Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 83
— Кирилл… Кирилл! Говорят, мэр готовится выехать на место!
Режиссер сказал «говорят» — в студии полно лишних ушей, и не нужно раскрывать имя источника в ближайшем окружении мэра. Но если даже мэр… Истомин почувствовал давно забытую дрожь внизу живота. Так было когда-то, когда он только начинал работу и был еще простым репортером, а не солидным ведущим еженедельной информационно-аналитической программы и уж тем более не генеральным директором канала.
— Машину — на выезд! — четко, по-военному, распорядился он. — Слава! — Истомин обращался к режиссеру. — А что РТР? Работают одной бригадой?
Конкурирующие телеканалы, боясь пропустить громкую, стреляющую новость, постоянно шпионили друг за другом.
— Кирилл, похоже, они отправляют две машины… — режиссер казался растерянным, но Истомин с лету ухватил суть. Если на место едет сам мэр, то новость того стоила. А может быть, стоила еще больше.
Истомин принял решение. Новости — они как пирожки: холодные никто уже не купит.
— Слава, поднимай в воздух вертолет!
— Мы не запрашивали разрешения…
— Сколько на это потребуется?
— Полчаса, не меньше. А если МЧС поднимет свой геликоптер, то нам могут и не разрешить…
— Считай, что я этого не слышал. Через полчаса мне нужна картинка с вертолета. Не позже.
— Постараемся.
— Не постараемся, а сделаем.
— Хорошо, Кирилл… Александрович.
Когда-то они начинали вместе, и наедине режиссеру Вячеславу Плотникову и в голову не пришло бы называть Истомина по имени-отчеству, но субординация есть субординация: как-никак, генеральный директор канала.
— Значит, так. Назимову — пусть добудет «говорящую голову». Какую угодно: мне нужен краткий официальный комментарий. Идеальный вариант — если он пробьется к мэру. Работаем обычную программу. Потом — короткий рекламный блок, быстренько утрясаем то, что поступило, если ничего нет — одни мои комментарии. К тому времени вертолет должен начать давать картинку. Все ясно?
— Да.
— И вот еще что, — четыре с половиной минуты, отведенные под рекламный блок, быстро истекали, — вспомни: год или два назад мы давали рекламу этого дома. Было такое? Какие-то облака на сорок девятом этаже, орлиное гнездо и прочая мура… По-моему, рекламу делали немцы…
— Угу… Рекламу делали немцы… Адом строили турки. Лучше бы наоборот, — угрюмо сказал режиссер.
— Пусть найдут эти ролики. Пригодятся — заполнять паузы. Когда мэр будет на месте?
— На дорогах пробки, — расхожей фразой из телесериалов отозвался режиссер.
— Он из этих пробок вылетает, как… пробка, — сомнительная шутка, но времени придумывать более остроумную не было. — Мэр в списке — первый. Пусть Назимов пробирается к нему. Мы должны уделать РТР, понимаешь?
Ну это объяснять не требовалось. Девиз: «Мы должны уделать… » — и длинный список всех существующих телеканалов можно было вешать на каждой стене студии.
— Ты уверен, что это не теракт? — последний вопрос; секундная стрелка, дергаясь, начала описывать пятую окружность.
— Кто же в этом может быть уверен?
— Хорошо.
Помощник режиссера начал последний отсчет. Камеры заработали; под потолком зажглось световое табло: «Прямой эфир!».
— Восемь, семь, шесть… — помощник умолк и стал выкидывать пальцы.
Гримерша отработанным движением сорвала салфетку и скрылась из поля зрения первой камеры.
Истомин снова придал лицу значительность. Выгнул дугой аккуратно выщипанную бровь, скупым и очень изящным отработанным жестом поправил очки.
— Э-э-э… Напоминаю, вы смотрите еженедельную информационно-аналитическую программу «Итоги». В завершающем блоке нашей передачи…
Шоу продолжалось.
Дубенский думал, что все произошло именно потому, что он забыл дома мобильный. Глупость, конечно. Ну а если бы не забыл, и один из охранников успел передать ему сигнал тревоги, и он бросил бы свой гидроцикл на берегу Клязьминского водохранилища, запрыгнул в «Тойоту-Прадо» и примчался в Москву, к Башне, что бы это изменило? Ровным счетом ничего.
И все же этот день — последнее воскресенье июля — с тех пор для него был «днем, когда я сдуру забыл дома мобильный». Впрочем, из всех возможных определений это было самое мягкое — «день, когда он забыл дома мобильный».
В тридцать два года он был директором фирмы, торгующей мелким банковским оборудованием — небольшие сейфы, брезентовые мешки для денег, пломбы и прочая ерунда. Дела шли в гору медленно, но верно. Бизнес постоянно расширялся, и Дубенский уже подумывал заняться бронеавтомобилями, но в этот момент на него обратил внимание Андрей Михайлович Мерзликин.
Мерзликин владел строительным концерном «Север», возводившим дома бизнес-класса в самых респектабельных уголках столицы.
Пять лет назад они готовились к суперпроекту — строительству нового дома под названием «Гнездо орла» на берегу канала, невдалеке от Серебряного Бора. Между собой все сотрудники «Севера» называли новый дом не иначе как «Башня».
Да это и была Башня — самая настоящая, в пятьдесят девять этажей и высотой почти в триста метров.
Тогда же Мерзликин разыскал его и предложил стать главным управляющим Башни.
— Работа тяжелая, — говорил он, сверля Михаила буравчиками маленьких карих глаз. — Причем тяжелая — это очень мягко сказано.
Михаил вежливо улыбнулся и заверил Мерзликина, что он не боится никакой работы.
— Отлично. Ты сам понимаешь — положение обязывает. Буду требовать с тебя ровно столько, сколько и с других. И даже больше.
— Разумеется, — ответил Дубенский, показывая, что он все понимает. — В чем будут заключаться мои обязанности? Что я должен буду делать?
Мерзликин помедлил, сложил руки перед собой и посмотрел в сторону и вверх. Затем снова поймал переносицу Михаила в прицел своих буравчиков.
— Все. Абсолютно все, начиная с завтрашнего дня. Если бульдозерист напьется и не выйдет на работу — я спрошу с тебя. Если вовремя не подвезут бетон — я спрошу с тебя. Если риэлторы упустят потенциального покупателя — я спрошу с тебя. И так далее. Ты понял?
Дубенский кивнул не раздумывая.
