Практика Сергея Рубцова - Далекий Николай Александрович

Не успели люди, как следует разместиться, как поезд тронулся, и сидевшая невдалеке от Сергея старая женщина в черном платке с медалью на темном жакете торопливо перекрестилась. Тут же она поймала на себе взгляд Рубцова и смущенно, но приветливо улыбнулась ему, как бы говоря: «Вы не удивляйтесь старой…»

Положив книгу на колени, Сергей прислушивался к разговорам в вагоне. Оказалось, что делегация чуть было не опоздала на поезд, потому что один из них — молодой парень, очевидно тракторист, едва не заблудился в Москве. На этого виновника задержки автобуса сыпались насмешки девушек. Потом начали говорить об экспонатах выставки. Старик с трубкой хвалил лошадей — он был колхозным конюхом, старая женщина в темном платочке восторгалась домашней птицей, девчата наперебой рассказывали, какие были на выставке свекла и лен.,

Вдруг Сергей почувствовал, что за его спиной кто-то стоит. Он оглянулся и увидел женщину, которую девушки называли тетей Марией. Женщина пристально смотрела на обложку книги.

— Ярослав Галан… — сказала она, когда их глаза встретились. — У меня есть такая книга. Это наш писатель.

От внимания Сергея не ускользнуло то, что женщина произнесла эти слова как-то печально, и в глазах ее отразилась далекая полузабытая боль.

— Вы читали? Понравилось?

Женщина печально улыбнулась.

— Читала, — сказала она очень тихо. — Читала и сама пережила… то, что написано. Галана тоже убили… За правду.

Тут Сергей увидел, что волосы у этой молодой женщины не светлые, а совершенно седые. Это поразило его. Он подвинулся, приглашая женщину сесть рядом. Мария присела.

— Давно вам присвоили звание Героя Социалистического Труда?

— В позапрошлом году. Я ланковая по буряку. Звеньевая по свекле, чтобы вы поняли.

— Вы извините меня за такой вопрос, — сказал Сергей и слегка смутился. — Как это случилось, что вы… что у вас такая ранняя седина?

— Много нужно рассказывать, — скорбная улыбка задрожала на губах Марии, она наклонила голову.

— А вы все-таки расскажите, — мягко попросил Сергей.

Мария подняла голову и строго взглянула на собеседника.

— Вы спрашиваете — почему? Пришлось мне однажды бежать километров восемь ночью по снегу в одном платье, босой, с ребенком на руках. А утром убитого мужа похоронила. Вот и стала седой за ту одну ночь. Мне двадцать лет тогда было…

Она закрыла лицо руками и несколько минут сидела молча. Сергей понимал, что он своим вопросом навеял женщине тяжелые, скорбные воспоминания. И поэтому он сказал тихо:

— Не надо… Не вспоминайте и не рассказывайте.

Женщина вздохнула, отняла руки от лица, стерла пальцем слезинку со щеки.

— Да, Это Правда. Не поможешь и не вернешь… А забыть тоже нельзя. Не могу… И простить не могу.

Мария потянулась за книгой, раскрыла ее, заглянула в оглавление и, полистав, нашла нужную страницу.

— Вот почитайте.

Статья называлась «То, чему нет названия» и, как свидетельствовало примечание, была написана автором в 1945 году. «Несколько месяцев назад, — читал Сергей, — в воробьиную ночь в крестьянскую хату невдалеке от города Сарны пришли вооруженные люди и убили ножами хозяев. Девочка с расширенными от ужаса глазами наблюдала последние судороги своих родителей.

Один из бандитов приставил острие ножа к горлу ребенка, но в последнюю минуту в его голове возникла новая «идея».

—: Живи себе во славу Степана Бандеры! А чтоб чего доброго не погибла с голоду, оставим тебе продовольствие. А ну, хлопцы, нарубайте ей свинины…

«Хлопцам» это предложение понравилось. Они достали с полок тарелки и миски, и через несколько минут перед ошалелой от отчаянья девочкой выросла гора мяса из кровоточащих тел ее отца и матери…

Вот до чего дошли выродки-бандиты, именующие себя «украинскими националистами» — бандеровцами, бульбовцами, мельниковцами».

Рубцов читал статью, мучительно стиснув зубы. Начав с описания маленького, очевидно рядового, но ошеломляющего своей звериной жестокостью, бесчеловечностью преступления бандитов, он нарисовал затем широкую картину злодеяний украинских буржуазных националистов, предавших свой народ и добровольно принявших на себя роль его палачей. Гнев, боль, ненависть, убийственный сарказм звучали в каждом слове памфлета, и каждое слово боролось, било в цель, поражало подлого врага, пригвождало его к позорному столбу. К своему стыду, Сергей никогда раньше не читал памфлетов и даже не слыхал такого слова. Теперь он понял, что оно означает.

Он вспомнил о женщине с седыми волосами только тогда, когда прочел последнюю строчку памфлета.

— Можно это забыть? — сказала Мария, увидев, что Рубцов захлопнул книгу и напряженно смотрит в какую-то точку перед собой, очевидно, все еще находясь во власти прочитанного.

Ее вопрос не требовал ответа, так как ответ уже заключался в интонации, с какой женщина произнесла эту короткую фразу.

И, не добавив больше ни слова, Мария поднялась и пошла в соседнее купе, где ее ожидали весело щебетавшие девчата.

Всю ночь читал Рубцов книгу, устроившись в конце вагона возле бачка с кипяченой водой, где и в ночное время ярко горела лампочка. Читал и курил. Заснул он под утро, а на следующий день, разговорившись с девушками, узнал от них о той трагедии, какую пришлось пережить Марии вскоре после окончания войны. Ее муж, демобилизованный солдат Советской Армии, был одним из организаторов молодого колхоза. Жили они на хуторе, но собирались перебраться весной в село. Однажды ночью к ним в хату ввалились бандиты и, не дав как следует одеться, приказали выходить на улицу. Мария шла впереди с ребенком на руках. В темных сенцах ее муж загородил своим телом дорогу бандитам и крикнул жене: «Беги! Спасай ребенка!..» Мария побежала, по ней стреляли из автоматов, одна пуля попала в плечо. Утром она нашла на пороге своей сожженной хаты обезображенный труп мужа, убитого бандитами.

— То было тяжелое время, товарищ, — сказала одна из девушек. — Бандеровцы чуяли свой конец, лютовали как могли. Чуть не каждую ночь пылала чья-нибудь хата. А все-таки мы колхоз построили, и наш колхоз сейчас лучший в области.

— Как же теперь? Ничего не случается? — спросил Сергей.

— Эге! — махнула рукой девушка. — Давно забыли. Сами люди помогли бандеровцев выловить. Может, и уцелел какой, так сидит теперь тихо, притаился, боится нос показать. У нас уже давно тихо.

— Чего там — тихо! — шутливо возразила вторая девушка. — Каждый вечер в клубе музыка, песни, радио на все село кричит…

…На следующий день в Тернополе все члены делегации сошли с поезда. В тот же день поздним вечером Сергей Рубцов, пересев во Львове на пригородный поезд, прибыл в Камень-Волынский.

Это был маленький, чистенький городок с каменными домиками в центре, с высоким островерхим костелом и деревянной церковью, расположенными невдалеке от двухэтажного здания райкома партии и райисполкома. Возле кинотеатра с освещенным фасадом прямо по асфальтовой мостовой неторопливо прогуливались многочисленные парочки. В воздухе пахло дешевыми духами и жареными семечками.

Пройдя немного, Рубцов увидел вывеску «Готель». Сергей остановился и почувствовал, как легкая дрожь пробегает по его телу: в этой гостинице неделю тому назад ночевал Смирнов…

«Почему Смирнов посетил этот город? Ведь это, по всей вероятности, был первый населенный пункт, в котором он сделал продолжительную остановку после того, как выехал из Москвы в эти края. Следует полагать, что тут ему нужно было найти кого-то. Найти во чтобы то ни стало. Для этого он даже рискнул ночевать в гостинице. Впрочем, он был уверен, что, имея паспорт Дынина, ему нечего опасаться. Но почему он решил использовать паспорт Дынина, а не тот, другой, который ему изготовил учитель Голубев? А может быть, дело обстояло как-либо иначе? Прежде всего нужно проверить, какие тут у них заведены порядки».

Рубцов зашел в находившуюся невдалеке чайную и купил сто граммов шоколадных конфет «Чио Чио Сан». Он решил «работать» под Смирнова.