Сломанная стрела - Кертис Кэмерон

Поразительно, что эта система работает так же хорошо, как и западная.

Мужчина вызывает такси, даёт водителю указания и придерживает дверь для Стайн. Она садится в машину позади водителя, который сидит справа. Японцы ездят, как и британцы, по левой стороне дороги.

Мой взгляд обводит вестибюль и улицу. Адаптация к новым городам занимает время. Со временем чувства приспосабливаются к языку тела и поведению людей вокруг.

Похоже, этот человек занимается своими делами.

Этот другой человек выглядит так, будто делает вид, что занимается своими делами. Разница может быть едва заметной, например, в том, как мужчина держит плечи.

Возражения генерала Конго поначалу показались мне попыткой следить за нами. Военные офицеры, как правило, помешаны на контроле. Это естественная реакция на хаотичную обстановку, где контроль — лишь иллюзия. Чем больше я слушал, тем больше ощущал серьёзную обеспокоенность в его голосе. Возможно, у него были проблемы с КОК и внештатными якудза.

Я заставляю себя пересмотреть свои предположения. B-1b приземлился средь бела дня, и это был необычный планёр для Йокоты. Среди громоздких транспортных самолётов Командования воздушной мобильности он выделялся. Нас отвезли на военной машине в Татикаву. Любой, кто наблюдал за базой, сообразил бы, что к чему.

Конго руководит контртеррористическим подразделением. Базы КОК находятся под наблюдением. Он не хотел бы в этом признаваться, но у них могут быть глаза и уши внутри.

Я не заметил никого, кто следовал бы за нами из Татикавы, но это не значит, что там никого не было. Я сажусь в такси, закрываю дверь и киваю водителю, чтобы он ехал.

«Что у тебя есть по КОК?» — спрашиваю я Штейна.

«Моя команда уже всё подготавливает. К тому времени, как вернёмся в отель, у нас будет полное досье».

«Будет ли у нас то же, что и у Конго?»

«Нам следует. У него нет причин что-либо скрывать».

«Мне не нравится, как он описал КОК».

«Что-нибудь конкретное?»

«Молодой. Состоятельный. Высокообразованный».

Штейн нахмурился: «Понимаю, что ты имеешь в виду».

«Яростные идеологи, — говорю я. — Хуже того, они выглядят как группа активных людей. Это делает их вдвойне опасными».

Такси лавирует в плотном потоке машин. Я узнаю улицы, по которым мы ехали по дороге в город. Позади нас возвышаются небоскрёбы финансового района. Впереди — трёх-, пяти- и семиэтажные здания. Отражая лучи заходящего солнца, окна горят оранжевым огнём.

Улицы пестрят цифровыми билбордами высотой в сто пятьдесят футов. Повсюду огромные универмаги, магазины пластинок и дизайнерские бутики. А вот и трёхэтажный ресторан McDonald's. Сибуя затмевает Таймс-сквер.

Токио, даже больше, чем Нью-Йорк, пропитан безудержным потребительством. Объём денег, проходящих по этим улицам, должен быть невероятным.

Я поворачиваюсь на сиденье, смотрю в заднее стекло такси.

Окружающая среда – настоящий когнитивный кошмар. Слишком много всего происходит. Мы проезжаем площадь шириной в два футбольных поля. Волны людей выливаются из выходов метро и хлынули туда-сюда по открытому пространству. Много молодёжи и туристов. Район кипит энергией. Мне хочется сказать водителю, чтобы он свернул на боковые улицы, где легче заметить хвост. Бесполезно, я не говорю по-английски.

Штейн ёрзает. «Брид, как думаешь, мы сейчас в поле их зрения?»

«Возможно, нет, но было бы глупо их недооценивать».

Таксист сворачивает с главной улицы. Улицы становятся уже и темнее. Такигава Кен дал нам адрес, но я не вижу ни табличек с названием улицы, ни номеров домов на двери.

Тротуаров нет. Токио был спроектирован так, чтобы сбить с толку любого, кто ожидает увидеть сетку улиц и проспектов.

Улица, хоть и тускло освещенная, чистая. Водитель останавливает машину перед длинным двухэтажным зданием. Окна на втором этаже темные, но над ним горит свет.

Входная дверь. Водитель указывает на здание и говорит что-то по-японски.

Мы прибыли.

Штейн платит за проезд, и мы спешиваемся.

Улица достаточно широкая, чтобы разъехаться двум машинам, но движение не очень интенсивное. Одна или две машины объезжают остановившееся такси. Пешеходы идут посередине и расступаются, услышав приближающиеся машины.

Я подхожу к двери. Изнутри доносятся резкие крики и удары падающих на маты тел. Я киваю Штейну, толкаю дверь. Мы входим в додзё, снимаем обувь и встаём сбоку от двери.

Додзё — это длинный зал, сто пятьдесят футов в длину и шестьдесят футов в ширину. Стены обшиты светлым деревом, полы устланы чистыми белыми циновками. Около тридцати мужчин и женщин сидят в три ряда, образуя широкую букву U вокруг центра. Каждый одет в белое кимоно и цветной пояс.

На вершине буквы U стоит молодая женщина. Темноволосая и бледная, она одета в белую рубашку и ярко-красные хакама.

Она босиком. Рукава её рубашки мешковатые и доходят до локтей.

Она указывает на студента. Тот вскакивает и подбегает, чтобы ударить её кулаком.

Девушка отходит в сторону, правой рукой перехватывает атакующую руку студента, а затем заносит левое предплечье над его бицепсом.

Она ударяет его высоко в грудь. Резким движением сбивает с ног. Он падает на мат, его правая рука всё ещё зажата в её захвате. Он шлёпает по мату, чтобы смягчить падение, и она отпускает его. Поднявшись на ноги, он кланяется и возвращается на своё место.

Такигава Рин.

Она указывает на ещё двух студентов, мужчину и женщину средних лет, и рычит команду.

Двое учеников встают и смотрят друг на друга. Мужчина собирается ударить женщину, которая повторяет приём своего сэнсэя.

«Мата», — командует девушка в красной хакаме.

Студенты снова встают друг напротив друга, но на этот раз атакует женщина. Мужчина повторяет приём, бросая женщину на пол.

«Йой», — говорит сэнсэй. Ученики возвращаются на свои места.

Рин стоит неподвижно на вершине буквы U. Изучает меня и Штейна.

«Джесуто га имасу», — говорит она. «У нас гости».

Студенты поворачивают головы и смотрят на нас. Рин внимательно смотрит на меня. «Полагаю, вы американец», — говорит она. «Хотите попробовать? Я вас не трону».

Мой рост 180 см, а у неё 175 см. Высокая для девушки, но, с другой стороны, Такигава Кен моего роста. Их отец был крупным гайдзином.

Она хочет устроить демонстрацию против мужчины, который значительно крупнее ее.

«Хорошо», — я снимаю куртку и носки.

«Давай, Тигр», — шепчет Штейн.

Я делаю шаг вперед и смотрю на Такигаву Рина.

Она привлекательная девушка. Евразийские черты лица, высокие скулы, широкий рот и чувственные губы. В её подтянутых предплечьях чувствуется сила. Она слегка потеет. Впадина на шее блестит на свету.

«Толкни меня», — говорит она.

Это базовый приём, и я поддаюсь ей. Толкаю её в грудь ладонью правой руки. Она хватает меня запястьем и валит на землю.

«Возьми меня за запястье», — говорит она.

Я хватаю Рин за левое запястье правой рукой. Она отступает в сторону, тянет меня к себе, я теряю равновесие. Лучше. Она заставляет меня вести себя правой рукой, развернув корпус. Резкая боль пронзает бок. Вот так межрёберные мышцы. Из-за этого я не могу подойти и ударить её левой. Это как танец.

Два быстрых движения — и я на земле.

Она думает, что я не умею падать. Легко меня подводит. Я всё равно смягчаю падение, чистый рефлекс.

Достаточно, чтобы показать ей, что я не новичок.

Я гримасничаю, поднимаюсь на ноги. Рин смотрит на меня с новым пониманием, но глаза его настороженно.

Она видит, что у меня есть способности, но не знает, какие именно.

Боевые навыки, которые я освоил, включают в себя приёмы айкидо, но это не айкидо. Айкидо — прекрасное боевое искусство, плавный танец. Оно позволяет практикующему защищаться, не нанося смертельного урона нападающему. Боец должен решительно и эффективно уничтожить противника. Если в хаосе настоящего боя вы ищете болевой приём на запястье, вы упускаете возможность убить противника.