Глава 61
Дарелл сидел за дверью, но Себ проигнорировал его предупреждающий взгляд и вошёл в спальню. Он обнаружил Джима стоящим у окна и медленно водящим пальцем по стеклу. После фильма от этой картины становилось тошно.
— Я устал, детка, — прошептал Джим, не оборачиваясь и не прерывая своего занятия, — так устал. В тишине колыбельная. Codail, a linbh, go sámh… Мирно спи, дитя. Скажи, любовь моя, если ты лежишь в колыбели, скажи, любовь моя, почему тогда ты распростёрся на соломе?
— Это текст колыбельной? — спросил Себ.
— Старая ирландская песня, — отозвался Джим. — Даже не знаю, есть ли у неё нормальный перевод. Я не слышал. И не помню мелодии. Но она всё равно звучит.
Он закрыл глаза и запрокинул голову назад. На тощей шее задёргался кадык.
Себ не знал, что ответить, вообще, что говорить. Он хотел убить Александра Кларка. И ради него, пожалуй, даже взял бы пистолет. Это был тот случай, когда он не отказался бы от близости с жертвой. Посмотреть в глаза, спросить: «Что ж ты сделал, падла», — а потом всадить в череп всю обойму, чтобы наверняка.
Джим снова выпрямился, провёл по стеклу и спросил:
— Детка, если я прикажу убить меня, ты это сделаешь?
— Нет, — ровно ответил Себ.
— Почему?
— За суицидом не ко мне.
Ему не по себе стало от мысли о том, что Джим и правда может приказать ему это сделать.
— А если это не суицид?
— А что?
— Скажем, эвтаназия.
— Простите, но вы пока мало похожи на смертельно больного.
— Я плачу тебе не для того, чтобы ты думал, Майлс! — едко сказал Джим. — Кроме того, мы оба знаем, что это не твоя сильная черта. Если я прикажу…
— Я не стану убивать вас, Джим, — тихо отозвался Себ. Ни тон, ни обращение по фамилии его не смутили. Учитывая кино, он готов был спустить Джиму любую выходку.
— Ты убьёшь, — прошептал Джим зло, — захочешь убить. Иди ко мне, Себастиан. Не бойся, стекло тонированное. Нас никто не видит.
Себ и не боялся. Он подошёл к окну и остановился рядом с Джимом. Тот раздул ноздри, оскалился и спросил:
— Тебя никогда не удивляло, что Дэвид Блинч, аристократ-белоручка, стал заказчиком теракта? Нет, никогда. Как я и говорил, думать — не твоя сильная сторона, мой исполнительный тупой Святой Себастиан.
Себ молчал, ощущая только, что под футболкой выступает пот.
— Нет, — повторил Джим. — Дэвид Блинч и близко не подошёл бы к такой грязной теме. Что ты. Он был больше по политическим скандалам. Шепнуть кому надо пару слов, стянуть черновик со стола, передать письмо секретарю заместителя министра, да, это всё в компетенции Дэйви. Но теракт? Общение с подрывниками? Такая сложная организация? Нет, детка. Дэвид Блинч не имел никакого отношения к смерти твой дорогой Эмили. Я был заказчиком теракта. Если честно, я не знал, что твоя жена будет на борту, просто не удосужился проверить. Если бы проверил… — он хохотнул, — не знаю, отменил бы им билеты. Или нет. Я человек настроения. Ну что, детка, — он повернулся к Себу и посмотрел на него с отчаянием, — теперь ты готов меня убить?
Себ прислонился лбом к стеклу.
Ему казалось, будто он завершил двухдневный марш-бросок, причём в полном снаряжении. Тело болело, мутные мысли плавали в голове. Пришло осознание, что он толком не спал последние сутки, да и не ел ничего, не считая тех бутербродов. Помимо физической усталости ощущалась другая. У него устало что-то внутри: мозги, сознание.
— Я не буду убивать вас, Джим, — ответил он тихо, — уже нет.
— Детка, — позвал Джим. Себ повернул к нему голову, и вдруг Джим болезненно ухватился за его шею, потянул на себя и поцеловал в губы. И пока Себ пытался сформулировать хотя бы одно цензурное: «Какого хера?», — поцелуй стал резче и глубже, язык Джима коснулся его языка.
— Какого хера! — рявкнул Себ, выходя из захвата и останавливаясь в полушаге от удара.
Джим визгливо захохотал, а Себ вытер губы ладонью, скривился и сказал раздражённо:
— Это было омерзительно.
Джим продолжал покатываться со схему, даже в подоконник вцепился, а Себ, махнув рукой, упал на стул. Добавил:
— И не смешно. Меня блевать тянет.
— Честное слово, давно хотел это сделать, чтобы посмотреть на выражение твоего лица, — заявил Джим. Себ выдохнул и сказал:
— Лучше заткнись.
— Да брось, — Джим растянулся на кровати, — сколько шума из-за поцелуя.
Вообще-то шума было очень мало, учитывая, что Себ действительно хотел поставить Джиму второй фингал, симметричный первому.
— Ещё раз так сделаешь, и я тебя не убью, но сильно покалечу, — сказал он.
Джим опять засмеялся:
— Неужели я в некотором роде первый? Сразу видно, что ты не получил достойного образования. В любой приличной школе мальчики развлекаются так до самого выпуска. О, я могу спорить, — он прикрыл глаза и произнёс совсем другим тоном, в котором не было и намёка на весёлость: — Александр пользовался популярностью.
Себ ещё раз вытер рот. Очень сильно хотелось почистить зубы, но он решил, что перебьётся пока. Вот они и дошли в этом сомнительном разговоре до ключевой темы. Только как поднять её, Себ не знал. Он понимал: никогда в жизни он не сможет сказать Джиму, что посмотрел «Стеклянную стену». И Джим никогда не будет готов это услышать.
***
Себ не сомневался, что пожалеет об этом. Собственно, он начал жалеть в ту же минуту, как предложил, — и был уверен, что ещё не раз проклянёт себя за дурацкую идею. Джим хотел избавиться от гостеприимства доктора Дарелла как можно скорее, и Себ пригласил его к себе на несколько дней.
Джим, подняв одну бровь, спросил:
— Зачем мне это?
Себ пожал плечами и сказал:
— Думаю, вам не стоит оставаться одному сейчас.
— Никто не разрешал тебе иметь собственного мнения, Майлс, — огрызнулся Джим, а потом махнул рукой с таким видом, словно ему было плевать.
Джим послушно занял комнату Сьюзен, ни слова не сказав про интерьер. Собственно, он рухнул на кровать, едва вошёл, закрыл глаза и сделал знак, что Себ может убираться.
Себу было, чем заняться: переодеться, принять душ, приготовить еду, стараясь не захлебнуться слюной. Джим вёл себя тихо, и Себ решил, что может немного поспать.
Он проснулся среди ночи не от звука, а от ощущения взгляда. Джим стоял возле его постели и пристально изучал его.
— И вам доброе утро, — пробормотал Себ. Джим спросил:
— Ты вообще никогда не спишь крепко?
— Вы как-то зашли сюда, и я не проснулся.
— О, — Джим улыбнулся, — я был осторожен. У меня есть кое-что для тебя, детка. Потом могу забыть… К будущему дню рождения.
Сунув руку в карман пиджака, он достал оттуда квадратную достаточно массивную коробку, поставил её на тумбочку и вышел, не сказав больше ни слова.
Отлично.
Себ откинулся обратно на подушку, взял коробку, открыл и достал оттуда крупные квадратные часы на толстом кожаном ремне. Вместо циферблата у них был череп, слегка светящийся зелёным в темноте. Над ним — марка, Bell & Ross. Себ включил ночник, покрутил часы и увидел на задней крышке гравировку: «Sanctus Sebastianus immortalis». Только загадок от Джима ему не хватало. Себ догадался, что это латынь, и даже перевёл: «Бессмертный Святой Себастиан». Но понятнее не стало.
Выругавшись сквозь зубы, он снял свои старые часы и надел подарок, благо, сел он отлично.
В сон уже не клонило. Себ поднялся с постели, вышел на кухню, заварил чай с двумя пакетиками сразу и впервые за сутки немного отпустил контроль. Тут же всё навалилось разом. Желание выпить сделалось ещё сильнее, чем в кабинете Дарелла, но Себ снова проигнорировал его — есть вещи, которые необходимо осмысливать только на трезвую голову.
Какое же дерьмо.
Упав на стул, Себ отставил кружку и сжал голову руками.
Джим был организатором теракта, в котором погибла Эмили. Но даже когда он попросил, Себ не захотел убить его.
