Марафонец - Голдман Уильям

– Наверное.

– А вы, видимо, не такой уж и бестолковый, как я предполагал.

– Кто его знает, – Джанеуэй метнул в него белоснежную улыбку.

И зубы у него ровненькие, черт возьми, подумал Бэйб. В юности на лице, наверное, и прыщика не было.

Бэйб чувствовал, что теряет самообладание. Хоть бы этот тип ушел, думал он. Как можно быстрее. Он встал и налил себе вина.

Джанеуэй спросил:

– Я еще не нашел мотив. Чем сегодняшний вечер отличался от прочих?

Бэйб сел на свое место, думая, что Джанеуэй далеко не болван.

– Расскажи-ка мне про сегодняшний вечер.

– Я был дома. Он пришел. Он умер. Приехала полиция. Вы приехали. – Бэйб болтал вино в стакане.

Джанеуэй наклонился к нему.

– Это все? Может, ты что-нибудь забыл?

– Я не мастер запоминать детали.

– Ты хочешь сказать, что настала моя очередь объяснять кое-что, так?

– Думаю, что да.

Джанеуэй вздохнул.

– Ты даже не представляешь, как я боялся этой темы. У тебя есть полное право знать, но все равно... не хочется мне, но раз начал... – Он сделал глубокий вдох. – Ты ведь не думаешь, что твой брат действительно занимался нефтяным бизнесом?

– А чем же еще, как же он тогда зарабатывал деньги?

– Я давно знаю, как он зарабатывал монету, и поверь мне, отношение к нефтяному бизнесу он имел только через бензоколонки, когда заправлял машину. – Джанеуэй покачал головой. – Ты просто потрясающий человек. Он всегда говорил, что ты легковерный, но я не ожидал, что до такой степени, – Джанеуэй произнес это очень искренне.

– Он бы не стал обманывать меня. Мы никогда не обманывали друг друга. Ну, там приврать иногда немного, но не больше. Черт, время от времени все чуть-чуть загибают.

– Ладно, где он жил?

– В Вашингтоне.

– Центром чего является Вашингтон?

– Всего государства.

– Так. А знаешь ли ты, насколько одна часть правительства ненавидит другую? Например, у военных: армия терпеть не может флот, а флот ненавидит воздушные силы. Почему? Потому что когда-то армия была всем, а потом все поменялось и лидером стал флот. Потом раз! – еще перемены. Вот уже воздушные силы получают все, что им требуется, а адмиралы и армейские генералы стоят в стороне. Только представь, что там творится сейчас! Об этом телевидение говорит целыми днями, дрязги вечные. ФБР ненавидит ЦРУ, а вместе они ненавидят Секретную службу. Они постоянно перебраниваются и скулят. Затянувшаяся междоусобица, края их соприкосновения остры, между ними есть расщелины. В этих расщелинах мы и живем. – Прозвучало это с подчеркнутой серьезностью. С таким же серьезным видом он отпил вина из стакана.

Вдохновенно врет, подумал Бэйб.

– Нас сформировали, когда расщелины стали чуть шире. Сразу после событий в заливе Свиней [11]. Так вот, когда пропасть между тем, что ФБР может квалифицированно сделать, и тем, что Секретная служба, скажем, может вытерпеть, становится шире, обычно вступаем в дело мы.

– Кто – вы?

– Вот это определить очень трудно. Я – выпускник Дармута. Стипендиат, а от всех этих кличек и паролей завыть можно. Мы – это Отдел. И все. Заглавная буква О.

– Чем вы занимаетесь?

– Оперативной работой. Я сам был оперативником, пока меня не повысили до контролера, а если я проживу достаточно долго и не буду бестолковым, то у меня есть много шансов на выигрыш. Найти убийцу твоего брата – дело моей чести. Он был оперативником, когда погиб.

– Какую оперативную работу он выполнял?

– Всякую, какая была необходима.

– Довольно неопределенно.

– Совершенно верно.

– Что вы имеете в виду, говоря «всякую»? Вы ведь не имеете в виду что-нибудь плохое?

– Разве не примитивно для историка рассматривать современную политическую борьбу за высшую власть таким образом? «Хорошие поступки. Плохие поступки. Злодеи».

– Он никогда бы и мухи не обидел. Я в этом уверен. А вам поверить не могу.

– Ты знаешь, кто такой был Сцилла?

– Естественно, но Сцилла был не «кто», а «что», – огромная скала недалеко от побережья Италии.

– Сцилла – это была кличка твоего брата.

Бэйб потряс головой. Ему хотелось на свежий воздух. Док, подумал Бэйб, я хочу, чтобы ты был рядом.

– Можешь трясти головой сколько угодно, но так оно и есть.

– Вы утверждаете, что мой брат – шпион, простите – оперативник, а я и не подозревал об этом.

– Я утверждаю, что твой брат был первоклассным оперативником, потому что ты ничего не знал об этом. С тобой он пил вино, а обычно – шотландское виски. Не было такого оружия, которым бы он не владел, а с тобой – пугался при виде пистолета. Я думаю, больше всего он боялся, что в один прекрасный день ты обо всем догадаешься.

– Почему?

– Он боялся, что ты не одобришь его профессию.

– Почему! Я всю жизнь подражал ему. Если он употреблял какое-нибудь новое словечко, я тут же его перенимал, и его походку, мимику... Я был в восторге, когда мне приходилось носить его старые вещи... Я...

У Бэйба не было сил говорить дальше. Он устал, новости потрясли его, а он был утомлен еще до этого: монолог об отце отнял у него много сил.

– Извини, – вздохнул Джанеуэй.

– Теперь я знаю все?

– Ты не знаешь ничего. Обещаю тебе, в «Дейли ньюс» ничего не будет о смерти Дэйва, мы уже позаботились об этом.

Удары сыпались на Бэйба со всех сторон, он не мог справиться с ними.

– Дэйв? Дэйв?..

– Мы все его так звали, он сам себя так называл. Ты ведь знаешь, это среднее имя – Дэйвид, Генри Дэйвид Леви.

Бэйб закрыл глаза и откинулся на спинку.

– Всю жизнь я был с ним и ни разу не назвал его так. «Хэнк», на людях, и «Док», когда никого не было рядом. Это из «Тайны», его любимого фильма. Он часто вспоминал Джека Рэгти и Дока. Сначала я называл его Рэгги, но он сказал: «Нет, я лучше буду Доком», так вот и получилось. А мое «Бэйб» – это из детства, был такой игрок, и я... в общем...

Джанеуэй встал и начал расхаживать по комнате.

– Обед, – сказал он, – начинай с него.

– Обед был просто шикарный. Нет, постойте, обед был гадкий и ужасный. Да, как давно это было... Сколько сейчас времени?

– Около часа. Итак, обед был ужасный, – напомнил Джанеуэй, – можно подробнее?

– Дело было в «Лютеше», там были я и Док, то есть я и Дэйв, как вы говорите, и моя подруга Эльза, вам нужно ее полное имя?

Джанеуэй кивнул.

– Эльза Опель, Сто тринадцатая Западная улица, четыреста одиннадцать, номер телефона четыреста двадцать семь сорок ноль один... Почему вы не записываете, если все это так важно?

– Потому что нас учат ничего не записывать, так безопаснее. – Джанеуэй отпил из стакана. – Уверяю тебя, я слушаю очень внимательно. – Он отбарабанил: – Эльза Опель, Сто тринадцатая Западная улица, четыреста одиннадцать, телефон четыреста двадцать семь сорок ноль один... Давай дальше.

– Ну... первый час Док не мог оторвать от нее рук. Она была не против, а он лапал ее, как будто с ума сошел.

Джанеуэй сделал большой глоток.

– Потом оказалось, что он просто расслаблял ее, а когда она забыла об осторожности, заставил ее признаться во лжи. Она обманывала меня, сказала не тот возраст и место рождения и еще много всего. Она обиделась и убежала, а мы с Доком немного сцепились, потом я выскочил на улицу искать ее, не нашел и отправился домой, надеясь, что она позвонит сюда. Потом пришел Док... Остальное вы знаете.

– Ладно, давай-ка еще раз восстановим все в памяти. Попробуем воссоздать ситуацию: вся лестница в крови, значит, он очень хотел дойти до дома. Просто чтобы увидеть тебя? А может, была какая-то другая причина?

– Например?

– Он ничего важного здесь не оставил? Может, хранил что-нибудь?

– Нет, сэр. – Бэйб покачал головой, – Можете осмотреть его чемодан, но, по-моему, там только одежда, туалетные принадлежности. Осмотрите, если желаете.

– Я заберу его вещи с собой, если не возражаешь. Мы проверим все тщательно.