Царица Проклятых - Райс Энн

Ознакомительная версия. Доступно 28 страниц из 139

Но я любил это место, и всегда буду любить. Краски остались прежними. И даже на холодном, порывистом январском ветру в городе царила тропическая атмосфера, на нее влияли ровные мостовые, низкие здания, вечно движущееся небо, косые крыши, на которых поблескивают ледяные капли дождя.

Я медленно направился прочь от реки, впитывая исходящие от тротуаров воспоминания, слушая жесткую духовую музыку Рю-Бурбон, а затем свернул в тихую влажную темноту Рю-Рояль.

Сколько раз проходил я этим маршрутом в старые времена, выбравшись с набережной или из оперного театра, сколько раз останавливался я на этом самом месте, чтобы вложить ключ в скважину замка на воротах?

О дом, где я прожил отрезок человеческой жизни и где дважды чуть не погиб.

В старой квартире кто-то был. Кто-то, кто двигается тихо, но под чьими ногами скрипит паркет.

На первом этаже за зарешеченными окнами – аккуратный затемненный магазинчик: фарфоровые безделушки, куклы, кружевные веера. Я поднял глаза к балкону с коваными железными перилами; я вообразил, что там на цыпочках стоит Клодия и смотрит на меня, сжимая пальчиками перила. По плечам струятся золотые волосы, в них – длинная полоска фиолетовой ленты. Моя маленькая бессмертная шестилетняя красавица: «Лестат, где ты был?»

Вот чем он занимается, не так ли? Представляет себе подобные вещи.

Стояла мертвая тишина, то есть если не обращать внимания на трескотню телевизоров за зелеными ставнями и старыми, увитыми плющом стенами, на хриплый шум Бурбон-стрит, на мужчину и женщину, завязавших крупную ссору в доме на той стороне улицы.

Но рядом – никого, только сверкающие мостовые и закрытые магазины да большие неуклюжие машины, припаркованные на тротуаре, – на их горбатые крыши беззвучно падает дождь.

Некому было заметить, как я отошел, развернулся и, как встарь, быстро подпрыгнул на балкон, по-кошачьи тихо опустившись на пол. Через грязное стекло французского окна я заглянул в комнату.

Пусто, поцарапанные стены, какими их оставила Джесс. Наверху прибита доска, как будто кто-то однажды пытался проникнуть внутрь, но попался; столько лет – а пахнет паленым и углем.

Я бесшумно снял доску, но оставался внутренний замок. Получится ли у меня использовать новую силу? Смогу я заставить его открыться? Почему мне так больно думать об этом – о ней, о том, что в тот последний трепетный момент я мог бы ей помочь, мог бы свести вместе голову и тело, пусть даже она собиралась убить меня, пусть даже не произнесла моего имени.

Я посмотрел на замок: «Повернись, откройся». И сквозь слезы я увидел, как дрогнула щеколда, услышал, как скрипнул металл. Легкий спазм в мозгу, старая дверь выскочила из покоробившейся рамы, петли застонали, как будто ее распахнул сквозняк.

Он стоял в холле и заглядывал в комнату Клодии.

Пиджак стал покороче и не такой широкий, как старинные сюртуки, но он был так похож на себя из прежних времен, что боль стала невыносимой. Я не мог пошевелиться. Он выглядел словно призрак, густые черные волосы растрепаны, как в былые дни, в зеленых глазах – меланхоличное удивление, руки болтаются по бокам.

Естественно, он не стремился специально вписываться в старый контекст. Но призраком в этой квартире, где Джесс так перепугалась, был он сам, здесь Джесс уловила леденящие душу отголоски прежней атмосферы, которой мне никогда не забыть.

Шестьдесят лет провело здесь семейство нечестивцев. Шестьдесят лет – Луи, Клодия, Лестат.

Смогу ли я услышать клавикорды, если постараюсь? Клодия, играющая своего Гайдна, поющие птицы – их всегда будоражил этот звук, вся эта музыка, вибрирующая в хрустальных украшениях, свисающих с расписных стеклянных абажуров масляных ламп, и в трубах, даже в тех, что проходили рядом с задней дверью, перед изогнутой железной лестницей.

Клодия. Лицо, созданное для медальона или для овальной миниатюры на фарфоре, который нужно хранить в ящике вместе с локоном. Но как бы ей был ненавистен этот образ!

Клодия, вонзившая нож мне в сердце; она поворачивала его и смотрела, как по моей рубашке льется кровь.

«Я положу тебя в гроб, отец. Но ты уже никогда не встанешь».

«Тебя я убью первым, мой принц».

Я увидел маленького смертного ребенка, лежащего среди грязных одеял, ощутил запах болезни. Я увидел черноглазую царицу, застывшую на троне. Я поцеловал их обеих, Спящих красавиц!

«Клодия, Клодия, очнись, Клодия… Вот так, дорогая, ты должна выпить это, чтобы поправиться».

«Акаша!»

Кто-то тряс меня.

– Лестат!

Я смутился.

– А, Луи, прости меня. – Темный заброшенный холл. Я содрогнулся. – Я пришел, потому что волновался… за тебя.

– Не стоит, – деликатно ответил он. – Мне просто было необходимо совершить это небольшое паломничество.

Я дотронулся пальцами до его лица – теплое от крови жертвы.

– Ее здесь нет, Луи, – сказал я. – У Джесс просто разыгралось воображение.

– Да, видимо, так, – ответил он.

– Мы живем вечно, но они не возвращаются.

Он долго вглядывался в меня, потом кивнул.

– Пойдем отсюда.

Мы вместе вышли в длинный холл. Нет, мне здесь не нравилось, мне не хотелось здесь задерживаться. Здесь водились привидения, но настоящие привидения имеют весьма мало общего с призраками, они имеют отношение к жестокой памяти – вот там была моя комната, моя комната…

Он сражался с задней дверью, пытаясь заставить старую, побитую ветрами дверную раму вести себя прилично. Я жестом попросил его выйти на крыльцо и хорошенько стукнул по ней. Крепко застряла.

Как грустно видеть заросший двор, фонтан в руинах, рассыпающуюся кирпичную кухню…

– Если хочешь, я все починю, – сказал я. – Сделаю здесь все, как раньше.

– Теперь это не важно, – ответил он. – Пойдем со мной, погуляем немного?

Вместе мы спустились по крытой дорожке, в узкой канаве текла вода. Я оглянулся назад. Увидел ее в белом платье с голубым поясом. Но она на меня не смотрела. Я мертв, думала она, завернут в простыню, и Луи закинул тюк в карету, она увозила мои останки подальше, чтобы захоронить, и в то же время она стояла там… и наши глаза встретились.

Я почувствовал, что он тянет меня за собой.

– Не стоит здесь задерживаться, – сказал он.

Я смотрел, как он закрывает ворота, а потом медленно обводит взглядом балкон и мансардные окна наверху. Он наконец-то прощался? Может быть, и нет.

Вместе мы дошли до Рю-Сент-Анн, в противоположном от реки направлении, не говорили, просто гуляли, как столько раз гуляли прежде. Холод слегка обжигал его, обжигал ему руки. Ему не нравилась современная мода засовывать руки в карманы. Он считал, что это неизящно.

Дождь перестал и превратился в туман.

Наконец он сказал:

– Ты привел меня едва ли не в ужас: когда я увидел тебя в холле, то поначалу решил, будто ты ненастоящий, а ты не ответил, когда я окликнул тебя по имени.

– А теперь куда мы идем? – спросил я, застегивая свою хлопчатобумажную куртку. Я больше не страдал от холода, но приятно было находиться в тепле.

– Еще в одно последнее место, а потом – куда пожелаешь. Вероятно, назад, в дом общины. У нас не так много времени. Или же оставь меня, я поброжу и вернусь через пару дней.

– А мы не можем побродить вместе?

– Можем, – с энтузиазмом ответил он.

Что, во имя Бога, мне нужно? Мы проходили под старыми балконами, мимо старых крепких зеленых ставен, мимо стен с облупившейся штукатуркой и обнаженными кирпичами, слепящих огней Рю-Бурбон, и я увидел впереди кладбище Святого Людовика, окруженное толстой беленой стеной.

Что мне нужно? Почему у меня до сих пор болит душа, в то время как все они обрели какое-то равновесие? Даже Луи. И, как сказал Мариус, мы обрели друг друга.

Я был счастлив находиться рядом с ним, идти по этим старым улицам – но почему мне этого мало?

Еще одни запертые ворота. Он сломал замок пальцами, и мы вошли в царство белых могил с остроконечными крышами, урнами, мраморными дверями, и высокая трава хрустела под нашими ногами. Благодаря дождю все как бы светилось, городские огни придавали облакам, бесшумно плывущим над головой, жемчужный блеск.

Ознакомительная версия. Доступно 28 страниц из 139