку с заброшенным домом, остановился и стал пристально вглядываться в него.
А Тоня, забежав в дом, сбросила куртку и прижала ладони к пылающим щекам. Господи, как он мог с ней так разговаривать?! На глазах у нее выступили слезы, губы задрожали, но она изо всех сил сжала зубы, чтобы не разреветься. «Он еще никогда не разговаривал так со мной, никогда! Что случилось?! Что я сделала не так?!»
Виктор мог войти в любую минуту. Мысль о том, что муж увидит, как она плачет, была непереносимой. Что же с ним случилось? Тоня вскочила, накинула на плечи куртку, на голову платок, натянула сапоги прямо на домашние носки, на одном из которых была маленькая дырочка, и вышла из дома. Она быстро прошла через сад, надеясь, что не столкнется с мужем, но Виктор был с другой стороны дома. Ни о чем не думая, Тоня вышла за калитку и огляделась.
Идти ей было некуда. Идею вернуться домой за деньгами и уехать к маме она отвергла сразу, потому что считала такое поведение абсолютно недопустимым в семейной жизни. Да и родители не очень бы обрадовались. Нет, они, конечно, любили дочь, но полагали, что уходить из дома, от мужа, можно в самом крайнем случае. А сейчас был не самый крайний, просто… просто… Она вспомнила, как Виктор обозвал ее, и почувствовала, что щеки опять заливает краска. Можно было бы просто пройтись по деревне, чтобы успокоиться, и если бы сейчас было лето, она бы так и поступила. Но ноги в одних только джинсах уже начинали мерзнуть, руки стыли на ветру. Она чувствовала себя… унизительно. Тоня никогда не употребляла это слово, но сейчас оно выплыло откуда-то из глубин памяти и очень точно отразило ее состояние. Она чувствовала себя унизительно, и самое плохое было то, что она не могла ничем ответить Виктору.
