Крах черных гномов - Самбук Ростислав Феодосьевич

Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 70

Кремер покачал головой.

— Счастливый человек… И ты сможешь смотреть в глаза тем, кто придет к нам победителями?

— Нас еще не победили, и неизвестно, как еще все повернется, — попробовал перевести разговор на другое Карл. — Фюрер обещает нам, что…

— Погоди, — остановила его Эрни, — дело не в том, кто и что обещает… Отец говорит, что мы ни в чем не виновны, что мы лишь исполняли свои обязанности, и никто на свете ни в чем не может обвинять нас. Гестапо и СС — не наша выдумка, и то, что уничтожались евреи, тоже по касается нас. Но это же не так… Скажи мне, Карл… Ведь не так?…

Девушка часто-часто заморгала, и Карлу показалось, что она сейчас заплачет. Он понимал ее и мог бы ответить прямо, честно, но не имел права. Потому и ответил с деланным равнодушием:

— Я не желаю еще и этим забивать себе голову. Моя совесть чиста — и это главное.

— И ты считаешь свою совесть чистой только потому, что не держал в руках оружия?

— А почему бы и нет?

Разговор начинал интересовать Карла, и он подзадорил Эрнестину.

— Наверное, я боюсь потому, что чувствую себя виноватой, — вздохнула она. — Ведь там, — неопределенно махнула рукой, — всех нас считают врагами — воевал ты или нет. Немец — и все…

Карл вспомнил Ульмана, и горький клубок подступил к горлу. Но чем он мог помочь Эрнестине? Рассказать о смерти старого Фридриха?

— Со временем все станет на свои места, — сказал задумчиво. — Конечно, трудно сразу остудить разбушевавшиеся страсти, и каждому из нас придется пережить немало горьких минут. Мы заслужили их. Если не вы лично, так ваш брат или знакомый строили концлагеря и запускали ФАУ. И все же, я уверен в этом, пройдет время и станет ясно, кто порядочный человек, а кто негодяй. Главное — не запачкать себя. Ни сейчас, ни потом… — Кремер посмотрел на Эрнестину и увидел в ее глазах слезы.

— А если не можешь найти границу между грязью и чистотой? — прошептала едва слышно.

«Конечно, — подумал Карл со злостью. — Танцевать с эсэсовскими офицерами, любоваться военными парадами, мечтать об украинских и приволжских землях, жить в роскошной вилле, зная, что это вечно и даровано богом, — очень приятно. А теперь, когда наступает расплата, заговорила совесть, стало страшно. Что ж, тяжелое похмелье!..»

Эрнестина посмотрела на него грустными глазами и сказала:

— Отец хочет отправить меня с матерью в Швейцарию. Там у нас под Женевой собственный дом, и он считает, нам будет там лучше. А я хочу посоветоваться с тобой.

— Если бы у меня была такая возможность, — ни на миг не задумался Карл, — давно бы уехал в Швейцарию.

— Это так далеко от тебя…

— Я приеду, как только улажу дела, — подбодрил ее Кремер. — Тебе там будет легче и, — улыбнулся ободряюще, — скорее избавишься от страха перед будущим.

Девушка взглянула на него с укоризной.

— Ты ничего не понял, — обиделась, — бомбардировки не пугают меня, и ни один суд не осудит нас. Страшнее, когда осуждаешь себя сам. От этого суда не спрячешься нигде.

— Муки совести? — спросил Карл с едва заметной иронией, но Эрнестина сразу почувствовала это.

— Я была о вас лучшего мнения! — вспыхнула, но тут же безнадежно махнула рукой. — Мужчины — все толстокожие.

— Бегемоты, — невесело пошутил Кремер. — Вы никогда не мечтали об охоте на гиппопотамов? Представьте, речка, заросли и гиппопотамы… Целое стадо гиппопотамов…

— С меня хватит и одного толстокожего, — отрезала девушка.

Карл не выдержал и рассмеялся. Глядя на него, повеселела и Эрни. Посмотрела на часы.

— Жаль, что мы отпустили шофера, — пожалела она. — Мне надоело здесь и хочется проехаться.

— Машина будет через сорок минут, а пока — пейте шампанское.

Они сидели в отдельном кабинете одного из лучших ресторанов Нейштадта. Эрнестина заехала за Карлом — у нее были билеты на концерт, но как-то так вышло, что на концерт не пошли, и девушка предложила выпить по бокалу вина. Теперь Карл знал почему. Эрнестине хотелось выговориться. Это всегда так — неразделенную душевную тяжесть переносить труднее, и дружеская поддержка, даже одно сочувственное слово в такие моменты дороже всего.

Кремер взял бутылку. Вино переливалось в фужер пенной струйкой, со дна поднимались пузырьки и взлетали над поверхностью мельчайшими брызгами — это нравилось Карлу, и он нарочито медленно наполнял бокалы.

Скрипнула дверь — Кремер чуть было не разлил вино. Недовольно взглянул на официанта — так не вовремя тот вошел. К тому же и счет принес, хотя никто не просил его.

— Воздушная тревога, господа! — сообщил официант. — Прошу рассчитаться и спуститься в бомбоубежище.

Говорил спокойно, видимо не раз уже произносил эти фразы и привык к затемнению, тревогам, гулу самолетов в ночном небе. Сам Дрезден по существу-то и не бомбили; жители его относились к воздушным тревогам несерьезно и рассказы о ночных массированных налетах, от которых гибли целые города, считали сильно преувеличенными.

Кремер недовольно поморщился: перспектива провести час или два вместе с пьяными посетителями ресторана совсем не прельщала его. Рассчитавшись, спросил у Эрни:

— Ты очень боишься бомбардировок?

Девушка неопределенно пожала плечами.

— Я видела это только издалека.

— Эта тревога, очевидно, несерьезная, — легкомысленно решил Кремер. — Давай убежим в парк. Все равно машину сейчас не пропустят.

Они вышли в вестибюль и, выбрав удобный момент, прошмыгнули мимо полицейского на темную улицу. Швейцар заметил их в последний момент, закричал что-то вслед, но Карл схватил Эрнестину за руку и побежал, сразу же растворившись во мраке. В переулке девушка остановилась, опершись на ближайшее дерево.

— Я не могу так быстро, — взмолилась. — Туфли…

Карл посмотрел на ее ноги, но ничего не увидел. Вспомнил — они собирались на концерт, и Эрни — в модных туфлях на высоких каблуках. В таких туфлях не то что бежать, ходить трудно.

Взяв девушку под руку, почувствовал, как плечо Эрни прижалось к нему. Прошли длинный квартал, держась ближе к домам, чтобы не обращать внимания полицейских. Эта прогулка даже поправилась Эрнестине — заслышав шаги патруля, они прятались в воротах, за выступы домов, и девушка, пугливо прижимаясь к Карлу, чувствовала, как бьется его сердце. А может, это только казалось Эрнестине…

Дома сомкнулись в сплошную каменную шеренгу. Зима стояла мягкая, снег растаял и остатки его соскребли с тротуаров. Улица напоминала глубокую траншею, холодную и сырую, только где-то там, высоко-высоко, почти у самых звезд, свежий воздух, и легко дышится. Карлу захотелось хотя бы на миг подняться над каменным мешком и глотнуть свежего воздуха. И тут же вспомнил, что и там сейчас тесно: летят, звено за звеном, стальные машины с мощными моторами…

Не успел Карл подумать об этом, как Эрнестина остановилась, прижавшись к нему. С неба доносился монотонный, непрерывный вой, который усиливался с каждой секундой и заполнял собою все вокруг. Вдруг на горизонте, где-то на окраине города, засветилось небо — Карл догадался, что с самолетов сбросили осветительные ракеты. Стало жутко: значит, бомбардировщики, гудящие в высоте, идут на Дрезден, и сейчас…

— Скорее! — схватил Эрнестину за руку. — Скорее куда-нибудь на открытое место, сейчас здесь будет ад!

Словно в ответ на слова Карла совсем близко грохнуло, задрожала под ногами земля, и каменные громады домов наклонились над их беззащитными телами. Вспыхнули голубые лучи прожекторов и затарахтели зенитки. Ухнуло ближе, но они не обратили внимания на пламя и красное зарево на небе — бежали… Эрнестина не жаловалась уже на туфли. Бежали, пока наперерез не метнулась черная фигура.

— Стойте! — приказал полицейский. — В бомбоубежище!

Карл хотел обойти его, но внезапно впереди, на перекрестке, вспыхнул огонь, задрожал воздух, закачалась земля, и дом — огромный, пятиэтажный — начал рассыпаться. Взрывной волной полицейского отбросило на тротуар, Карл больно ударился о стену дома, но не упал и успел поддержать Эрнестину. Стоял несколько секунд, а может и минут, ничего не видя и не слыша: в ушах звенело, острая боль сверлила виски.

Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 70