Идеальная девушка - Уэйр Рут

Странно и то, что сама Эйприл не пыталась развеять слухи. Она как будто нарочно купалась в дурной славе. Ее лента в «Инстаграме» была полна снимков дизайнерских шмоток, красавцев в смокингах, собственных фоток, на которых она пила шампанское из горлышка и выпячивала губки в объектив. Эйприл как будто гордилась тем, что, почти или вообще ничуть не стараясь, получала хорошие отметки. Она не раз упоминала об особых условиях при поступлении в колледж, несмотря на скверные оценки на экзаменах, словно бросая вызов – сами смекните, что к чему.

На деле все обстояло совершенно иначе. Эйприл отнюдь не была пустышкой. Да, она любила красивые платья и вечеринки, вот только в аккуратно причесанной ленте «Инстаграма» невозможно было увидеть, сколько упорного труда она вкладывала в учебу. Ханна потеряла счет вечерам, когда Эйприл приползала домой после полуночи, сбрасывала туфли на шпильках и всю ночь сидела над каким-нибудь заданием, чтобы успеть выполнить его к следующему утру. В качестве дружеской услуги Ханна иногда вычитывала сочинения Эйприл за завтраком. Сначала она переживала, что столкнется с наполовину переваренным и брезгливо отрыгнутым плагиатом, но, к ее удивлению, сочинения Эйприл были хороши, а местами просто блестящи. Ханна историю не изучала, зато умела оценить хороший стиль. Работы ее соседки по комнате нельзя было сравнить с чепухой, написанной после прочтения полудюжины статеек в «Космополитен». Эйприл вполне заслуживала свои оценки, а возможно, и большего.

Причем сочинениями дело не ограничивалось. Несколько недель назад Ханна застала Эйприл за репетицией роли в пьесе, которую ставили под Рождество в драматическом кружке. Ханна застыла на пороге, замерев от восторга, чувствуя, как по спине бегут мурашки. Эйприл не корчила из себя звезду, она действительно ею была. Или ее все-таки заслуженно считали мажоркой?.. Кем бы ее ни называли, высокий класс был налицо.

– Знаешь… – начала Ханна, обращаясь к Райану, но тут заметила, что они проходят мимо служебки консьержа. – Ой, чуть не забыла. Я жду письма от матери. Постойте пару секунд, пока я сбегаю проверить.

– Только недолго, – попросила Эмили.

Ханна кивнула и взбежала по ступеням.

В швейцарской было тепло, душно и воняло то ли мокрой тряпкой, то ли прокисшим потом. Ханна заглянула в свою ячейку. Она была пуста за исключением корешка из библиотеки с напоминанием о просроченном возврате книги. Странно. Письма от матери приходили каждую пятницу. Может быть, сунули не туда? Такое раньше уже случалось.

Она проверила ячейки сверху и снизу, как вдруг за спиной послышался писклявый голос:

– Вы что-то ищете?

Ханна, вздрогнув, обернулась. Перед ней стоял тот самый консьерж, который провожал ее до кабинета доктора Майерса. Мужчина вышел из-за стола и остановился слишком близко от Ханны, отчего ей стало не по себе. Она сделала шаг назад.

– Нет. То есть я ждала письма. Мама пишет каждую неделю. Но я его здесь не вижу.

– Ваше письмо только что доставили. Я как раз собирался положить его в вашу ячейку. – Консьерж протянул ей конверт, зажатый между двумя пальцами.

Ханна потянулась за ним, однако консьерж неожиданно отдернул руку, приподняв письмо над ее головой с выражением, которое сам, очевидно, считал игривым.

Ханна сдвинула брови. Консьерж опустил руку, но, когда она хотела взять конверт, снова отвел ее в сторону.

На этот раз Ханна, отказавшись от дальнейших попыток забрать письмо, скрестила руки на груди. Сердце учащенно стучало от возмущения. Ей было трудно точно назвать его причину, просто вся сцена настолько вывела ее из равновесия, была настолько дикой и неуместной, что она не знала, как реагировать. Ханна вспомнила, как в первый день после поступления в университет консьерж помахивал ключами у нее перед носом и дольше необходимого не выпускал их из пальцев.

– Вы отдадите мне письмо или нет? – наконец спросила Ханна, с раздражением заметив, что голос немного дрогнул на последнем слове. Она взглянула в окно. Эмили смотрела на нее в упор. Когда они встретились взглядом, Эмили постучала пальцем по часам.

– Знаю, – одними губами произнесла Ханна, пытаясь показать, что попала в затруднительное положение. О том, чтобы пойти и привести сюда Эмили или Райана, не могло быть и речи, – ее подняли бы на смех. И все же ей очень хотелось, чтобы кто-то из друзей сейчас заглянул в служебку.

– Отдайте, пожалуйста, письмо, – повторила просьбу Ханна. На этот раз ее голос прозвучал твердо и недовольно.

– Разумеется, – ответил Невилл. Широко улыбнувшись, он протянул конверт в третий раз. Когда Ханна с бьющимся сердцем потянулась за ним, Невилл позволил забрать конверт, заставив, однако, Ханну медленно вытягивать его из своих пальцев.

– От вас всего лишь требовалось произнести одно волшебное слово. Мне нравятся вежливые девочки.

Около секунды Ханна не могла сообразить, что ответить. Вежливые девочки? Что это? Проявление сексизма? Или он так к ней подкатывает? А может, она напомнила Невиллу его собственную дочь, и он решил поиграть в чрезмерно заботливого папочку?

Невилл улыбался, ожидая ответа, но вместо «спасибо» Ханна быстро развернулась, толкнула дверь с такой силой, что она стукнула об стену, и выскочила на холодный вечерний воздух с горящими щеками, ощущая злости и растерянность одновременно.

Потом, во время ужина рассказав Эмили и Райану о происшествии, она сама поразилась, насколько подробно разговор с консьержем отпечатался в ее памяти.

– Он так и сказал? – не поверила своим ушам Эмили. – Что ему нравятся вежливые девочки?

– Я вполне уверена, – ответила Ханна. – Жуть, правда? Я ведь не слишком эмоционально реагирую?

– Черт, еще какая жуть. Вульгарщина! Тебе надо на него пожаловаться.

– Слушай, ему уже лет пятьдесят, если не шестьдесят, – сказал Райан. – Как моему дедушке. Они все такие в этом возрасте. Старичье. Другое поколение. Надо делать для них скидку. Он, скорее всего, не хотел тебя обидеть.

– Возможно, и не хотел, но держался охренительно высокомерно. Обещай, Хан, что ты на него пожалуешься.

– За что? За то, что он вел себя несколько старомодно? – возразил Райан. – Выходит, мне тоже надо подать жалобу на смотрительницу за то, что она называет меня «голубчик»?

– Это не то же самое! – вспыхнула Эмили.

Они продолжали спорить, Эмили яростно поносила сексизм и патриархальные замашки, Райан дразнил ее, делая вид, будто не понимает аргументов, а Ханна тем временем размышляла над словами Райана. Вообще-то он был прав. Джон Невилл скорее всего действительно не хотел ее обидеть. Подать жалобу – мол, консьерж сделал вид, что не хочет отдавать письмо, и ей стало не по себе?

По сути, Невилл не сказал и не сделал ничего особенного. Хотя ремарка насчет вежливых девочек звучала странно, больше придраться было не к чему. Но в то же время он заставил ее ощутить дискомфорт, выпрашивая письмо, которое ей принадлежало по праву. От всей сцены попахивало демонстрацией силы, вгонявшей Ханну в дрожь. Она поймала себя на том, что незаметно обтирает письмо о колено, полностью сознавая, насколько это глупо.

После ужина Райан и Эмили ушли поболтать с друзьями из другого колледжа. Ханна допила остатки заказанного ими вина с девушками из «Клоудс», которые хорошо знали друг друга. Когда те перекочевали в бар по соседству, Ханна осталась в зале в относительном одиночестве, только с группой преподавателей, пивших кофе за стойкой, и убиравшей посуду обслугой.

Стоя на пороге, она бросила тревожный взгляд на золотистый свет в окнах служебки консьержа, пытаясь вспомнить, когда у них бывает вечерняя пересменка. На месте ли еще Джон Невилл или уже ушел? Увидит ли он, как она идет через Старый двор? Из столовой не было другого выхода, и пересечь Старый двор так, чтобы ее не заметили из швейцарской, не представлялось возможным. Консьержей для того там и разместили – чтобы они не теряли из виду посетителей, разгуливающих по территории колледжа.

Ханна понимала, что выглядит смешно, и все же не могла отвязаться от мыслей о Невилле, сидящем в засаде, готовом выскочить и перехватить ее, отчего по коже бежали мурашки, вызванные страхом и отвращением. Действительно ли он собирался положить ее письмо в ячейку? Разве почту доставляют не утром? Или же нарочно ждал, когда она придет за письмом, чтобы поиграть с ней в свою странную диковатую игру?