Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 92
В конце концов, мне нечего было терять. Если это провокация, решил я, мне легко будет отговориться. Немцы знали, кто такой Блейк, и вполне естественно, что Блейк мог пытаться установить связь с русскими. Блейк мог даже заявить, что собирался выдать русских шпионов немцам, начать свою службу у них, так сказать, не с пустыми руками. Все это можно было сделать в том случае, если это провокация. “Ну а вдруг я на самом деле увижу Жернова? – подумал я. – Может быть, именно он осуществляет связь с рижским подпольем или руководит партизанами и координирует их действия? Все может быть. Тогда было бы непростительно отказаться от этой встречи. Жернов перебросит меня к своим, и я снова окажусь в рядах армии…”
– Значит, завтра вечером, – повторил незнакомец. Он доверительно придвинулся ко мне. – Надо полагать, что за вами тщательно наблюдают, – негромко сказал он. – Я постараюсь увильнуть от слежки, а вы придумайте что-нибудь, чтобы оправдать свое отсутствие. Нельзя предвидеть все случайности. Мы можем задержаться за городом до утра, и не надо, чтобы ваше отсутствие привлекло внимание…
– Хорошо, я постараюсь, – согласился я.
Незнакомец испытующе посмотрел на меня и встал.
– Я могу на вас положиться?
– Да, вечером, один, с машиной, и полное молчание.
Всю ночь раздумывал я о предстоящей встрече.
Хотя она казалась маловероятной, тем не менее мысль о свидании с полковником Жерновым волновала меня…
Жернов являлся моим непосредственным начальником. Это был типичный офицер-академик. Человек широкого образования и высокой культуры, он почти весь свой век провел в стенах военных академий и штабных кабинетов. Молодой офицер царской армии, он оказался в числе тех русских офицеров, которые сразу же после Октябрьской революции перешли на сторону Советской власти. Некоторое время он воевал на фронте – сперва на Восточном, потом на Южном, – потом попал в штаб и здесь обрел свое призвание. Из штаба армии его перевели в штаб фронта, из штаба фронта – в Генеральный штаб. Вступил в партию, окончил академию, остался в академии преподавателем, стал профессором и лишь за несколько лет до войны вернулся на штабную работу. В Генштабе он занимал ответственный пост и, помимо своей основной работы, много помогал нам, молодым офицерам…
Но представить себе Жернова в полевых условиях, и тем более в условиях партизанской войны, я не мог. Да и возраст его был уже не таков, чтобы находиться на переднем крае…
Однако случиться могло все!
Хотя, конечно, не исключена была и возможность провокаций. Имя Жернова вполне могли использовать в качестве приманки, на которую можно было меня взять…
Да, всю ночь раздумывал я, действительно ли мне доведется встретиться с полковником Жерновым, или это всего-навсего провокация, и мне, если я не погибну, придется выкручиваться, изворачиваться и доказывать, что согласился встретиться с русским полковником Жерновым только для того, чтобы выдать его немцам…
Однако вряд ли незнакомец стал бы предупреждать меня о слежке и советовать найти объяснение для своего отсутствия, если бы он был провокатором…
Это было бы ему просто не нужно, хотя он мог это сказать с целью вызвать к себе больше доверия.
Так или иначе, но, принимая предложение незнакомца, я должен был обезопасить себя со стороны Янковской и Эдингера, вернее, со стороны ищеек возглавляемого им учреждения.
Свой маневр я решил начать с начальника гестапо. В случае, если против меня затевалась провокация, он себя как-нибудь да выдаст, когда я предупрежу его о своем отсутствии, думал я. У меня составилось впечатление, что это был характер театральный, склонный к эффектам. Эдингер, рисующийся своей проницательностью, мог бы играть благородных отцов в старинных мелодрамах. Стоит мне соврать, думал я, как он не удержится от удовольствия вывести меня на чистую воду…
Начать следовало с Эдингера, и, если мой незнакомец не подослан гестапо, я надеялся до чего-нибудь договориться и даже сослаться затем на Эдингера, чтобы оправдать свое отсутствие в глазах Янковской.
Я с утра созвонился с Эдингером по телефону, и на этот раз мне не пришлось заходить в комендатуру, меня ждали у подъезда и тотчас проводили к нему: очевидно, мистер Блейк серьезно интересовал немцев.
– Господин обергруппенфюрер, я много думал над вашим предложением, – заявил я ему с места в карьер.
– Отлично, – одобрил Эдингер.
– Я думаю, мне следует активизироваться, – продолжал я.
– Это тоже правильно, – согласился Эдингер.
– Поэтому я хотел бы иметь немного больше свободы.
Эдингер испытующе посмотрел мне в глаза.
– Выскажитесь, – попросил он. – Я не совсем понимаю, чего вы хотите.
– Не скажете же вы, что я предоставлен самому себе? Вы ведете за мной очень тщательное наблюдение.
– Нет, не скажу, – согласился Эдингер и, подумав, откровенно признался: – Мы изучаем вас, но я не сказал бы, что очень тщательно. Некоторые из ваших девушек работают у нас, но… – Он провел рукой по столу, как бы смахивая невидимые крошки. – Но все это не то. – На его лице появилось мечтательное выражение. – Девушки!.. Я не знаю, чем вы там с ними занимаетесь, но не думаю, что ради них вы провели в Прибалтике несколько лет. – Он повел усиками, точно таракан. – Вы хороший конспиратор, господин Блейк. Я должен признаться, мы не знаем о вас ничего существенного, поэтому мы и решили установить с вами контакт.
Я мысленно поблагодарил своих посетительниц; надо полагать, они добросовестно информировали немцев о наших свиданиях, и так как, по существу, им нечего было обо мне сказать, немцы считали, что я хорошо скрываю от них свою истинную деятельность.
– Так о какой свободе вы говорите, господин Блейк? – поинтересовался Эдингер.
– В данном случае о свободе передвижения, – сказал я. – Я буду откровенен с вами, господин обергруппенфюрер. Вы буквально блокировали меня в Риге, а мне необходимо связаться с Лондоном.
– Кто же вам мешает? – любезно осведомился Эдингер. – Вы так ловко устраиваете свои дела…
– Вот поэтому-то я и не могу выполнить свое намерение, – с досадой подчеркнул я. – Не считайте меня мальчиком. Если бы я держал рацию у себя дома, вы давно бы меня запеленговали. В том-то и дело, что моя рация заморожена.
