Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 92
Из числа тех, кто значился в списке, мы не нашли троих, они не жили по адресам, указанным в картотеке Блейка. Когда-то жили, но уехали. Соседи не знали куда. Возможно, бежали куда-нибудь от войны: на запад или на восток, сказать было трудно.
По четырем адресам мы с Железновым так и не успели побывать: неожиданный поворот событий помешал нам это сделать, – а после войны из этих четырех человек нашли лишь одного Гиацинта.
К счастью, в нашу деятельность не вмешивались ни гестапо, ни Янковская. Гестапо не лишало нас своего внимания. Я не сомневаюсь, что после появления Польмана в Риге я все время находился под наблюдением, но, поскольку мною было получено приказание передать немцам свою агентурную сеть и я после этого принялся метаться по населенным пунктам Латвии, Польман должен был думать, что я спешу удовлетворить его требование. Что касается Янковской, то, после того как Гренер объявил об их помолвке, у нее прибавилось личных дел. Удовлетворение безграничного честолюбия Гренера должно было стать теперь и ее делом, и единственно, чего я мог опасаться, чтобы ей не пришла в голову идея каким-нибудь радикальным способом избавиться от меня как от лишнего свидетеля в ее жизни.
Поэтому, когда она появилась после нескольких дней отсутствия, я встретил ее с некоторой опаской: кто знает, какая фантазия могла взбрести ей в голову!
Она вошла и села на краешек стула.
Я внимательно к ней присматривался. Она была в узком, плотно облегавшем ее зеленом суконном костюме, ее шляпка с петушиным пером была какой-то модификацией тирольской охотничьей шляпы.
Она медленно стянула с пальцев узкие желтые лайковые перчатки и протянула мне руку:
– Прощайте, Август.
Она любила делать все шиворот-навыворот.
– Странная манера здороваться, – сказал я. – Мы не виделись три… нет, уже четыре дня.
– Вы скоро совсем забудете меня, – сказала она без особого ломанья. – Что я вам!
– Неужели, став госпожой Гренер, вы лишите меня своего внимания? – спросил я, чуть-чуть ее поддразнивая. – Я не предполагал, что ваш супруг способен полностью завладеть вашей особой.
– Не смейтесь, Август, – серьезно произнесла Янковская. – Очень скоро нас разделит целый океан.
Я решил, что это – фигуральное выражение.
– Мы с Гренером уезжаем за океан, – опровергла она мое предположение. – Мне жаль вас покидать, но…
Она находилась в состоянии меланхолической умиротворенности.
– Как так? – вполне искренне удивился я. – Как же это профессор Гренер отказывается от участия в продвижении на Восток?
– Видите ли… – Она потупилась совсем так, как это делают девочки-подростки, когда в их присутствии заходит разговор на смущающие их темы. – Гренер внес свой вклад в дело национального возрождения Германии, – неуверенно произнесла она. – Но, как всякий большой ученый, он должен подумать и о своем месте в мире…
Ее речь была что-то очень туманна!
– Впрочем, лучше спросите его об этом сами, – сказала она. – Он заедет сюда за мной, в конце концов мне теперь остается только сопутствовать ему…
Она выступала в новой роли.
Действительно, Гренер появился очень скоро. Полагаю, он просто боялся оставлять надолго свою будущую жену наедине с Блейком, у которого с таким трудом ее, как он думал, отнял.
Ученый генерал на этот раз произвел на меня какое-то опереточное впечатление. Он порозовел и сделался еще длиннее, движения его стали еще более механическими, он двигался точно на шарнирах, вероятно, ему хотелось казаться моложе и он казался себе моложе.
– Дорогой Август!
Он приветственно помахал мне рукой, подошел к Янковской, поцеловал ей руку повыше ладони. Янковская встрепенулась:
– Ехать?
– Как вам угодно, дорогая, – галантно отозвался Гренер. – Вы распоряжаетесь мной.
– Мне хочется чаю, – капризно сказана она и повернулась ко мне. – Вы позволите у вас похозяйничать?
Я позвонил.
Пришла Марта, враждебная, отчужденная, поздоровалась без слов, одним кивком, стала у двери.
– Дорогая Марта, – обратилась к ней Янковская, – не напоите ли вы нас в последний раз чаем?
Марта удивленно на нее посмотрела.
– Я уезжаю, – объяснила Янковская. – Мы никогда уже больше не увидимся.
Марта, кажется, не очень ей поверила, но, судя по быстроте, с какой сервировала чай, думаю, ей хотелось избавиться от Янковской поскорее.
Мои гости пили чай так, что чем-то напоминали балетную пару, столь согласованны и пластичны были их движения.
– Софья Викентьевна сообщила мне, что вы уезжаете, господин профессор, – сказал я. – Мне не совсем только понятно, кто же теперь будет опекать валькирий в их стремительном полете на Восток?
– Ах, милый Август! – сентиментально ответил Гренер. – Ветер истории несет нас не туда, где нам приятнее, а где мы полезнее.
Мне почему-то вдруг вспомнился Гесс, один из самых верных соратников Гитлера, которого ветер истории занес в Англию…
Я посмотрел на него оценивающим взглядом и вдруг заметил, как он с мальчишеским торжеством смотрит на меня поверх своей чашки. Старый журавль воображал, что отнял у меня Янковскую, и светился самодовольством.
– Да, дорогой Август, – не смог он сдержаться, – все позволено в любви и на войне.
– Что ж, желаю вам счастья, – сказал я. – Как же это вас отпускают?
– Да, отпускают, – многозначительно заявил Гренер. – Я улечу в Испанию, потом в Португалию, и уже оттуда за океан.
– Мы получим там все, – подтвердила Янковская. – Нельзя увлекаться сегодняшним днем. Предоставим войну юношам. Работу профессора Гренера нельзя подвергать риску. За океаном у него будут лаборатории, больницы, животные…
– Но позвольте, – сказал я, – заокеанская держава находится с Германией в состоянии войны!
– Не будьте мальчиком, – остановила меня Янковская. – Воюют солдаты, для ученых не существует границ.
– И вас там примут? – спросил я.
– Меня там ждут, – ответил Гренер.
– Мы не знаем, как это еще будет оформлено, – добавила Янковская. – Объявят ли профессора Гренера политическим эмигрантом или до окончания войны вообще не будет известно о его появлении, но, по существу, вопрос этот решен.
