Парни из Билокси - Гришем (Гришэм) Джон

— Мне бы хотелось провести несколько дней в открытом море, а тебе?

— Конечно. Дни, недели, месяцы, — говорит Хью. — Никаких забот, каждый день что-то новое. Мы должны это сделать, понимаешь?

— Ты серьезно?

— А почему бы и нет? Нам всего двенадцать, так что есть шесть лет на подготовку.

— Но у нас нет лодки!

Они думают об этом, пока ветер усиливается и катамаран скользит по воде.

Кит повторяет:

— У нас нет лодки.

— У тех троих тоже не было. Возле Билокси в сухих доках стоит тысяча старых шлюпов. Мы можем найти подешевле и приступить к работе.

— Родители не разрешат.

— Их родителям это тоже не понравилось, но им было по восемнадцать лет, и они были полны решимости это сделать.

Еще одна долгая пауза, пока они наслаждались бризом. Они приближались к Шип-Айленду.

— А как же бейсбол? — поинтересовался Кит.

— Да, он может помешать. А ты думал, что будет, если мы не попадем в высшую лигу?

— Вообще-то нет.

— Я тоже. А знаешь, мне двоюродный брат сказал, что в этом, 1960-м году в крупных турнирах нет ни одного игрока с Побережья. Он считает, что шансов туда попасть нет.

— Я так не думаю.

— Ладно, но, допустим, что-то случится, и мы не успеем. Тогда бы у нас было плавание под парусом для подстраховки. Мы отправимся в Португалию на следующий день после окончания школы.

— Мне это нравится. Но нам нужен еще один корефан.

— Времени у нас вагон. Давай пару лет сохраним это в секрете.

— Давай.

За несколько миль до тюрьмы они увидели мигающие огни двух вертолетов, круживших над ней, будто светлячки. В самые оживленные дни на автостраде номер 49 никогда не было заторов, но сегодня к девяти часам вечера к северу и югу от главного входа скопилось множество машин. С западной стороны толпились протестующие со свечами и написанными от руки плакатами. Они тихо пели, и многие из них молились. Через дорогу группа поменьше их с уважением слушала, размахивая своими плакатами. Обе группы находились под пристальным наблюдением, казалось, целой армии помощников шерифа и дорожных патрульных. Прямо напротив ворот располагался импровизированный пресс-центр с дюжиной операторских фургонов. Камеры и провода тянулись во все стороны, а репортеры деловито сновали в ожидании новостей.

Кит заметил ярко окрашенный фургон телестудии Билокси. Ну, конечно, Побережье не могло остаться в стороне.

Его водитель повернул у ворот и стал ждать позади двух других патрульных машин. Правоохранители округа. Это был день казни, знаменательный день для правоохранительных органов — возрождалась старая традиция. Каждый шериф должен был приехать в Парчман на патрульной машине последней модели и ожидать хорошей новости, что все прошло по плану. Еще одного убийцу лишили жизни. Многие шерифы были знакомы и собирались в группы, сплетничая и смеясь, пока заключенные жарили им на ужин гамбургеры. А когда приходила долгожданная новость, все поздравляли друг друга и разъезжались по домам. Мир стал безопаснее.

У входа в административное здание Кит отмахнулся от репортера, у которого имелся пропуск даже на территорию тюрьмы. Новость о прибытии генерального прокурора быстро распространилась. Он квалифицировался как потерпевший и потому имел право присутствовать при казни. Его имя было в списке.

Агнес просила его не ездить. У Тима и Лоры не хватило смелости присутствовать, но они хотели отомстить. Беверли колебалась и злилась на губернатора за давление на семью. Члены семьи просто хотели, чтобы все закончилось.

Кит пошел прямо в офис суперинтенданта и поздоровался. Адвокат тюрьмы был там и подтвердил, что адвокаты защиты устранились.

— Больше не к кому апеллировать, — мрачно заметил он. Они поболтали несколько минут, затем сели в белый тюремный фургон и направились в блок смертников.

В центре маленькой комнаты без окон стояли два складных стула. Стол и офисный стул были придвинуты к стене. Кит сидел и ждал, сняв пиджак, ослабив узел галстука и закатав рукава. Для конца марта ночь была теплой. Дверная защелка сработала с громким звуком, и от неожиданности он вздрогнул. Вошел охранник, за ним Хью Малко, потом еще один охранник. Хью обвел взглядом комнату и, увидев Кита, замер. На нем были наручники и цепь на лодыжках, белая рубашка и брюки хорошо отутюжены. Костюм смерти. Погребальная одежда. В ней его отвезут обратно в Билокси и похоронят на семейном участке.

Кит, не поднимаясь, посмотрел на первого охранника и распорядился:

— Снимите наручники и цепи.

Охранник засомневался, будто получил приказ совершить преступление.

— Мне что, вызвать надзирателя?! — резко поставил его на место Кит.

Охранники сняли наручники и цепи и положили их на стол. Когда один открыл дверь, другой сказал:

— Мы будем рядом.

— Вы мне не понадобитесь.

Они ушли, и Хью сел на пустой складной стул. Их ботинки были почти рядом. Они смотрели друг на друга, не моргая и не желая обнаружить ни малейшей неловкости.

Хью заговорил первым:

— Мой адвокат сказал, ты будешь присутствовать. Не ожидал, что зайдешь проведать.

— Меня послал губернатор. Он сомневается, как поступить с помилованием, и попросил помочь. Он возложил решение на меня. Это мой выбор.

— Так-так. Тебе это должно быть по нраву. Жизнь и смерть висят на волоске. Ты можешь поиграть в Бога. Высший судья.

— Странное время для оскорблений.

— Прошу прощения. Ты помнишь, как в первый раз назвал меня хитрожопым?

— Да. Шестой класс, миссис Дэвидсон. Она меня услышала, отвела в сторону и дала три затрещины за нецензурную брань, а ты неделю потом ржал.

Оба коротко усмехнулись. Низко пролетел вертолет.

Хью сказал:

— Там целое представление, верно?

— Верно. Ты видел?

— Ага. В моей камере есть маленький цветной телевизор, а охранники расщедрились на дополнительное время в последнюю ночь моей жизни. Похоже, я уйду в сиянии славы.

— Это то, чего ты хочешь?

— Нет, я хочу домой. Насколько я понимаю, у губернатора есть четыре варианта. Помилование, отказ в помиловании, отсрочка и полное прощение.

— Таков закон.

— Меня бы устроило полное прощение.

Кит был не в настроении шутить или предаваться воспоминаниям. Он пристально посмотрел на Хью и спросил:

— Зачем ты убил моего отца?

Хью, глубоко вздохнув, отвел взгляд и посмотрел в потолок. После долгой паузы он произнес:

— Этого не должно было случиться, Кит, клянусь. Конечно, мы наняли Тейлора, чтобы взорвать офис, но никто не должен был пострадать. Это было бы предупреждением, актом устрашения. Твой отец отправил моего в тюрьму, и Джесси расследовал убийство Дасти Кромвеля. Он дышал нам в затылок, и мы чувствовали, как становится горячо. Взрыв офиса прокурора был последним предупреждением. Клянусь, у нас не было планов причинить кому-либо вред.

— Я в это не верю. Я слышал каждое слово, сказанное Генри Тейлором и Невином Ноллом в суде. Я наблюдал за их глазами, языком тела, за всем, и ни у кого не возникло сомнений в том, что вы с Невином наняли Тейлора ради убийства моего отца. Ты по-прежнему продолжаешь врать, Хью.

— Клянусь, что нет.

— Я тебе не верю.

— Я клянусь, Кит.

Он больше не пытался изображать крутизну. Он не умолял, но говорил так, как говорят правду, когда отчаянно хотят, чтобы им поверили. Кит смотрел на него не моргая, и его глаза вдруг впервые увлажнились. Они не разговаривали друг с другом годами, и Кит внезапно с горечью осознал, что все, возможно, было бы по-другому, продолжи они разговаривать.

— Лэнс был причастен к убийству?

— Нет, нет, нет, — повторил Хью, решительно замотав головой. Правдивая реакция. — Он был здесь, в тюрьме, и ничего об этом не знал. И это не должно было быть убийством.