Двадцать четыре секунды до последнего выстрела (СИ) - Коновалова Екатерина Сергеевна

Так же бесполезно.

Себ не собирался реагировать, отлично понимая, что все эти потоки яда — ничто иное, как попытки скрыть страх. Пусть ругается.

Сам он сидел возле стены на полу — с дивана его Джим согнал даже не словами, а взглядом.

Он немного подремал, хотя спать не хотелось — но так, на всякий случай. Кто знает, сколько времени пройдёт, прежде чем у него снова появится возможность закрыть глаза. Полистал фотоальбом Сьюзен. Проигнорировал два звонка от Джоан — хотел бы ответить, но понимал, что это будет слишком большой риск. Потом перезвонит и объяснит, что был занят.

Не сказать, чтобы ему было очень скучно, скорее напрягало то, что не было никаких внятных указаний и пояснений, чего они ждут. Но он догадывался, что Джим, по всей видимости, готовит свою ловушку.

— Нет… — вдруг прошептал Джим. Тон, которым он это сказал, сильно отличался от ёрнического. В нём было и неверие, и шок, и даже как будто восторг. — Ты не можешь…

Себ повернул голову в его сторону.

Джим нагнулся к ноутбуку очень близко, почти касаясь носом экрана, и нервно облизывал губы.

Почувствовав взгляд, он бросил:

— Выйди.

Себ нахмурился, а Джим, повернув голову, рявкнул:

— ПОШЁЛ ВОН! — в глазах у него сверкнула знакомая безумная ярость, и Себ не стал ни о чём спрашивать и поспешил выйти из дверь.

Лаборатория была небольшой, не очень светлой, и скорее не больничной, а научной. Не то, чтобы он был знатоком лабораторий, но все эти шкафчики, микроскопы на длинных столах, колбы на высоких штативах навевали мысли о школьном кабинете химии, только больше и чище.

За одним из столов сидел Дарелл с сегодняшней «Таймс» в руках. Увидев Себа, он свернул газету и отложил её на стол, поднялся и сделал приглашающий жест:

— Присаживайтесь, мистер Майлс. Это ваше, — из-под стола доктор передал ему чехол с родной «М-24». — Простите, мистер Мюррей настоял, чтобы я зашёл к вам в дом. 

Что ж, слышать это неприятно, но винтовка и правда пригодится. Себ положил чехол на пустой стул и сел сам, а Дарелл спросил: 

— Чаю? Кофе?

Брать еду от тихого некрофила не хотелось, но голод был сильнее чистоплюйства, так что Себ спросил:

— Что-то более весомое есть?

— Да, я подумал об этом. 

Из небольшого холодильника с пробирками доктор достал лоток с готовым обедом и извинился, что разогревать здесь не в чем.

— Сойдёт, спасибо, — буркнул Себ и с огромным удовольствием принялся за курицу с картошкой. Плевать, что холодная, главное — еда. 

— Он не в духе? — уточнил Дарелл таким тоном, словно спрашивал про погоду, типа, идёт ли дождь, когда Себ доел.

Себ пожал плечами. Чёрт его разберёт.

— Он напуган, — произнёс Дарелл негромко и задумчиво.

Себ глянул на него: доктор соединил ладони домиком перед грудью и постукивал указательными пальцами друг о друга.

— Вы знаете, что он собирается делать?

— Нет.

Доктор замолчал ненадолго, а потом проговорил осторожно:

— Видите ли… Очень немногие знают, кто такой мистер Мюррей. Он не выходит на сцену, не мелькает в кадре. Он может давать указания по телефону, рассылать инструкции на электронную почту, оставлять записки на столе в кофейне. Но он не получил бы такой безграничной власти, если бы не пользовался… — Дарелл поднял глаза к потолку, потом посмотрел куда-то Себу за плечо, — некоторой помощью. Мы с вами — его руки. Врачи, убийцы, водители-лихачи, программисты, актёры. А те, другие, его лица.

Себ не знал, зачем Дарелл всё это говорит ему. По сути, обо всём этом можно было бы и догадаться. И всё-таки какая-то мысль, вернее, тень мысли, неприятно кольнула. Он не мог уловить её, зато Дарелл, кажется, угадал и сказал:

— О, не переживайте… Вы на особом положении.

— Я не переживаю, — сухо ответил Себ.

Точно нет.

— Немного, — улыбнулся ему Дарелл. — Я тоже. Когда вы появились…

Себ не хотел об этом думать и говорить, но Дарелл был другого мнения, поэтому продолжил:

— Впрочем, вы не заняли моего места. Я никогда не интересовал его в такой мере. Он почти доверяет вам, вы знаете?

Где-то в глубине души он бы хотел продолжить этот разговор. В конце концов, о Джиме он знает слишком мало, и поговорить о нём с тем, кто знает его так долго, было бы интересно. Но здравый смысл подсказывал: не нужна ему эта информация. Не должен он этого всего знать. Джим и так умудряется рушить его нормальный мир и ставить всё с ног на голову.

— Нет, — сказал он. — И не хочу об этом думать.

 — Когда я впервые услышал о вас, — проигнорировав его слова, продолжил доктор, — то подумал, что вы, должно быть, его любовник. В словах мистера Мюррея было так много интимного… Но потом я вас увидел и понял, что ошибся.

— Очень рад, — вздохнул Себ.

— Вас это не задело?

— Не особо. Что-то мне лень бегать по Лондону с транспарантами о своей ориентации. И, — он фыркнул, — мне не особо важно, что там думаете об этом вы.

Дарелл тихо рассмеялся, показывая свои ослепительно-белые зубы, и Себ, чтобы сменить эту идиотскую тему, спросил:

— Что вы говорили про лица?

В конце концов, это было бы полезнее обсудить. Если он хоть что-то понял, то именно кто-то из «лиц» задумал покушение.

— О, лица. Иногда они играют роль мистера Мюррея, отдают приказы от его имени, держат в руках множество контактов. Лично я знаю только двоих, — Дарелл снова стал серьёзным. — Один бизнесмен, управляет аграрным предприятием, пузатый такой, добродушный. Другой владеет телеканалом. Мерзкий тип… Мне хватило двух минут в его обществе, чтобы забыть о клятве Гиппократа и задуматься о его убийстве.

Себ покачал головой — не видел ни одного, ни другого. Зато подумалось, что, возможно, он способен угадать третьего — им может быть торговец оружием «Дики». Джим упоминал его не раз и, похоже, вёл с ним дела давно и серьёзно. Но говорить о своей догадке Дареллу не стал. Толку?

— Кто-то из них, я думаю, решил, что мистер Мюррей ему не нужен, что без него будет проще. И мистера Мюррея это напугало. Он  почувствовал, что может потерять контроль. А когда он теряет контроль…

— Происходит «бум», — хмыкнул Себ.

Он не сомневался, что Джим вычислит эту крысу. Поставит ловушку, поймает — и Себ спокойно всадит ей в голову пулю.

— Вы даже не представляете, какой… — вздохнул Дарелл.

Они опять замолчали. Себ не стремился продолжать разговор с доктором, поэтому рассматривал оборудование. Химия в школе навевала на него смертельную скуку. Он мог без особого труда заучить периодическую систему и неплохо справлялся с уравнениями, но задачи не давались никак, а в опытах он не видел особого смысла. Но сейчас было интересно рассматривать всё это оборудование и играть с самим собой в угадайку: придумать назначение того или иного прибора.

— Мне интересно, — снова нарушил тишину доктор, — что такого сказал вам обо мне мистер Мюррей, что вы преисполнились столь сильным отвращением?

Этот вопрос заставил Себа перевести взгляд с микроскопа обратно на Дарелла. От его доброжелательной улыбки стало неуютно. Но доктор не понравился ему с первого взгляда, а характеристика Джима закрепила это впечатление окончательно.

— Ничего. И я не испытываю отвращения, — ответил он, но Дарелл не поверил. Чуть приподняв бровь, он сказал вдруг с пониманием:

— О, я, кажется, понимаю, — засмеялся, — разрешите объясниться?

Чёрт. Нет, спасибо, он переживёт без объяснений.

— Мистер Мюррей бывает резок. И возможно, у вас сложилось превратное представление, будто бы я ночами пробираюсь с морга на кладбища, чтобы вступить в, — на лице доктора появилось выражение омерзения, — интимные сношения с мёртвыми телами.

Не то, чтобы Себ об этом думал. Он вообще предпочёл бы не иметь никаких представлений о некрофилии.

— Поверьте, это не так.

Себ потёр переносицу.

Разговор у них с доктором и до этого момента был странный.

— Я верю, — быстро произнёс он.

— Однако я испытываю эстетическое удовольствие, соприкасаясь со смертью, — почти беззвучно прибавил доктор. — Видя смерть, я начинаю больше ценить жизнь. Вы… вы отнимали жизнь многократно, но я не думаю, что вы наблюдали за своими жертвами с такой точки зрения. Я же всякий раз поражаюсь тому, как один миг меняет суть. Живой человек и его же труп удивительно различны.